Глава 15.2: Когда настигнут призраки минувших дней (1/2)

Вся неделя была опутана беспокойным напряжением. Ещё бы – сунутая под дверь съёмной комнаты игральная карта стала не лучшей находкой для Леви после похода за продуктами на прошлых выходных.

Пиковый туз. Грёбаный Верман. Ну конечно, будучи бывшим карточным шулером, его коронным жестом всегда было проделывать подобные выкрутасы.

Уже второе предупреждение. Видимо, за эту ночь придётся собрать пожитки и перебираться в другую квартиру, найденную буквально вчера. Прямо как в детстве.

А что ещё можно сделать? «Заказ», как стало известно по наводкам Эрда, временно покинул Англию и вернётся только во второй половине февраля: Влатко, на которого у Леви уже была собрана внушительная папка со всеми каждодневными маршрутами, казалось, кожей чуял нависшую над собой угрозу. Похоже, прежний статус наёмника приелся к Вуковичу прочно, став чем-то сродни необъяснимому инстинкту.

«Только вот это не спасёт тебя от пули, мудила, — мысленно процедил Леви образу с фотографии, воспроизведённом в памяти. — Поди, с наслаждением ты замучил тех парней? За всё надо платить».

Действительно. За всё надо платить. Кому, как не Леви об этом знать.

Непременно, ведь северным цепным псам во главе с их предводителем было мало предоплаты, что Аккерман получил за заказ и выложил им всю без остатка. Да, этого не хватало, чтобы полностью погасить долг, избавив от бремени себя и освободив от прицела друга. Но не рассылать же теперь Вермановские метки направо и налево так, словно он не отдаёт каждый заработанный пенс! Будто он без того не понял, что подобный переплёт вкупе с просчётами по сроками – дело безотлагательное.

Груз ответственности тянул вниз до хруста в рёбрах и боли в скулах, заставляя каждый вечер в пустой, неуютной комнате обессилено втягивать воздух в лёгкие сквозь зубы. Казалось, что всякая частичка окружающей действительности оборачивается вгрызающимися в тело огромными пиявками и утягивает в беспросветную тину, в самую глубь.

И всё-таки, в череде мрачных мыслей пробивался один уверенный, яркий луч надежды, глоток свежести среди болотной топи – сегодня понедельник, а значит новая вечерняя встреча со Смитом, которую тот перенёс с выходного на первый рабочий день недели.

Нетерпеливый шаг не замедлялся ни на секунду. Осталась лишь жалкая половина этажа, и Леви в очередной раз окажется в светлой долине рядом со своим бессменным компаньоном. Там, где нет обязательств. Там, где нет угроз и проблем.

Трудно было поверить, что с новогодней ночи, подкреплённой новым подарком и ощущением надёжной опоры позади себя прошло уже чуть больше месяца. Через каких-то три недели догорит февраль, время года переменится, заставляя воображаемую зимнюю наледь растаять. Воображаемую потому, что в Лондоне сразу после смены календарного года снег быстро превратился в таящую, грязную кашу.

Однако вразрез со всем происходящим, по венам у Леви, казалось, уже приличное количество времени вовсю бежала весенняя капель. По крайней мере, всякий раз, когда он оказывался на своём привычном месте в кожаном кресле и смотрел в небесную даль глаз напротив. Хотелось и дальше представлять тёплый свет солнца, перебиваемый ни с чем не сравнимым голосом – лучше звучания старых песен, лучше блаженной тишины, лучше ласкового пения птиц.

Он не знал, что за нелепица каждый раз вспыхивает в голове, стоило подумать об очередной терапии. Не знал, связано ли это с полюбившимся несуществующим миром или… С Эрвином?

Неужели его присутствие воспринималось значительнее самого смысла встреч? Или, наоборот, просто придавало всему прочему смысл? Нормально ли это?

«Это нормально», — прошелестело в ушах чужое заверение. Но как только вспомнился контекст этой фразы, тело грозило бросить в холодный пот.

Это чувство в груди… Пугало и будоражило одновременно, заставляя тело без всякого разрешения откликаться позывам поговорить, а лучше послушать, подольше, сесть напротив, взглянуть. Что это?

Появившаяся дверь, ведущая в царство спокойствия, выбила из головы любую из мыслей. Он незаметно для себя пришёл к кабинету.

За столько времени Леви даже приучил себя стучать, прежде чем вторгаться куда-либо. Хотя бы потому, что, вспоминая свой «дебют» в совещательной, становилось стыдно. И как он мог так себя вести?

На короткое постукивание – один раз с небольшим перерывом и после два подряд – Эрвин уже привык, поэтому незамедлительно ответил:

— Заходи, Леви.

Как только Аккерман запер за собой дверь, перед глазами предстал вид, навевающий почти домашний уют. Удивительно, но в этой донельзя официальной комнате его было больше, чем во всех вместе взятых пристанищах, где ему доводилось жить.

Эрвин сидел на краю дивана, сосредоточено разливая по чашкам ароматный чай. Когда заметилось замешательство вошедшего, чайник тотчас был отправлен обратно на стол. Залёгшие от усталости за прошедший день тени под искрящимися глазами разгладились и по волосам скользнуло золотое свечение, когда он обернулся. Рубашку покрыло незаметными изломами, а брюки из дорогого габардина от незамысловатого движения плотнее обхватили его крепкие бёдра.

Леви невольно сглотнул, застопорившись ещё сильнее. Пульс расшалился, ударяя в уши.

Да что ж такое.

— Я уже тебя заждался, — Эрвин ненавязчиво улыбнулся. Он, по наблюдению Леви, вообще всё делал так, как нужно. Непринуждённо, выверено, со вкусом. Быть может, лучше подходило слово «идеально». — Присаживайся.

Дважды повторять не требовалось. Стараясь по максимуму не показывать своё рвение поскорее усесться напротив, Леви неспешно проследовал к креслу. Предвкушение пускало по телу слабые разряды тока, ставшие ещё сильнее, едва он принял сидячее положение, а Смит учтиво пододвинул к нему блюдце с чашкой.

— Заждался? — доброжелательно поинтересовался Леви. Под натиском чужого взгляда он резво вцепился в ободок чашки.

— Аккуратно, горячий, — предупредил Эрвин прежде, чем по коже перчаток покатились капли конденсата. — Да, даже успел перебрать часть документации.

— Лихо ты, — заблаговременно похвалив, Леви и сам вспомнил огромное скопище бумаг для описи за сегодняшний день. Пока с Влатко полное затишье, приходилось играть в прилежного архивника. Бесило похлеще, чем отголоски пыли на своём столе в офисе, который он каждое утро отдраивал до блеска, но ничего поделать со своей официальной частью работы не мог.

Сколько не было приложено стараний, чай всё равно обжёг горло. Аккерман еле заметно поморщился, перекатывая на языке вкус с почти неуловимой горечью:

— Ты заваривал?

— Стейси, — был получен ответ. — Сказал ей, чтобы выбрала на свой вкус.

— То-то и видно, что Стейси, — привкус будто за секунду стал в сто раз сквернее. Какая-то непреодолимая неприязнь к секретарше засела внутри и в упор отказывалась уходить прочь всякий раз, когда она попадала в поле зрения. Щебетала слащаво, вечно спрашивала у всех подряд, а особенно у своего босса, про то, насколько ей идёт «новая причёска», хоть на деле – в миллионный раз крашеные патлы. Просто всем своим видом раздражала. Неудивительно, что её «творением» ещё и обжечься угораздило. — В следующий раз я сам заварю.

— Как скажешь, — Эрвин кратко кивнул с источающим согласие лицом. — Только тогда мне придётся сидеть здесь ещё на час дольше.

— Ничего, посидишь, — беззлобно бросил Леви, в попытках окончательно распробовать напиток. Вообще, было не так уж и плохо. Просто захотелось придраться к Стейси. А ещё захотелось узнать, насколько много у Эрвина появилось времени для ожидания их сеанса. — Сегодня все быстрее разбежались?

— Можно сказать и так, — Смит тоже отхлебнул чая, про себя удивляясь, почему Леви так скептично отнёсся к его вкусу. — Последний клиент ушёл где-то часа полтора назад.

— Надо было меня вызвать! — послышался неопределённый вздох. — Ты бы освободил меня от причитаний Льюиса. Какой он нудный, это просто ужас.

— Леви, он не нудный, — Эрвин ухмыльнулся, бросив смешок вместе со взглядом себе под ноги. Такое доводилось слышать уже далеко не первый раз, — Просто он…

— «Выполняет свою работу на совесть», — заранее зная концовку, Аккерман поспешил завершить фразу. Такая предсказуемость начальства вызвала у него тихое фырканье.

Смит распознал в словах свойственные себе высказывания и одновременно несвойственную для Леви лукавость. Он наспех поднял глаза, вмиг искренне поразившись.

Обычно плотно сомкнутые или поджатые губы Леви чуть приоткрылись, рисуя собой лёгкую улыбку. В серости глаз, обращённых на него, улавливался уже знакомый огонёк, растапливающий бесконечные тучи вокруг радужки до безоблачного непогожего неба. Только незнакомый новый прищур – совсем не циничный или недовольный, а делающий лицо многократно умиротворённее, резко выделялся. Как счастливая случайность, ворвавшаяся в жизнь неоспоримой, прекрасной данностью. Как многолетняя тайна, доверенная не незнамо кому, а угодившая прямиком Эрвину в руки.

«Прямо как я представлял», — он замер, не в силах отвлекаться.

Всё-таки запечатлел. Смог.

Для него Леви выглядел так непривычно, почти неловко в столь открытом демонстрировании радости. Это просто не могло оставить равнодушным. Не могло не заставить колебаться всегда ровно бьющееся сердце.

— Ты чего? — сам Аккерман, казалось, совсем не заметил произошедшее. Не придал этому какое-то неоспоримо важное значение, потому как испытывать положительные эмоции рядом со Эрвином стало некой полюбившейся закономерностью. Поэтому, завидев, как тот замешкался, он стушевался. Улыбка медленно осела, ускользая с лица. На её место пришла почти незримая обеспокоенность. — Что-то не так?

— Нет-нет, — несколько заторможенно выдал Смит, проклиная взятую из воздуха неосмотрительность, из-за которой мгновение сорвалось и пропало, точно как и беспечное выражение лица напротив. — Всё так.

О, нет, ответ не мог и на сотую долю описать произошедшее. Просто «всё так» совершенно не подходило под состояние, сравнимое разве что с обрушенным на голову градом. Осознание, насколько скоротечным было лицезреть долгожданную улыбку на чужом лице, кроткую и хрупкую, отвесило ощутимый всем существом подзатыльник.

Вот бы обернуть время вспять. Заставить зыбкое мгновение застыть, как бабочку в эпоксидной смоле, и разглядеть получше во всей красе. Но то было бы самой натуральной наглостью, какую Смит ни за что бы себе не позволил. Упущенное не воротишь. Даже если очень хотелось.

Леви хлопнул глазами, как бы в знак понимания. Нынешний настрой так и взывал прикрыть их да начать медленно погружаться в мир, уже ставший своеобразной отдушиной, постепенно помогающей многое переосмыслить. Но царящее молчание всё не прерывалось. Эрвин совершенно не спешил говорить привычные слова, согласно которым сеанс можно было считать нáчатым.

«Почему он не начинает?» — немного погодя, всплыл резонный вопрос. Такого раньше не было.

Усиленное ожидание ничего не дало. Только больше раззадорило зудящую щекотку у сердца, предвещающую какой-то подвох.

Глаза внимательно проследили, как Смит переместился с дивана на своё кресло напротив. Нервы вроде бы усмирило. Вероятно, тот просто собирался с мыслями, и сейчас всё пойдёт, как по маслу.

— Сегодня я хотел бы провести сеанс иначе, — внезапно сообщил Эрвин, оборвав все посторонние надежды. — Не как обычно.

«В каком смысле?» — столь размыто сказанное заставило тревожиться ещё хлеще.

— Леви, — на Эрвина тут же взмылся вопросительный взгляд. — Помнишь, ты как-то сказал, что я не понимаю тебя, потому что ничего не знаю о жизни за пределами элитных кварталов.

— Помню, — вырвался краткий, утвердительный вздох. Леви, перебирая в голове воспоминания в хронологическом порядке, всё-таки нашёл нужное. — Тогда я думал, что ты та ещё зажравшая скотина. Извини, был не прав.

— Нет, ничего, — губы подёрнулись вверх, пока воображение пыталось отчётливо представить лицо прежнего Аккермана: скованного, озлобленного, повёрнутого спиной к любому заинтересованному в разговоре с ним. Не получалось. Просто не укладывалось в голове, что парень, знакомство и общение с которым в своё время стали десятым кругом ада, и Леви, что был перед ним сейчас – один и тот же человек. — Знаешь, ты мог бы рассказать мне об этом побольше.

«Вот чёрт».

Разговоры о прошлой жизни. Только не это. До сих пор запомнилась та беседа на скамейке осеннего парка, которая тогда собиралась выпустить все «потроха» наружу. И похоже, что настал второй раунд.

— На кой оно тебе сдалось? — над Леви вдруг будто бы нависла тень. Умение выговариваться кому-то явно не было его сильной стороной.

— Я хочу полностью тебя понимать, — Смит и впрямь считал, что подобный шаг необходим. В течение всех этих месяцев он постепенно вытаскивал Аккермана из оков собственного сознания, что продолжает делать и по сей день. Но шанс поведать о прошлом – важная деталь, которая может не просто ответить на ряд неразрешённых вопросов, а дать возможность пережить те события правильно. — Знать, каково это – жить по ту сторону.

— Хреново, — не заставил себя долго ждать ответ. Его выпалили, как на духу, секундно прикрывая глаза. Задело за живое.

Эрвину ясно виделось, что подопечному трудно спокойно разглагольствовать на такую тему: скулы повело, брови искривились, и можно было поспорить, что он вот-вот нервно сглотнёт.

Поэтому нужно расспросить побольше. В одночасье приоткрыть оконную створку в забитой голове и выпустить несказанные слова, что долго сидели там, прочь. Это всё упростит. Это поможет.

— Можно поподробнее? — бросили наводящий вопрос. Смит положил расслабленные руки на подлокотники кресла, ожидая дальнейших реплик. Одна часть своего «я», ненавидящая заставлять Леви опять проходить через всё прожитое, слабо протестовала, но другая, более здравомыслящая, вещала, что только так он сможет его освободить.

— А куда ещё подробнее? «Хреново» – самое исчерпывающее, что можно сказать, — на вновь сжатых губах стало вырисовываться нечто, напоминающее кривую, невесёлую ухмылку. Аккерман хотел было отмахнуться, даже руку приподнял, но она так и застыла на месте, медленно опускаясь обратно. — Ох. Чтоб тебя. Ладно.

Расположившись поудобнее, Эрвин стал вслушиваться в начинающееся повествование и вместе с тем внимательно наблюдать за изменением в поведении рассказчика. Было отмечено, что слова у того застопорились, поэтому посчиталось своим долгом напомнить:

— Всё в порядке. Медленно вдохни и выдохни, — Смит увидел, что Леви, не дожидаясь его слов, уже начал проделывать это упражнение. Лицо тотчас смягчилось. Всё прошло не даром – названный пациент действительно уже много чего усвоил. — Ты можешь продолжить, как только соберёшься с мыслями.

— Нет, я готов. Я расскажу тебе. Секунду, — тот в своей манере сделал глоток из чашки. Казалось, маленькая частица спокойствия понеслась по телу вместе с тёплым чаем. Однако ключевое слово здесь – «казалось». — Если вкратце, то Ист-Энд – просто сточная яма. Преступность цветёт. Если на юге, поближе к центру, всё ещё куда не шло: полиция работает, даже свиньи из Правительства что-то отстраивать лет семь назад начали, то на крайний север, где я живу, легавые почти не суются. Видать боятся, что грохнут. Ну и эмигрантов навалом. По-английски ничерта не понимают. При грабежах это всегда было проблемой.

— А ты так часто грабил?

— Приходилось, — кресло теперь вдруг стало жутко неудобным, будто тесным, пусть места и было навалом. Леви маялся, как неприкаянная душа. Приходилось говорить Эрвину то, что он никому и никогда прежде не озвучивал. — Когда Кенни свалил, заначки хватило на некоторое время. Пока хозяйка его халупы не стрясла за аренду. Ну а дальше…

— А работа? Не было ни одной возможности? — ныне помрачневший Смит вновь отпил чая.

— Да кому нужен семнадцатилетний сопляк без нормального образования? Сначала работал. Газеты раздавал. Вечером же в самой, наверное, стрёмной забегаловке на баре стоял, — пальцы впились в подлокотник, когда вспомнился свой последний рабочий день в маленьком пабе у чёрта на рогах. — А потом ублюдок-хозяин зажал зарплату за первый месяц. У нас на севере это дело привычное. Я, естественно, стал наезжать на него, только вот выбить хоть что-то не вышло – меня за шкирку выкинули на улицу. Сказали, чтобы не возвращался. Мы обмозговали с Фарланом пару вопросов и решили, что можно раздобыть деньги проще.

— Фарлан? — Эрвин недоумевающе сморгнул. — Кто это?

Новая, незнакомая часть Ист-Энда стала самой отдалённой, какую доводилось видеть за все свои десять лет. Забытая Богом окраина на севере.

Кенни сказал, что опять нужно переехать, ничего толком не объяснив. А вслед за тем, пока они собирали свои немногочисленные пожитки и загружали их в машину, без конца твердил уже давно зазубренные истины: не шататься где попало, стараться ни с кем не говорить, не называть свою фамилию. И это так раздражало! Леви был уже, как он сам считал, достаточно взрослым, но ему всё равно устанавливали целую кучу правил и таскали из квартиры в квартиру.

Где-то в закромах детского сознания казалось, что они будто вечно убегают. Леви, конечно, не мог утверждать, потому как играть в догонялки всегда было не с кем. Но точно знал – в такой игре обязательно должен быть тот, кто водит. Зачем же тогда бежать, если такового нет?

Или есть?

В любом случае, дядя в который раз смотался не пойми куда, и он решил ослушаться. Отправился к спуску на сточную речку под покрытым смоговой пеленой небом.

Ему здесь не нравилось. Дым от окрестных фабрик взвивался высоко над домами, да и народ был будто бы во много раз злее.

Леви сел на сколотые ступеньки у самой воды, принимаясь кидать в тёмную и не особо приятно пахнущую жижу камушки. Его «забава» так бы и продолжалась, если бы рядом кто-то не приземлился, заставляя чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности.

— Привет! — когда Леви решил посмотреть на незваного гостя, то увидел перед собой белокурого мальчишку. Тот был потрёпанный, но всё равно широко улыбался, так, что сбоку было видно выпавший молочный зуб, и тянул руку для приветствия. — Ты тут новенький, да? Я Фарлан. Хотя бабка по соседству называет меня: «Ах ты, Чёрч, мелкая заноза в заднице!».

И мальчик вдруг рассмеялся. Просто и раскованно, словно вот так представиться незнакомцу для него ничего не стоило.

На мгновение Леви показалось, что собственная челюсть отвисла до земли от недоумения. Редко приходилось общаться с соседскими ребятами, но энтузиазм этого мальчишки и свист при разговоре из-за отсутствия зуба повеселили. Он улыбнулся одними губами и тоже протянул руку:

— А я Леви.

— Круто! Будем дружить, — после рукопожатия Фарлан стряхнул пыль с потёртых штанов и поднялся на ноги.

— Что? — недоумевающе хлопнул широко раскрытыми глазами Аккерман. — Ты ж даже не знаешь, кто я такой…

— Эх, странный ты! — детский смех разнёсся по воздуху, отразившись от каменной кладки на стенах. — Как это не знаю? Мы же только что познакомились! Ай, брось, пойдём лучше покажу тебе свой шалаш. Хочешь?

Леви вскочил с места, не скрывая воодушевления:

— Шутишь? Настоящий шалаш?

— Ну конечно, — Чёрч гордо вскинул голову. — Я сам построил. Так хочешь или нет?

— Хочу.

— Тогда давай наперегонки! — он несильно толкнул собеседника в плечо и побежал вверх по ступеням, попутно выкрикивая: — Ты водишь!

— Эй! — вызов был принят, поэтому Леви, спохватившись, побежал за новоиспечённым другом. — Да я тебя за секунду поймаю!

— Мой старый друг. Ещё мелкими познакомились. Играли вместе. Таскали яблоки с рынка, так, забавы ради. Пока дядя уши не оборвал обоим. Странно, но он был не против моей дружбы с местным. Нагоняй нам был знатный, поэтому перестали, — Леви вдруг попытался слабо улыбнуться. Наверное, эти воспоминания вправду вызывали у него душевный трепет. — Короче, с яблоками выходило легко. Вот мы, придурки, и решили, что грабить – почти то же самое.

«Фарлан, Фарлан… — имя казалось Эрвину смутно знакомым. — Точно. Вроде бы, его имя значилось в отчётах о задержаниях Леви. Похоже, они действительно долго работали дуэтом».

— Ещё он помогал мне в поисках Кенни. И… — прежняя искорка ностальгии стёрлась, когда веки болезненно задрожали. Голова Аккермана, словно под большой тяжестью, опустилась вниз. — И найти того, кто убил маму.

— Убил?.. — Эрвину показалось, что дыхание на мгновение прекратилось от такого заявления. Конечно, он помнил разговор, когда Леви обмолвился о смерти матери, но только украдкой, вскользь. И уж точно никогда не говорил об убийстве.

— Да. Я был в другой части борделя, меня забрала мамина знакомая на вечер. Так часто бывало. Не объяснишь же ты ребёнку, что он явно будет мешаться, когда «дядя придёт поиграть», — Леви придвинулся на край кресла, ближе к Эрвину напротив, будто обсуждаемое было заклятым секретом. Никак не решался признаться себе, что сейчас его может успокоить один простой жест, который они уже проделывали на терапии. — Потом всё, как в тумане. Все суетятся, что-то кричат. Я бегу в нашу комнату, там везде кровь, а она… Я… Я не могу.

— Тебе тяжело, я понимаю, — Смит уловил момент и аккуратно, будто спрашивая позволения, взялся за кончики пальцев под кожзамом. Те в момент схватились за протянутую руку сильнее, как за хлипкий спасательный круг. — Если ты не хочешь, то мы можем пока не говорить об этом.

— Да… Спасибо.

К такой теме ни один, ни второй оказались не готовы. Обходя профессионализм, в груди у Эрвина защемило от осознания того, насколько близкó было понимание столь ужасного чувства. То, чего не захотелось бы желать даже заклятому врагу, а тем более Леви – потерять родных по чьей-то прихоти, оставаясь один на один с всепоглощающей скорбью. Да ещё и в таком раннем возрасте. Поэтому он решил временно отступить и продолжить мыслить в проторенном направлении.

«Значит, грабежи с другом. Это ведь явно не конец истории», — становилось всё тяжелее задавать вопросы, когда очередной взгляд метнулся в сторону Аккермана – прежнее расположение его духа улетучилось, оставляя за собой только мученическую гримасу. К несчастью, побег от проблемы никогда её не решает, поэтому Смит продолжал уверенно задавать вопросы:

— Что насчёт Северных?

— А что с Северными? — тот поник окончательно, понимая, что разговор хоть и свернул с самой ужасной темы, но подошёл к не менее неприятной.

Воцарилось оглушительное безмолвие, согласившееся отдать бразды правления не сразу, а только через дюжину секунд.

— Тебе когда-нибудь доводилось видеть бешеного пса? — внезапно спросил Леви, когда взгляд бездумно забегал по их сцепленным ладоням.

Эрвин только сощурился, не совсем понимая значение заданного вопроса:

— Не припомню. Если только просто злобных.

— Нет, злоба – это не то. Бешеная собака готова разорвать любого, кто к ней сунется, на куски. У неё как будто просыпается такая жажда крови, что она аж слюной исходит, — физиономия Леви искривилась от омерзения. — А теперь просто представь, что эти ублюдки – целая стая таких псов. Поэтому, Эрвин, говорю тебе сразу, лучше не суйтесь на север, — неспокойные глаза устремились прямо на Смита. — Даже если соберётесь завозить туда оружие. Не надо. И, тем более, не лезь туда сам. Никогда. Этот несчастный клочок земли со всяким сбродом не стоит собственной безопасности, поверь мне.

— Я приму к сведению, — после сказанного Эрвин увидел, как Леви чуть не задохнулся от негодования, потому как такая реакция его явно не устроила. Но речь сейчас шла совсем о другом. — Как же ты тогда вышел на них?

— Это они вышли на меня. Видели в деле, вот и решили, «что такой, как я» им нужен, — злобный цок был готов сорваться с губ, когда Аккерман вспомнил о собственных глупости и упрямстве. — Ты точно хочешь это слушать?

— Конечно. Ты можешь всё мне рассказать, — твёрдость намерений сочеталась с звучностью тона Эрвина так превосходно, что Леви ненадолго прикрыл веки, как от пропетой колыбельной.

— После их «вербовки» я согласился. Мы с Фарланом тогда на последние гроши снимали отвратительную комнатушку, денег было совсем на нуле. Меня всю жизнь учили, что нужно выживать любой ценой. Эрвин, я просто не хотел подыхать, — посыпались оправдания. Серые глаза поднялись вверх, ища полного понимания. И нашли – в глазах напротив. Бóльшего и не требовалось.

— Не нужно оправдываться. Ты всего лишь делал всё, чтобы выбраться из нищеты теми способами, о которых знал. В этом нет ничего зазорного, — прошептал Эрвин одними губами, изучая каждую дрогнувшую ресницу и напряжённую морщинку между бровей на белеющем лице Леви. Формирование восприятия той или иной проблемы – половина пути к её разрешению. — А дальше?

— И я даже был уверен, что поступил правильно. А вот Фарлан…

Всплывшее на поверхность сознания воспоминание стало от и до сопровождаться тихим пересказом:

— Что? — Чёрч вскочил так резко, что скрипучий стул под ним грозился рассыпаться в щепки. — И ты реально согласился пойти к ним?!

Не выдержав, он достал из холодильника бутылку дешёвого эля и сделал пару жадных глотков. Тыльная сторона напряжённой ладони утёрла губы от влаги прежде, чем капли побежали по подбородку.

— Да, — твёрдо произнёс Леви. Это огорошило его друга ещё больше, отчего он начал топтаться по затёртому ковру от одного угла к противоположному, нервно осунувшись. — Ну и чё ты шатаешься туда-сюда? Сядь уже, не маячь.

Фарлан остановился, с секунду пялясь на трещины в стене, покрытой облупленными шматами краски – да уж, их новое съёмное жильё в очередной раз не отличалось изысканностью. А вслед за тем бросил на своего нерадивого напарника такой взбешённый взгляд, что следовало бы испугаться. Широкой поступью приблизившись обратно к столу, за которым, небрежно развалившись на стуле, сидел Леви и цедил наполовину остывший чай, он раздражённо выдал:

— Не маячь? Серьёзно? — палец указал прямиком на друга. — Ты вконец потерял мозги. Вправду вздумал шестерить Северным? — тон постепенно стал повышаться. — Да они все поголовно отбитые! Ты своими глазами видел, какой беспредел они творят!

— Не ори! — огрызнулся Аккерман и тоже поднялся со стула. — Как будто мы святые. И пожрать себе прям не на отжатые деньги купили, да?

— По сравнению с ними, то, чем мы промышляем – детский сад, — Фарлан попытался говорить убедительнее, потому как прекрасно знал, что рвать глотку перед этим редкостным упрямцем бесполезно: и слушать не станет, только больше взбесится. — Леви, ты же понимаешь, насколько это серьёзный шаг? Если повяжешься с ними, так просто потом не отмоешься.

Но тому, кажется, любые аргументы были до лампочки. Леви выудил из пакета на поржавевшем крючке пару яблок и занял своё прежнее место. Пустую чашку отодвинули от себя подальше за ненадобностью.

— Мне просто надоело, что мы постоянно перебиваемся чем попало, Фарлан, — тяжёлый вздох высвободился прежде, чем Аккерман вынул из кармана складной нож, доставшийся от дяди, и принялся срезать с фруктов кожуру. Внутри зияло странное безразличие. Словно принятое решение освободило от необходимости заботится о чём бы то ни было дальше. — Сам посуди. Улов с грабежей здесь отвратный, половина местных похуже нашего существует. А стоило ломануться в район южнее, так нас сразу загребли легавые. Уже три блядских года так живём! И сколько ж нам ещё бегать? Да и грабим-то, чтоб его, вслепую. В итоге, либо наткнёмся на кого-нибудь с пушкой наперевес, либо нас опять поймают и впаяют срок.

До него долетело недовольное цоканье языком. А потом он проследил, как Чёрч относит пустую чашку в раковину и вновь садится на стул рядом.

— То есть, по-твоему, плясать под дудку мразей, которые потрошат людей по подворотням, лучше? — Фарлана пламенная речь не успокоила ни на йоту, но он всё-таки постарался придать своему виду побольше собранности. — И что тебе это даст?

— Да, лучше, — протест не заставил себя долго ждать. — Мне сказали, что подручным вроде меня доверяют максимум разбойничать. Это мы и без того умеем. А так, в основном, за сигаретами гонять, и всего-то. Что даст? Гарантию неприкосновенности на севере, покровительство, деньги. Мне продолжать?

— Забей, — больше всего Фарлану сейчас хотелось не припираться, а опустошить бутылку с остатками эля и вырубиться на старом диване с вылезшими пружинами. Всё равно его доводы другу были, будто стук в глухую стену. — Упёртый ты, Леви, как баран. С тобой бесполезно спорить. Делай, как знаешь.

— Мы могли бы пойти к ним вместе, — последовало внезапное предложение, после которого раздался хруст – Леви наконец отправил дольку яблока в рот.

— Даже не думай. Ты, конечно, мой друг и остаёшься им, но не втягивай меня в это дерьмо.

— Ладно. Только хватит уже беситься, — Аккерман протянул другу часть нарезанного фрукта. — На, вон, лучше яблоко съешь.

— … В общем, он был против. А я был дураком, — рука сжала руку Эрвина сильнее. Это, очевидно, значило, что дальше – хуже. Тот ответно стал с нажимом проводить по тыльной стороне перчаток, разминая подрагивающие от напряжения пальцы под ними. — Никого не слушал. И зря.

После всего услышанного каждая частичка тела перенеслась в новый, неизведанный мир вместе с Леви. Вот только там не было ни безоблачной дали раздольных полей, ни аромата цветущих трав. В этот раз это было миром, в котором Аккерман барахтался много лет, как мотылёк с оторванными крыльями под каплями дождя: серым, безжизненным, безвыходным.

Эрвин узрел то, к чему так рвался. Теперь перед ним сидел настоящий Леви. Выбросивший оставшиеся стальные маски под ноги, потупивший глаза вниз и в попытке не утонуть крепко сжимающий большую ладонь как физическое воплощение своей соломинки. Он никогда, стало очевидным, не был заносчивым или горделивым. Просто сломленным.

Желание отгородить, защитить, вырвать его из лап отчаяния, пропитавшего своей чернотой дальние углы сути, до которых Смиту прежде не представлялось возможности добраться, разгорелось трепещущим пламенем спички. Но придётся пройти в гнетущую пучину ещё на шаг. Или дюжину. Сколько необходимо.

— Это уже в прошлом, Леви. Мы с тобой сейчас здесь. А всё то – просто твоя память, — этот момент единения был не похож ни на что ранее испытываемое Эрвином. Особенно, если учесть факт – людей, которые могли поговорить с Леви на такие темы можно было пересчитать по пальцам одной руки. — Ты согласен со мной?

Ключевой момент – дать понять, что прошлое остаётся в прошлом. И донести, что, несмотря на его значимость или незначительность в настоящем, можно изменить всё так, как заблагорассудится.

— Я… — прозвучало, как под действием гипноза, в какой вводили эти глаза и прямые вопросы, что всегда попадали в самый центр восприятия. — Я согласен с тобой.

— Очень хорошо, — отозвался Эрвин. Полный контакт. Можно продолжать. Чуть склонив голову в бок, он в который раз спросил: — После того случая вы прекратили общение?

— В тот раз – нет. Но потом за моей главной ошибкой стали сыпаться новые. И продолжило усиливаться, — Леви с печалью кивнул на перчатки, — вот это. Несмотря на всё, мы продолжали дружбу. Пока однажды я впервые не пересёк черту…

Рассказ продолжился.

Вода из крана обжигала разбитые руки. Нет-нет, Фарлан тогда был не прав. Нужно просто подержать их так хоть на чуть-чуть подольше, добавить ещё мыла, и всё непременно отмоется. Отмоется это отвратительное чувство, которое появилось спустя год работы на Северных, а ещё через год засело куда крепче, заставляя без конца особенно тщательно прибираться в комнате и затевать стирку чаще.

Правда ведь?..

Было тихо. Ровно до того, как за спиной с грохотом распахнулась дверь. Леви буквально кожей почувствовал захлёстывающую ярость, исходящую от вошедшего друга, но даже не шелохнулся.

— Какого, блять, хрена?! Это ведь ты сделал, да? Ты и твои дружки! — разъярённый Фарлан швырнул на стол пакет с продуктами. — Мы с тобой знаем Лукаса с момента, как были ещё совсем сопляками. А сейчас на него даже смотреть больно! Его мать сказала, что он будет хромать до конца жизни. Если вообще встанет на ноги! Как ты посмел, Леви?

Леви не ответил. Ему попросту нечего было сказать. Руки заскользили друг по другу чаще, растирая мыльную пену по жгущим костяшкам.

Когда он только «дослужился» до рэкетирства, другу говорить не посчиталось нужным. Но тот всё равно узнал несколько месяцев назад. Вновь с экспрессией пытался воззвать к здравому смыслу Аккермана и убедить уйти оттуда, пока не поздно. Естественно, следовать его «бредням» никто не собирался. Ведь финансовое положение улучшилось. По крайней мере, считать каждый пенс, чтобы заплатить за крышу над головой, не приходилось, да и еды водилось в достатке.

— Ты оглох? — дёрнув друга за плечо, Фарлан тотчас повернул его лицом к себе, отчего влага с рук плеснула вдоль кухонной столешницы. — Я тебе вопрос задал, полудурок!

— Перестань, — Леви попытался вывернуться, но чужая рука вдавилась в плечо ещё сильнее. — Я не хотел его избивать, — нужный урок усвоился давно: любое проявление эмоций нужно стараться всячески прятать подальше, а то и вовсе отключать, как неисправный электроприбор. Иначе не справиться. — Но его не раз предупреждали не лезть загребущими руками в амбары Вермана. В этот раз мы поймали его вместе с краденым товаром.

— «Мы»? «Мы поймали»?! — на лице Чёрча мелькнуло горькое разочарование за секунду до того, как злоба вспыхнула с новой силой. — Неужели ты так опустился? Неужели стал такой же мразью, которая плевать хотела на всех кругом, а? И как? Оно того стоило?!

— Что ты хочешь услышать?.. — Аккерман не успел договорить, как его ухватили за воротник кофты двумя руками. — Ну-ка отпусти.

— Нет, ответь, Леви. Всё это того стоило? — сейчас Фарлану неимоверно сильно грезилось сжать кулак посильнее и выбить из этого осла всё скопившееся дерьмо. Он же не слепой, и ясно видел, как за эти два года глаза у Аккермана потухли, как он день ото дня всё чаще поддавался безосновательному гневу и раздражению. К тому же, ещё и появилась какое-то чересчур сильное отвращение к тем вещам, которые прежде друга совершенно не волновали. Тот всегда был чистоплотен и брезглив не в последнюю очередь из-за паршивого детства, но чтоб настолько… — И вот ещё что. Нахера ты мыло-то без конца переводишь? Пытаешься смыть с себя всё, что натворил? Да только вот ничего уже не изменится! Думаешь, это исправит жизнь парня, которому теперь светит костыль или, ещё хуже, инвалидное кресло?!

— Мэйсон и Хью не рассчитали. У них совсем тормоза сорвало. Я не…

— Да похрен мне на этих выродков! — внутри всё кипело. Фарлан, не удержавшись, встряхнул Леви за грудки. — Посмотри на себя. Посмотри, что с тобой стало. Видел бы тебя сейчас дядя. Он никогда не хотел, чтобы ты ввязывался в подобное…

И правда. Кенни всегда чуть ли не с пеной у рта доказывал, что подобное не должно касаться племянника. Пророчил ему более спокойную жизнь с дальнейшей учёбой в университете, домом и, быть может, семьёй.

Да? И где грёбаный лжец теперь?

— Заткнись, — прошипел Леви, отталкивая друга от себя. — Мне всё равно, чего он хотел, ясно?! Этот мудак бросил меня одного с голой задницей! А мне что оставалось? Лечь и подохнуть?

— Ну коне-е-ечно, — издевательский тон заставил Аккермана, стоящего напротив, ещё больше заскрежетать зубами. — Теперь все вокруг виноваты, да? Забудь. Мне больше не о чем говорить с тобой, Леви. Надоело. Я ухожу.

— Ну и проваливай!

Фарлан развернулся и, даже не замешкавшись, двинулся прочь из комнаты. Никто бы и подумать не мог, что они видятся вот так крайний раз перед тем, как разбредутся в разные стороны на весьма долгое время.

— …Тогда я думал, что остался совсем один, когда исчез Кенни. Но сильно заблуждался, — Леви на миг запрокинул голову, сделал жадный вдох. — Я остался один, когда ушёл он. Моя выходка стоила пяти лет отсутствия друга поблизости – последнего, кто не давал мне по уши утонуть в этой грязи. Он тогда был прав. Он во всём был прав, а я понял это слишком поздно. Или стараюсь полностью понять до сих пор. Я не знаю, Эрвин. Я просто…

Ничего не просто. Ты сам всё разрушил.

Мысль оборвалась, сиганув с огромной высоты в пропасть и заставляя замолчать.

«Лучше бы он тогда врезал мне как следует, — нехитрое умозаключение пронзило насквозь. Разум на секунду выключился, распадаясь на дождевые капли. — Может, и мозги бы на место встали…»

— Леви, — от падения в забвение уже который раз спасло чёткое, но поразительно мягкое обращение. Пальцы Эрвина сомкнули ладонь в перчатке покрепче, словно позволяя осознать – сейчас реально только это и ничего больше. — Не нужно себя винить. Того человека, кто принимал эти решения, больше не существует. Ты теперь совершенно другой, ты смог стать самим собой.

— Стать самим собой?.. — чуть слышно повторил Леви, чувствуя разливающееся по организму тепло, как от только что выпитого чая. Вопреки тому, что ни глотка из чашки сделано не было.