16. Положительная (1/2)

Слава стоял передо мной, запыхавшись. Потемневшими глазами Карелин буквально прожигал меня насквозь — от него веяло животным возбуждением и решительностью. Кажется, он окончательно наплевал на собственные принципы и полностью подчинился проклятью, пропуская его сквозь себя, путаясь в его липких цепких лапах. Я не знал, испытывал ли он ко мне что-то помимо больного интереса. Скорее нет. Я не мог винить его в этом, ведь сам практически ничем не отличался. От Славы мне нужна была лишь кровь — теплая, пробирающая до кончиков пальцев, согревающая нутро — я старательно убеждал себя в этом, но с треском проваливался, хотя и любовью это чувство назвать не мог.

— Я хочу тебя прямо сейчас, и мне похуй, — Слава тряхнул влажными волосами, смутился, — что ты думаешь по этому поводу.

Я вскинул брови, в окно ворвался прохладный ветер, с порывом которого запах Карелина едва ли не сбил меня с ног. Слышать он ничего не желал — так он говорил, но в глазах у него горел немой вопрос: «А ты хочешь меня?» «Да, Слава, хочу».

— Ты не боишься? — усмехнулся я, забираясь ледяным руками под его толстовку, просчитывая пальцами проступающие от тяжелого дыхания ребра. Слава поежился и нервно хихикнул:

— Чего?

— Вернее, кого, — вздохнул я. Кажется, обратной дороги не было — мальчишка отрезал все пути к отступлению.

— Я тебя не боюсь, — осмелев, заявил он и подался вперед. Спина у него покрылась мурашками — от моих прикосновений, может, от предвкушения, тайного желания, которое он сам так долго отрицал. — Я просто хочу тебя трахать, пока ты пьешь мою кровь, — скулы у него залило румянцем, он шумно сглотнул, опустил горячие ладони на мои плечи и подтолкнул к постели, будто со знанием дела (или просто храбрясь?).

— Андрей мне голову оторвет, если я… — Слава не дал мне договорить, прижался своими искусанными губами к моим — еще влажным. Он был настолько теплый, податливый и нелепый, что мне на мгновение стало страшно — а если я и правда не устою перед ним? Соблазн был слишком велик, а Карелин — слишком настойчив. От каждого его прикосновения сводило скулы, голод в зубах отдавался болью.

— Отлично, — он на секунду оторвался, — тогда ты не будешь долго плакаться по мне, — Карелин толкнул меня на смятое синее покрывало — я поддался, падая на спину. Безумие раскаленной лавой плескалось в его затуманенных глазах.

Мальчишка стоял надо мной, победно улыбаясь, — ебаный манипулятор, если бы не Элис… Хотя хер там, я бы все равно рано или поздно повелся на его уловки: и на баттл бы согласился, и на кровь, и на секс в гостиничном номере. Держать себя в узде с каждой встречей становилось труднее — Слава это понимал не хуже меня.

— Сними футболку, — скомандовал он дрожащими губами, плохо скрывая волнение, — хотя нет, я сам.

Слава нерешительно дернул меня за руку — пальцы у него были влажные и теплые. Я послушно поднялся — Славка увереннее схватился за ткань, сбежал руками по торсу, цепляя полы, но вещь не поддавалась. Он нахмурился — едва ли ему с таким-то ростом было удобно стоять внаклонку и раздевать лысого мужика. Я подцепил пальцами ворот, и футболка с треском разорвалась. Бросив ее на пол, я уставился на Славу — тот подрагивающими руками собирался стащить худак, но я поймал его за запястье, чуть сжимая — оно было горячее, тонкое, и под пальцами бился пульс — слишком быстро и нездорóво.

— Нет, останься в нем, хочу видеть тебя со своим лого, — я подмигнул Карелину, быстро освобождая его руку и переключаясь на ширинку джинсов, — член у Славы стоял колом. И этот мальчишка заливал мне про гетеросексуалов?

— Х-хорошо, — промямлил он, глаза у него полезли на лоб, сердце пропустило пару ударов, шея покрылась алыми пятнами — пахло от него головокружительно, а самого Славу я находил до смешного милым и неуклюжим в этом запретном порыве. Я не торопился, а когда Славка, наконец, облегченно выдохнул, дернул молнию, и давление ткани на возбужденный орган прекратилось.

Карелин неуклюже выскользнул из джинсов, сминая их под ногами, торопливо (пока, видимо, не передумал) стащил носки, оставаясь в одних черных, с зелеными конопляными листочками трусах. Я погладил тыльную сторону бедра, покрытую темными волосками, как бы невзначай коснулся выпирающего через тонкую ткань белья члена, и Слава со свистом втянул воздух — лицо у него горело, на висках выступили капельки пота. На миг мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок — так неловко и некомфортно ему было. Я знал, что он пойдет до конца — об этом говорил, буквально кричал его взгляд, вызывающая полуулыбка, мурашки от каждого моего прикосновения, проступившие на шее вены. В яремной впадине у Славы пульсировало — отрывисто, гулко; на мгновение я поверил, что если выпью его сейчас, то вновь стану человеком — в его крови кипела жизнь.

— Скажи честно сейчас, — он неуверенно обхватил мое запястье длинными пальцами, останавливая. — Ты ебался с мужиками? — я слабо кивнул. Глаза у Карелина удивленно округлились. — С Димой?

— Пару раз, — нехотя признался я, ожидая, что Слава меня оттолкнет, но этого не произошло. — Только с ним, — мог ведь солгать, сказать, что угодно.

— Ладно, тогда ты знаешь, что делать, — вымученно засмеялся он и осекся, разглядывая меня.

Карелин загадочно улыбнулся, переводя взгляд на бледный, едва заметный шрам на шее — отголосок человеческой жизни, и снова вынудил меня лечь на спину. Я подтянулся, заползая на самую середину кровати, и Славу потащил за собой. Он всей своей нескладной тушей рухнул на меня, и я вздрогнул — его жар обжигал даже через плотную ткань толстовки. В попытках найти равновесие он коленом неловко уперся в мой пах, я стиснул зубы — тело прошило до макушки. Мальчишка, поелозив, навис надо мной, горячо дыша прямо в лицо, и я ловко запустил пятерню под резинку его трусов, огладил ягодицы, с силой впиваясь пальцами в податливое, мягкое тело. Слава зашипел, слабо соображая, — нравится ему или нет. В отместку он поцеловал — сначала неуверенно, потом настойчивее, яростно прикусывая зубами. Я ощущал на языке привкус его крови — яркий, горячий, как расплавленное железо, — и с готовностью отвечал, отчего Карелин заводился еще больше. Он поцеловал подбородок, неумело, как бы примеряясь, языком пробежался по следам от укуса, снова вернулся к губам.

— А я только целовался несколько раз, когда в бутылочку играл, — прошептал Слава, открывая мне, должно быть, самую страшную свою тайну.

Я улыбнулся, одной рукой рыская по его спине: то забираясь под толстовку, то сминая влажную от пота ткань, — кожа у него была гладкая, а хребет выступал так сильно, что я без труда мог проследить каждый позвонок. С каждой секундой запах Славы становился все сильнее, мне показалось, что я лишился зрения, слуха и осязания — чувствовал только его и больше ничего. Я цеплялся за Славу, притянул ближе, зарываясь носом в ворот толстовки, руками стаскивая Славины трусы и хватаясь за разгоряченный член. Мальчишка рванул вверх, засопротивлялся — я ослабил хватку, замер, слушая тяжелое сердцебиение, чувствуя дыхание, щекочущее лицо. Славка задрожал, выгнулся, что-то протестующе замычал. Я вдруг испугался: мало ли от прохлады моего тела или от внутренних противоречий у него хер упадет, но Слава только подавался навстречу:

— Сильнее, пожалуйста, — взмолился он — хрипло, совсем тихо, смущенно уткнулся лицом в мое плечо, и я уверенно стиснул его стояк, исследуя пальцами каждый сантиметр, добираясь до крайней плоти и оголяя головку. — Пожа-а-алуйста, — отрывисто простонал Слава громче, нащупывая ослабшими, дрожащими руками мой член — мальчишка буквально лежал на мне, обессилев и шумно, отрывисто дыша. От его жаркого дыхания тепло волнами расходилось по всему телу — так, что кончики пальцев начинало покалывать, а сердце было готово вновь забиться.

Мы покатились по кровати, и я оказался сверху, коленями раздвигая его непропорционально длинные ноги. Слава лежал передо мной, прикрывая ладонью раскрасневшееся лицо; челка у него липла ко лбу, толстовка призывно задралась, оголяя бледный живот и полоску темных волос.

— Охуенный вид, — сглотнул я, разглядывая взъерошенного, взволнованного Славу, который не то что больше не сопротивлялся, он хотел, чтобы я взял его — всем своим видом показывал, продолжая краснеть.

— Штаны снимай, или ты стесняешься? — просопел он, бегая взглядом по моей тощей фигуре: задержался на кадыке, костях таза, выступающих над ремнем. Карелин смотрел из-под опущенных ресниц — неестественно голодно и дико.

— Тебя? — я отстранился и ловко соскочил с кровати. Слава только криво усмехнулся, запуская пятерню в волосы, приглаживая мокрые пряди — от него тянуло возбуждением и слабой ноткой сомнений.

Он, встретившись со мной взглядом, схватился за собственный член, прикрыл глаза и начал медленно, с оттяжкой надрачивать, закусив припухшую нижнюю губу, — эротический киношный жест, от которого у меня окончательно крышу сорвало, и я, даже не задумываясь о каких-либо скоростных лимитах, сорвал с себя остатки одежды, представая перед Карелиным.

— Весьма, — констатировал он неловко, проглатывая комок колких замечаний, — я был уверен, что в иной ситуации он бы не сдержался; Слава красноречиво отвел взгляд, боясь засмотреться, — я читал это в его потемневших глазах, абсолютно не скрывая своих потребностей и желаний.

— Я весь твой, — хохотнул я, возвращаясь к Славе и накрывая его работающую угловатую ладонь своей. Карелин на мгновение замер, с шумом глотая вязкую слюну, но руку мою не отстранил, только сам вжался в матрас, взвешивая все «за» и «против». Острые костяшки — теплые и шершавые — царапали мою ладонь.

Темная его сторона одержала победу, и он потянулся ко мне, поцеловал, оставляя липкий от капелек крови след на губах, а я не мог оторваться от его шеи: так сильно мне хотелось по-настоящему попробовать его, что я без раздумий втягивал кожу, оставляя синие засосы, лишь бы посмаковать вкус Карелина. Я слегка сжал Славин член, и мальчишка выгнулся, цепляясь за мою спину, невольно подталкивая бедра навстречу.

— Блять, как я хочу-у… — протянул Слава, страшась собственного откровения и мотая головой из стороны в сторону, вгрызаясь зубами в мое плечо.

— Оближи, — я поднес пальцы к Славкиным опухшим губам, протолкнул внутрь, в теплый влажный рот. Слава что-то протестующе промычал, мол, ты только что дрочил мне этой рукой, а теперь в рот? Но противиться долго не стал и, набравшись храбрости, с усердием начал посасывать пальцы — влажно, прикусывая зубами.

Я одернул руку довольно резко, и Карелин захлебнулся:

— Что ты?.. — договорить он не успел: вновь позабыв о том, что Слава — человек, я спустил своих демонов с цепей. Иронично, что один из них был все же навечно привязан ко мне.

— Просто расслабься, — прошептал я и прижался к губам, стараясь отвлечь. Сердце у Карелина забилось быстрее, пот выступил на лбу — кажется, он хотел дать задний ход (ебучий каламбур). — Расслабься, Слава, — снова попросил я, настойчиво проталкивая один палец внутрь, — Карелин сжался, зажмурился, заметался, заскреб пальцами по простыням, но он был в безвыходном положении: ни я, ни его темные, самые запретные желания, берущие над ним верх, не отпустили бы его так просто.

— Знаешь, я не думал, — зашипел он, возвращаясь к реальности, — что ты будешь совать мне пальцы в жопу, — щеки его залило каким-то нездоровым румянцем, — но утром я просрался со свистом… Ай, блять!

— Да похуй, — ухмыльнулся я, выходя на полфаланги и вновь толкаясь внутрь, но Слава никак не мог успокоиться, натянув на лицо страдальческое выражение. Несмотря на это, я знал, что он не хотел, чтобы я останавливался, — маленький мазохист, плохо скрывающий свою натуру. А я не хотел его отпускать — долговязое, угловатое и слишком хрупкое тело, давно не принадлежавшее ни волкам, ни даже самому Славе.

Я сел между его широко расставленных ног и ухватился за член, несколько обмякший, но чтобы вернуть прежнее возбуждение хватило пары поступательных движений, что смутило Карелина, и он закрыл лицо ладонями.

— Ты пиздец аппетитный, — заявил я, потихоньку добавляя второй палец.

— Поэтому ты хочешь сунуть свой хер мне в очко? — зарделся Слава еще больше — dirty-talk давался ему с трудом, к тому же он уже зашел слишком далеко, о чем потом непременно пожалеет, — а мне было нисколько не жаль.

— Охуеть, как хочу, — подтвердил я, медленно растягивая мальчишку.

— А я… — Карелин тяжело задышал, заелозил, снова пытаясь вырваться, соскользнул с пальцев, но я ухватил его за бедро и подтащил к себе.

— Что? — я навис над Славой.

— Укуси меня, — почти взмолился он, слепо заглядывая в мои глаза. — Пожалуйста! — может, такое вот своеобразное донорство было для него чем-то вроде катализатора, похлеще силденафила и феромонов? Или он просто пытался отвлечься на что-то более приятное?

Я отстранился: Карелин — мокрый, помятый, с россыпью багряных кровоподтеков по всему телу — просил просто невозможное. Член ныл, яйца звенели и требовали разрядки, в горле полыхало — от одного глотка я бы вообще потерял контроль над ситуацией, но Слава был здесь — беззащитный, доступный и только мой. Я метнулся за чертовым лезвием и вернулся на прежнее место — между бедер мальчишки.

— Ну же! — просил Слава, настойчиво цепляясь за мои руки. Я подхватил Карелина и подтянул к себе, устраивая его задницу на своих коленях, упираясь членом в его горячий пах. Слава, поймав взглядом лезвие, с готовностью оголил запястья, и я, не задумываясь, полоснул по коже — по старому шраму, неглубоко цепляя паутинку поверхностных вен. Глаза у Карелина блаженно закатились, и он растекся на постели, глубоко дыша. Грудная клетка у него тяжело вздымалась, ноздри широко раздувались, а сердце вдруг стало биться ровнее, вибрацией отдаваясь во всем моем теле.

Темная кровь выступила из пореза; я жадно набросился на мальчишку — он застонал, потянулся ко мне свободной рукой, пока я потеплевшими от крови губами ласкал его кожу, глотая горячую густую жидкость. Багровыми каплями она падала на бедра: порозовевшие от ласк — Славины, и мраморно-белые — мои, попадала на напряженный стояк. Я медленно, с наслаждением пил, а Карелин, перевозбудившись, отбрасывая предрассудки, нащупал руками мой хер и самостоятельно приставил головку к едва ли растянутой дырке.

Лишь на мгновение отлучившись от его запястья, я толкнулся вперед, а потом снова и снова, постепенно входя на всю длину. Слава был горячий и узкий — я невольно задрожал, чувствуя, как тепло поднимается от кончиков пальцев, сбегает по горлу и концентрируется внизу живота.

— Как же больно и, блять, пиздато, — тихо выдохнул Слава, зажмуриваясь и расставляя ноги еще шире, придвигаясь ближе.

Я пил, смакуя каждый глоток — расплавленным железом кровь текла в горло, а Слава — разгоряченный, в этой гребаной толстовке — без стеснения стонал подо мной, самостоятельно насаживаясь на член. Я практически не помогал ему — он двигался в своем темпе, неловко раскачивался из стороны в сторону, пытаясь найти нужный угол, а когда, наконец, обнаружил, то ускорился. Он шипел от боли и незнакомого, непривычного наслаждения, а я не знал, как отпустить его — кончики пальцев у Славы заблестели, побелели, но он как будто этого не замечал, только сжал кулак, и кровь хлынула в рот.

Свободной рукой он быстро дрочил, вторя толчкам — внизу живота тяжелело, я подавался Карелину навстречу в беспамятстве. Мне казалось, что несколько раз я сорвался на абсолютно нечеловеческий темп, рычал, сдавливая запястье, плотнее прижимаясь губами к порезу.

— Ми-ир, — бесстыдно просипел Слава, и я вздрогнул от того, как он произносил мое имя. Лицо у него побледнело, глаза были прикрыты, а дыхание немного замедлилось. Я выронил его руку — кровь закапала на смятое покрывало и белые простыни. — Только не останавливайся, — уверенно потребовал он, приоткрывая тяжелые веки: Слава, смущенно стаскивающий штаны, и этот, распластавшийся на кровати в непристойной позе, — два разных человека. В чем бы я ни пытался себя убедить — второй вариант нравился мне куда больше.

Толстовка у Славы задралась — мне хотелось исполосовать его всего: чиркнуть по шее, груди, животу, бедрам. Свой порыв я не сдержал — нащупал лезвие, прочертил тонкую линию вдоль заострившейся ключицы, голодно наблюдая за тем, как рана заполняется горячей кровью. Карелин сжался, зажмурился — глаза у него покраснели и заслезились, отчего ресницы слиплись острыми влажными иголками.

Я согнулся в три погибели, ловя языком алую струйку, сползающую по груди и ребрам, целуя оголенную кожу под реберной дугой. Парень задрожал, задергал ладонью быстрее, и с протяжным стоном спустил на живот, размазывая непослушными пальцами белесую сперму. Его кровь все еще согревала мой рот, а Карелину было все равно — он липкой ладонью провел по моему лицу, толкнул пальцы в приоткрытый рот, и на языке я ощутил солоновато-пряный вкус его семени. Еще несколько секунд мальчишка дрожал, елозя ногами, а я продолжал вбиваться в его обмякшее горячее тело. По бедрам у Славы текло: пот смешался с кровью, оставляя алые разводы.

Дурман бил в ноздри, я дышал тяжелее, боясь выпустить Карелина из рук: хватался за его запястья, ноги, бока, цеплялся за толстовку, и вскоре меня накрыло — тряхнуло, как от удара молнии, и я кончил прямо в Славу, безвольно лежащего передо мной — утомленного, со слабой улыбкой на искусанных губах.

— Пизде-ец, — простонал он хрипло и прочистил горло, а потом с неподдельным омерзением на лице сполз с члена. — Просто ебаный пиздец!

В сперме, крови и потном худаке он скатился с кровати и поднялся на дрожащих ногах.

— А по-моему ты выглядишь сногсшибательно, — слабо улыбнулся я, слушая неровное Славино сердцебиение. Он пошатнулся, и я подлетел, хватая его за локоть. — Ну, давай, блять, еще в окно нырни, — я покачал головой и подтолкнул Карелина к ванной комнате. — Вперед, надо отмыть тебя, — я окинул его скептическим взглядом. — И меня тоже.

Он осоловело похлопал глазами, видно, соображая, что вообще произошло. Сморщил нос, перемялся с ноги на ногу, потер поясницу. На лице у него отражалась целая палитра эмоций: от черной вязкой ненависти к себе до удовлетворения, кружащего голову.

— Знаешь, секс в душе — в следующей части порнофильма, — наконец протянул он, задумчиво качая головой и устало стягивая с себя толстовку. — Жидло ебаное, — бросил он осипшим голосом и поковылял в ванную.

***</p>

Слава залипал в Тви, пока я, как он сам выразился, «обслуживал» его многострадальное запястье, хотя порез был неглубокий, а на груди и вовсе незаметный. Я сжимал руку, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в него снова. Мальчишка шипел и окидывал меня мрачным взглядом, тщательно скрывая презрение — ко мне, к самому себе и тому, что произошло полчаса назад. В пять утра Карелин отложил мобильник, завернулся в одеяло и повернулся носом к приоткрытому окну — на улице было темно, как в заднице, и ужасно ветрено, даже грузные black out колыхались, пропуская в номер редкие уличные огни.

— Тут останешься? — пробубнил Слава в подушку — он бесформенной кучей занимал весь центр кровати.

— Если хочешь, — пожал я плечами, облизывая пересохшие губы, — вкус Карелина все еще сводил с ума, и я старался держаться на почтительном расстоянии.

Слава невнятно пожал плечами, но я счел это за вялое согласие. Я подошел к открытому окну, чтобы хоть немного минимизировать контакт с удушливой аурой Карелина.

— Я бы тоже из окна вышел после ебли с мужиком, — тихо засмеялся он. — Но в своем поступке я вижу логику антихайпа — выеби жида, пока он не выеб тебя. А что ты?

— Вообще, это мой хер был в твоей жопе, — хохотнул я.

— Да, но только потому, что я захотел, — парировал Слава, голос у него подрагивал — лживый сучок.

Я дернулся от окна, и в следующую секунду вжимал Карелина в кровать, устраиваясь на нем верхом. Руки Славы я удерживал стальной хваткой, сминая запястья и пригвождая к изголовью кровати. Мальчишка быстро задышал, я видел, как грудная клетка у него подрагивает в такт участившемуся сердцебиению.

— Очко не ноет? — участливо поинтересовался я, улыбаясь бледному Карелину. — Кстати, вот с этим, — я дернулся Славу за руку, чиркая носом по импровизированной повязке, — надо завязывать.

— Почему?

— Будешь бледным, как я, — отпустив Карелина, я быстро вернулся на прежнее место. — Ты не умеешь лгать, Слава, — я покосился на его озадаченную физиономию. — Твое сердце и запах выдают тебя, — усмехнулся я, картинно вдыхая. — А на член ты действительно садился потому, что сам захотел. Но я уверен, что Алиса лишь немного подтолкнула тебя к этому, — брови у Карелина сошлись над переносицей, он тяжело выдохнул и прикрыл глаза, садясь на постели. — Я прав?

— Иди на хуй, — процедил Слава. — Сколько ты выпил?

— Не знаю, но на пользу тебе это не пойдет.

— Кстати про пользу, — Карелин поелозил на кровати, — подай «Айкос», — он кивнул на брошенный у изножья рюкзак. — И да, жопа болит, — он скривился, когда я швырнул ему держатель и кейс со стиками.

Слава закурил, поглядывая на алый мигающий огонек пожарной сигнализации.

— В следующий раз будешь нежнее, — я подмигнул Карелину, и тот поперхнулся.

— В следующий? — прозвучало это скорее не как категорический отказ, а скорее как предвкушение.

— Ага, — я на секунду замолчал и продолжил: «Но знаешь, я тебя даже спрашивать не буду».

Слава склонил голову, прищурился, выдыхая облачко дыма, — его сердце с бешеной скоростью разгоняло кровь по жилам, а на губах играла какая-то загадочная улыбка, и в сумерках его лицо выглядело зловеще. Похотливый дьяволенок.

— Я тоже не буду, — он глубоко затянулся, а через несколько минут снова вытянулся на постели и мирно засопел. Меня посетило дежавю — лето, его квартира, дурманящая кровь и тихо похрапывающий Слава с перевязанным запястьем — за одним исключением: тогда я и прикоснуться к нему боялся, не говоря уже о том, что он станет моим. Во всех смыслах.

***</p>

Слава стоял у входа в отель и курил. Руки у него покраснели от ветра, а вид был помятый. Дима появился на ступеньках, ловко управляясь с чемоданом, и направился к нам, злорадно улыбаясь:

— Можно поздравить? — он едва сдерживался, чтобы не заржать.

— С чем? — удивился Карелин.

— Его член состыковался, — ткнул в меня пальцем, — с твоим анальным кольцом? — гаденько хихикнул. — Или наоборот? — Хинтер заискивающе разглядывал то меня, то Славу, замявшегося и взглядом ищущего поддержки. — Не ссы, парень, — Димка похлопал его по плечу. — Это останется между нами, ну, — он махнул за спину, указывая на ребят, выползающих следом, — и ими тоже.