23. Надежда для беточки (1/2)

Туманный хвостик скользнул вслед Салазару, когда джиннчик свернулся на постели. Ему казалось, что прошло совсем немного времени после того, как он прикрыл глаза.

— А где Салазар? — пробормотал он и тут же залился краской, стеснительно глядя на мастера Мотю снизу вверх. Что же он творил со своим лекарем! Или ему всё только приснилось? Но игрушка, которую он мельком заметил, говорила об обратном.

— Ушёл, — Мотя потрогал его лоб и накинул на себя рубашку. — Тебе теперь надо хорошенько отмокнуть. Я послежу.

Как раз в дверях появился Безлицый с полотенцем, странно смотревшимся в его грубых руках, и Мотя соскочил с кровати, мотнув хвостиком — штаны он не надевал, чтобы не запачкать, но прихватил с собой вместе с рюкзачком.

— Идём купаться.

Нудари поднялся и обнял кролю за плечи, опираясь на него, чувствуя внезапную слабость. Он даже почти не стеснялся того, что обнажён. Джиннчику приятно было чувствовать на себе аромат Салазара. И сейчас он мог украдкой рассмотреть мастера Мотю получше, внезапно замечая, что под рубашкой у того так много сосочков! Как же он до этого не видел? Это всё хвостик, которому Нудари уделил внимание.

— Вы простите, что так получилось. Я раньше никогда… вот так, — пробормотал джиннчик, пытаясь объяснить своё поведение и всё, что произошло на кровати Вивьена.

— Все получилось… хорошо, — Мотя закосил. — Не стоит извиняться за то, что происходило… ммм… в порыве желаний.

Он сам смущался, редко кто составлял ему компанию в его играх.

Безлицый подготовил ванну неподалеку от комнаты Вивьена. От воды поднимался пар. Мотя потрогал воду лапкой и кивнул.

— После того, как я встретил Салазара, у меня появилось больше желаний, — Нудари осторожно ступил в воду и сел, жмурясь в блаженстве. — А я скоро вылечусь, мастер Мотя? — и тут джиннчика осенило: он же хотел спросить у кроли про беточку. Нудари притих, внимательно осмотревшись по сторонам, и подвинулся, чтобы кроля тоже забрался к нему — тогда можно поговорить тише.

Мотя стянул рубашку, аккуратно повесил её вместе со штанами и, прикрыв лапкой морковку, забрался через высокий бортик в ванну. Благодаря отличной мази его задок не щипало после толстого фаллоса. Ополоснув себя ладонями, Мотя придвинулся к Нудари.

— Ты уже поправился, только надо отдохнуть и почаще принимать ванну. Вода восстановит твои силы. А вода тут хорошая, горная, — одобрил он серьёзно.

— Вот как. Я даже… не замечал, — Нудари прислушался к воде, а потом бросил взгляд на кроличий хвостик. Вода послушно скользнула, повинуясь джиннчику. Поначалу невесомо, затем сильнее она коснулась хвостика, соскользнула под ним… через какое-то время Нудари опомнился и приблизился к ушку кроли.

— Мастер Мотя, скажите, как можно помочь, если тело обожжено после инкубьего огня? Здесь есть беточка, человек, и я очень хочу облегчить его боль. Пожалуйста, — джиннчик взял его за лапку и сначала горячо заглянул ему в глаза, затем невольно соскальзывая взглядом к двум рядкам аккуратных сосков. — А зачем альфам так много? — севшим голосом случайно спросил он вслух.

Мотенька сильно закосил. Водичка щекотно, как бьющий со дна ручья ключ, обласкала его под хвостиком. Он провёл рукой по груди и животу, его сосочки выступали совсем немножко.

— Как и у омег нашего народа, — облизав губы, промямлил он, стараясь не глядеть на грудку джиннчика. — Крольчат бывает много, надо чтобы всем хватало молочка…

Он невольно вспомнил себя маленького, уткнувшегося носиком в папочкин живот. У папочки было всего четверо крольчат в помёте, и Мотя был единственным альфочкой. Было очень вкусно высасывать его до конца, а потом переключаться на другой сосочек, хотя братикам хватало одного.

Его папа был сыном главы селения, известного воина, как в детстве думал Мотя, а на деле главаря разбойного клана. Папа и сам отлично дрался, особенно ногами, мощные удары которых утяжеляли лапочные «кастеты». Он не был замужем, и возможно все четыре крольчонка были от разных отцов. Мотя всего этого не знал, он рос беззаботным крольчонком. Но. водился за ним грех, как подрос, пристрастился подглядывать за взрослыми, объясняя это себе научным интересом, ведь он планировал стать лекарем. И даже частенько играл с братиками в доктора.

Однажды в селение пришли двое королевских кролей. Мотя был впечатлен и отправился подглядывать за ними в баню. Вдруг они здорово отличаются? Но прежде чем гости, альфы-близнецы, успели разоблачиться, к ним пожаловал папа Моти собственный персоной в тонком шелковом халатике. Мотя смотрел, зажав лапкой рот, как его маленького папу тискают два верзилы! А уж их морковки поражали воображение. Папа очень старался поиграться с обоими, казалось, ему и одной морковки было многовато, но он в своей манере смело их подбодрил, и братья навалились на него вдвоем.

Мотя дальше не смотрел, сжавшись за бочонком, закрыв ушами глаза, но судя по всему, время все трое провели отлично. Папа задерживаться с ними не стал, упорхнув из бани. Гости наконец начали мыться, и Мотя снова рискнул выглянуть. Чтобы увидеть, как один из братьев поглаживает мускулы другого и покусывает за плечо, а его морковка снова стоит в боевой готовности. Мотя тогда уже прекрасно знал, что кроль за один подход может открольчатить несколько раз, и удивился сначала, что же они будут делать… Кроли говорили о его папе, с приятным восхищением и не грубо, но при этом слишком уж близко терлись друг о друга, пока морковка одного не угодила другому под хвостик…

На следующий день Моте впервые разрешили попробовать кроличью настойку, но он крепко сжимал в лапках добытую кружку, чтобы дед не отобрал. Папа показывал на публику свой боевой танец, и один из гостей поставил невысокого Мотю как маленького себе на колени, чтобы он лучше видел. От него пахло очень вкусно, и Мотя смущался. Это был именно тот кроля, что вчера принял под хвостик морковку своего брата. А гость, заметив его смущение, незаметно обласкал его бочка и хвостик, пока все были заняты выступлением…

— Инкубий огонь… ммм… — Мотенька заводил лапкой в воде, не решаясь коснуться Нудари, и пытался вспомнить всё, что слышал о нём от Ника, от покойного мастера по расам и от своих учителей в академии. Вживую сталкиваться не приходилось, но Салазар был великим магом, у него могли водиться и не такие ценности. — Настойка мяты внутрь… талая вода…

Джиннчик кивнул, внимательно слушая, а вода обласкала попку альфы. Сам он положил ладонь на живот Моти, накрывая сосочек.

— А что ещё? — Нудар пообещал себе раздобыть всё-всё, чтобы помочь беточке. Шаловливый поток воды коснулся морковки альфы и скользнул вбок. Мастер Мотя серьёзно задумался. Вряд ли в Скале было достаточно лекарств.

— Инкубий огонь — не обычный огонь, — начал он лекцию. — Хотя он по классификации и входит в разновидности огненной энергии со всеми вытекающими последствиями, даже ожоги от него — не совсем ожоги. Это следы, а значит и остатки его энергии. Способов их убрать, помимо обычного лечения магического ожога, два. Очищение через свет или значительно более светлую силу, либо пережигание собственным телом… Через страсть.

Джиннчик сам чуть не закосил как кроля и потерял контроль над потоком воды.

— Как это… через страсть? — Нудари вспомнил, как беточка стонал под его руками, когда он облегчал льдом и лекарством страдания его попки. Он пытался разобраться в том, что говорил мастер Мотя, с сожалением понимая, что светлой силы в Скале нет. А может, сам бета смог бы справиться? Ведь он был не просто человеком. — А я могу как-то помочь?

— Это надо впустить в себя силу похоти, вплавленную в эти ожоги, и отдаться ею, чем… более непристойным образом, тем лучше. Ведь это инкубья магия! — пояснял Мотя. — Когда тело обессилит, пропадет и ожог, с которого была впущена в кровь сила. Это страшное дело! Но действенное, ибо устраняет причину.

Он провёл рукой по своему животику, мимоходом тронув морковку, которая напряглась от фантазий, какими непристойными действиями можно было бы сжигать этот огонь в крови.

— Я не смогу… — огорчённо признал джиннчик. А просить Салазара, у которого хватило бы и сил, и фантазии поразвлечься с беточкой, было бы подозрительно. Нудари ещё очень хорошо помнил, как уверял мага в том, что ему не интересен Али. А тут беточка был… интересен. — Мастер Мотя, а вы сможете посмотреть на пленника? Только я не знаю, что сделает Салазар, если узнает, — честно предупредил он и покосился на морковку. С согласия Салазара было бы проще. Ему ведь нравилось, как получилось с мастером Мотей? Но Нудари сомневался, что это будет интереснее Салазару, чем пытки.

— Думаю, да, смогу, — решительно заявил Мотя. — Если этот пленник не так сильно важен для мага, наверное, он мне не откажет… А если он сможет это лечение совместить с полезным для себя экспериментом… Надо хорошо подумать.

Кроля скромно прикрыл свой пах, опомнившись.

— Он важен. Или был важен… — Нудари смутился, понимая, что они сейчас не в спальне Салазара. И всё-таки напоследок он щекотнул водой кроличий хвостик и повернулся боком, принимаясь плескаться в воде и прислушиваться к ней. Так ли она была чиста и хороша, как упоминал мастер Мотя?

А потом, озарённый мыслью, подступил к кроле ближе и зашептал в самое ухо:

— Могу я попросить вас сделать кое-что, мастер Мотя? Когда вы уедете из Скалы, сможете ли вы послать весточку моему дяде? Мне пришлось уехать… не попрощавшись. Я хочу, чтобы он знал: у меня всё хорошо, — говорил джиннчик торопливо, сбиваясь, пока они оставались одни. — И не пишите ему, почему Салазар вас попросил прийти.

— Конечно, я передам. Можешь написать письмо, — Мотя смотрел серьёзно. Он собирался оставить Нудари еще и маленькую связь со школой. Неизвестно, сможет ли тот ею воспользоваться… Великий маг хитер, любой магический след он бы разгадал, да и попроси Нудари помощи, школа не пошла бы его отвоевывать. Нет таких сил. Но Мотя решил, что сделает всё, что от него зависит.

Закончив купание, он вылез и завернулся в великоватое для себя полотенце.

Нудари улыбнулся радостно — написать дяде очень хотелось. Осталось только найти чем.

— А у вас есть, чем я могу написать письмо? Я не хотел бы… просить Салазара.

— Да, у меня имеются письменные принадлежности. Но, боюсь, скрыть письмо от него не удастся.

Мотя выдернул листок из своей тетради и вместе с карандашом предложил Нудари, сидящему в ванной.

Джиннчик повозился в воде ещё немного, окончательно её распробовав — она была хороша! Мастер Мотя оказался прав. Нудари в последний раз покосился на его хвостик и задумался: почему Салазар так легко оставил их одних? Отряхнув руки, он аккуратно уложил лист на подставку.

«<s>Мудрейший Сарам,</s>

Любимый мой дядя!

Несу тебе весть из Скалы, куда я отправился вслед за Салазаром. Не знаю, какие слухи остались после всех бед во Дворце, но знай, что я жив. И Великий Маг меня излечил. Всё хорошо, обо мне позаботятся. Я здесь не один, у меня появились новые друзья. Прости, что не попрощался и заставил волноваться, всё произошло в такой спешке. Мы обязательно ещё увидимся.

Твой беспокойный туманчик

Нудари»

Джиннчик вздохнул, неуклюже намочив уголок письма водой, и передал мастеру Моте. Пора.

— А мы сейчас пойдём к пленнику? — он осторожно вылез из ванны, прислушиваясь к себе, но голова не кружилась.

Мастер Мотя завернулся в полотенце так, что торчали только щечки и ушки, а очертаниями он напоминал джинна.

— Чего же тянуть? Посмотрим, что можно сделать.

Теперь, когда самое главное было позади, Мотя с тоской вспоминал разрушенную школу, несчастного Глори, которому приходилось бороться с болезнью без папы. Но Мотя даже сейчас не проявлял спешки. Для мастера и лекаря спешка была недопустима.

Нудари подхватил боевой настрой кроли и торопливо обернулся туманчиком. Он тут же взлетел и опустился мастеру Моте между ушек, обвив их и готовясь ехать куда угодно, хвостик его свисал вниз. Как будто на боевом слоне. Но тут был боевой кроль.

Вот только нужно было поговорить с Вивьеном, ведь Нудар не помнил дорогу к пленнику. А просить Безлицых самому… страшно.

«Боевой кроль» отважно шагал по коридорам, даже не вздрагивая, когда на пути попадались караулы Безлицых. Он уверенно направлялся к подземельям, видя, что верные слуги Салазара не пытаются его остановить. Нудари мог не знать, но мастер Мотя однажды изучал Безлицего почти трое суток, пока тот не умер по приказу хозяина. И несколько врачей не смогли его спасти, он не принимал яд, не калечил себя. Просто остановил своё сердце, когда хозяин, что находился за много миль, понял, что не успеет его забрать, чтобы белые маги не узнали лишнего. Однако Мотя узнал, в частности, что поведение Безлицых отражает намерение и отношение Салазара.

Когда Нудари понял, что кроль топает прямо к подземельям, то испугался, невольно вцепившись в его ушки и сжавшись. Он сверкал глазами на Безлицых и не мог набраться смелости спросить у Моти, откуда тот знает, куда идти.

— Наверное, я никогда не привыкну к ним. И к Бездне, — со вздохом пожаловался джиннчик, когда коридоры стали совсем мрачными. Он не жалел, что отправился с Салазаром, но не представлял, как сможет жить здесь. Чего только не видели эти стены! А Бездна? От неё пробирало до дрожи.

— Мастер Мотя, а что самое страшное вы видели?

— …Тень, — подумав, ответил Мотя. — Тень в тех, кого ты знал, с кем дружил, кого искренне любил. Это страшнее, чем видеть, как они умирают. Тень — это их поражение. Много шагов назад. И я не видел никого, кто бы ее преодолел, хотя ее жертвами пали и некоторые мастера нашей школы…

Они подошли вплотную к двери комнаты, в которой лежал маленький шаманчик.

— А я видел! — Нудари взвил поникший хвостик. — Али смог скинуть Тень с себя и заражённого омеги, когда хотел ему помочь. Но Али кочевник, они все такие… сильные духом, — он смутился того, что так эмоционально воскликнул, что даже эхо пронеслось по подземелью. — К джиннам Тень тоже подошла близко, нас защищают ифриты и стена огня, — голос Нудари наполнился печалью. Вспоминать про Владыку было тяжело, несправедливое наказание всё ещё жгло ему спину, хотя мазь и залечила раны.

— Видел? Хорошо. Мы волновались, не обманул ли Салазар, — Мотин голос звучал обрадованно. — Во имя великого Источника, Нудар, ты должен мне рассказать, что ты видел!

Два Безлицых у двери смотрели на них безжизненно.

Джиннчик заёрзал между ушек кроли, перетёк взволнованно. Перед Безлицыми он стеснялся говорить, поэтому сосредоточился и, сбиваясь, попробовал показать мастеру Моте поступок Али. Как тот пошёл к омежке, как не дал тому в безумном порыве броситься к магу и как прикрывал от него. Как Салазар хотел их убить. А потом всё закончилось. Нудари жгло стыдом — ведь он сам тогда ничем не помог, лишь по-глупому влепился в тёмного мага всем телом.

Мотя серьёзно кивнул.

— В этом сила и слабость человека, — торжественно произнёс он. — Люди кажутся такими обычными в сравнении с нами, но лишь потому что они, как правило, рождаются без осознания своей силы, без природного доступа к магии. Зато их выбор меняет мир. Помни, великий маг Салазар из людского племени.

Мотенька посмотрел многозначительно на Нудари и шагнул к двери.

Нудари вновь перетёк между ушек кроли, невольно за них дёрнув — так он был взволнован. Ему казалось, что он полюбил бы Салазара, кем бы тот ни был. От этих мыслей джиннчик ужасно засмущался, хотя маг и не мог бы его сейчас услышать.

— А основатель вашей школы, маг Реон, он ведь тоже человек? Он же не поддался Тени? Почему так не могут сделать другие?

— Он величаший из архимагов! — важно заявил мастер Мотя. — Единицы обладают его силой… По правде сказать, я иных и не знаю. Только наш тренер новичков Браги еще способен противостоять Тени из людей, благодаря исключительному мастерству. Однако новости от тебя воодушевляют. Ведь мастеров такого уровня не только среди людей по пальцам сосчитать.

Он прокашлялся, глядя на Безлицых. Те не двигались с места.

— Али — кочевник. Они сильные, — Нудари горько вздохнул, но тут же отогнал невесёлые воспоминания. — Салазар умеет выбирать рабов, — он тоже покосился на Безлицых, а потом подался вперёд, свесившись с головы кроли. Все эти разговоры о великих смутили джиннчика, он не хотел в глазах мастера Моти выглядеть трусливым. Поэтому сам сильно толкнул дверь. Ведь в прошлый раз его пустили? Правда, с Вивьеном.

Безлицые не шелохнулись. Дверь распахнулась с холодным лязгом, от которого шерстка на голове бывалого Моти встала дыбом.

Беточка лежал на кровати криво, как шмякнувшийся на камень лягушонок, в бессильной попытке сжаться в комок.

Едва его увидев, такого измученного, Нудари сорвался с ушек мастера Моти и подлетел ближе. С собой не было лекарства — туманчик с сожалением вздохнул.