8.2 (1/2)
Первая ночь на новой квартире, несмотря на многочисленные страхи Арбатова, прошла относительно спокойно; слишком спокойно для семьи с двумя детьми.
Валерия, вернувшись из магазина в районе десяти-одиннадцати вечера, молча бросила на ковёр прихожей наполненный продуктами пакет, стащила с ног зашнурованную обувь, не удосужившись потратить лишнюю минуту на развязывание, после чего в гнетущей тишине проследовала в собственную комнату, напоследок громко хлопнув дверью. Больше её никто не видел.
От грохота проснулся только-только успокоившийся и наконец задремавший Егор. Вопреки ожиданиям, мальчишка не заголосил в первую же секунду пробуждения. Он бегло закрутил головой по сторонам, напоминая сонного перепуганного сыча, и, вскоре отыскав разбуженного шумом кота, деловито сполз с кровати, прошлёпал по полу босыми ногами и подхватил нового друга под подмышки.
Даня лениво приоткрыл один глаз. В таком положении хвост, задница, и, в целом, большая часть тела волочились по полу, собирая скопившиеся за некоторое время грязь с пылью, однако ребёнок так усердно пыхтел, пытаясь сдвинуть с места толстую кошачью тушку, что Арбатов просто не смог не умилиться.
— Ну и чего ты? Просто дверь хлопнула, ничего такого. Наверняка твоя сестра буянит.
Самостоятельно запрыгнув на расстеленную кровать, Даниил дождался, когда мальчик сделает тоже самое, свернулся у него под боком, начиная тихо тарахтеть. Эти звуки выходили практически неосознанно, сравнимо разве что с человеческими кашлем или чиханьем — можно остановить жёстким контролем, но обычно лучше поддаться. К тому же, тихое утробное урчание не приносило никакого вреда: Егор, обхватив кота маленькими пухлыми ручонками, зарылся лицом в пыльную шерсть и закрыл глаза.
Родители зашли проведать любимое чадо лишь единожды за ночь: проснувшись в четвёртом часу утра по неведомым, сугубо нечеловеческим причинам, Арбатов услышал хлопок двери детской комнаты, а после — тихие, глухие шаги в коридоре. Осознавая загруженность обоих супругов, Даниил не спешил их осуждать, однако задавался привычным для многих людей вопросом «а зачем?». В мешках под глазами уставшей Алёны можно было воровать килограммы картошки из супермаркетов, Михаил каждую секунду жизни выглядел отстранённым настолько сильно, словно никогда не был частью не только этой семьи, но и планеты под названием Земля.
Становиться молодым родителем Арбатов не собирался. Участь превращения в отца счастливого семейства обошла его стороной: свою ориентацию Даня осознал уже в подростковом возрасте и до сих пор в ней не разочаровался, не считая редких неприятных моментов, упоминать которые он не любил даже в самые тяжёлые дни. Сейчас же, наблюдая за глухо посапывающим во сне мелким парнишкой, испытывал совершенно двоякие чувства; материнский инстинкт не проявился, однако забытый и всё чаще предоставленный исключительно самому себе ребёнок вызывал чувство жалости.
Так или иначе, провалявшись с Егором большую часть ночи, Даниил освободился от обязанностей няньки лишь к рассвету, когда мальчишка проснулся окончательно. В этот раз вопли не заставили себя долго ждать.
Взъерошенная мать вбежала в комнату, словно перепуганная курица-наседка. Подхватив ребёнка на руки, женщина принялась его укачивать, напевая тихую колыбельную песню, которая баюкала её гораздо больше нежели мальчишку. Кот, тут же согнанный с нагретого места безжалостной рукой, недовольно насупился и вышел из комнаты.
— Миш, насыпь Барсику корма. И не забудь, тебе сегодня к доктору. Ещё Евгений Викторович звонил, спрашивал, когда выйдешь на работу, — приглушённым голосом зашипела Алёна.
Из детской раздался грохот.
Даня закатил глаза и молча направился следом за таким же разбитым, невыспавшимся мужчиной.
Первые лучи рассветного солнца окрашивали темноту кухни тёплыми, светлыми бликами, похожими на мазки растёкшейся краски.
Осень подступала, следом за ней — зима; воздух по утрам становился всё более сухим и прохладным, а ночь наступала всё раньше. Стоило выбираться отсюда до наступления холодов: первое сентября, отмеченное в пёстром настенном календаре красным маркером приближалось абсолютно неумолимо, чем доводило до истерики не только не любящего мокнуть под дождём кота, но и Леру. Та училась в школе и, как многие сверстники, это заведение ненавидела со всем отчаянием, на которое только было способно большое детское сердце.
Щёлкнув переключателем, Михаил громко протопал в кухню.
Даниил сонно зевнул.
Крошечный участок подоконника, кровью и потом отвоёванный у шести горшков с комнатными растениями, не шёл ни в какое сравнение с просторами захламлённой бумагами с фотографиями съёмной квартиры Равина. В бок тыкалась плоская колючая ветвь алоэ, пушистый хвост время от времени бился о толстый стебель завядшей орхидеи. Хорошо, что Валерия оказалась не столь бездушным человеком, как ожидалось изначально — заметив потуги толстого питомца, девушка отодвинула самый большой кактус в сторону, а после вообще спустила его на пол.
1:0 в пользу кота.
Развешанные на холодильнике магнитики с разных городов России, разноцветные, расшитые большими бутонами цветов полотенца, несколько длинных фартуков — по всему периметру помещения валялась куча вещей, что придавали выполненной в однотонном минималистичном стиле кухне некую аляповатость, что, в принципе, вид совершенно не портило. Наблюдая, как супружеская пара возится на кухне, Даня ощущал приятное, пусть немного печальное чувство ностальгии.
Этой ночью Егор спросил, почему коты разговаривают.
«Просто ты умеешь разговаривать с животными» — хотел было ответить Арбатов, но передумал. Он единственный не человек, с которым мальчишка сможет поговорить. Это будет слишком жестокой шуткой, которую он себе не простит.
«Потому что раньше я был человеком, а потом одна очень старая колдунья превратила меня в кота».
Очень старая и мудрая колдунья, в народе именуемая смертью.
Да и не совсем превратила.
Скорее просто позволила жить дальше, когда отведённое время подошло к концу.
Недовольный мальчишка сразу же нахмурился и топнул маленькой ножкой в носке. «Почему она так сделала? Она не имела права! Если бы маму превратили в кота, он бы победил злодея». Арбатов с трудом сдержал смех. Иногда хотелось навсегда остаться столь же наивным. Смотреть на мир через розовые очки.
Даня пытался не думать о семье. Все, кто когда-то его любил, остались в прошлом: заявиться к родителям вот так, почти год спустя, в тушке толстого кота и пытаться что-то объяснить — увольте, найдётся ли на свете человек, который выдумает большую глупость? Что вообще можно сказать родным, оплакавшим его хладный труп? Иногда хотелось позвонить. Написать. Просто услышать в трубке знакомое «ало», пусть за ним тут же последует ледяное раздражённое «кто это?». Просто зацепиться за частичку прошлого, такую настоящую и реальную, каким никогда не был он сам.
Даня знал, что это осознание принесёт лишь ноющую боль в сердце. Он умер, а они живы. Он умер, и ничего не изменилось. Небо осталось голубым, солнце — жёлтым, а ливень за окном в пасмурный день — мокрым и холодным. По небу продолжали плыть белоснежные облака, люди до сих пор опаздывали на работу, под окнами всё также лаяли ненавистные собаки и визжали соседские дети. Не было только его — Даниила Арбатова.
Зато появился простой серый кот.
Ворвавшаяся на кухню Валерия стала довольно неожиданным сюрпризом. Учитывая тот факт, что уснула она, повезёт, если в третьем часу ночи, появление бодрой, взволнованной и уже накрашенной в лучших традициях голливудских звёзд девушки вызвало обоюдное недоумение у обоих «мужчин» на кухне.
Пусть Даня не являлся мужчиной по человеческим меркам, но всё же оставался им в глубине души.
Быстро налив себе стакан воды из-под крана, Лера залпом осушила его и потянулась за вторым. Повторив подобную процедуру ещё два раза, она, наконец, успокоилась, и повернулась к окну:
— Я ушла.
Мужчина только непонимающе моргнул, наблюдая за тем, как дочь скрывается в темноте озарённого лучами солнца коридоре. Послышался шорох, щёлкнула застёжка на молнии сумки — Арбатов не успел спрыгнуть с подоконника, как раздался звон бьющихся друг о друга металлических ключей.
— Валерия! — тут же выглянула из детской ошарашенная Алёна, держа на руках двухлетнего сына, — Ты куда собралась? Совсем с ума сошла? На улице темно, седьмой час утра!
— Я вернусь днём, — только и крикнула дочь, почти бегом вылетев из квартиры на лестничную площадку.
Женщина рванула следом, чуть не выронив зашедшегося плачем мальчишку; вовремя спохватилась: ахнула, несколько раз покачала ребёнка, всунула ношу в руки ничего не понимающего мужа и рванула следом за беглянкой. Правда, далеко не убежала — уже через полминуты родительница появилась в дверях снова: растрёпанная, запыхавшаяся, но одинокая.
Решивший на оставлять насиженное место Даня безразлично глянул в окно, наблюдая, как одинокая фигура теряется в сумерках предрассветной улицы. Экран чужого телефона загорелся бледным светом; Валерия подсветила неровную дорогу фонарём. Походка девушки, впервые за долгое время нахождения Арбатова в семье, перестала казаться скованной, нервной — она расправила плечи, вставила в уши беспроводные наушники и со всех ног рванула в неизвестном направлении.
Будь у Арбатова губы, он бы растянул их в улыбке. Происходящее напоминало его подростковые годы.
— Миш! Миша, ну сделай же ты что-нибудь! Стоишь, как будто ничего не происходит! Она может тебе не родная дочь, но хотя бы ради приличия попытайся её остановить! Или хотя бы за своим нормально следи!
Мужчина подчинился; быстро всунув ноги в шлёпки, он сунул качующего из рук в руки Егора матери и безропотно вышмыгнул за дверь, словно великовозрастная мышь, и, судя по грохоту шагов, поспешил вниз по лестнице. Алёна открыла рот, чтобы крикнуть что-то вдогонку, но тут же закрыла его и обессиленно привалилась спиной к стене.