Глава 5 (1/2)
Франция провожала их проливным дождем.
— Ася, бросай каток, — серьезно сказал Анри, пока они ждали начала регистрации на рейс. — И этого… тоже бросай. Со мной интереснее.
Ася улыбнулась и обняла сначала его, затем Камиллу.
— Приезжай еще, — попросила девочка. — Летом. Научишься ездить верхом.
— Было бы здорово…
На летном поле она оглянулась на стеклянное здание аэропорта. Провожающих не было видно, но Асе захотелось помахать рукой окнам, узким улочкам, кипарисам, морю — городу, который так тепло ее принял.
Если смотреть на облака сверху, из окна самолета, они похожи на море. Белое, бескрайнее. Солнечные лучи забираются в эту мягкую глубину, а она баюкает их, укачивает… как волны качают солнечный блик. А когда бросаешь камень в воду, блики разлетается брызгами.
Ася вытащила из рюкзака конверт с фотографиями.
…Они с Анри бросают в воду гладкую гальку, по-зимнему прохладную, несмотря на танцующий по ее бокам свет.
…Лошадь шагает по каменистой тропе — переднее копыто сейчас наступит на лохматый вечнозеленый травяной кустик, привыкший выпрямляться, что бы ни случилось, — а сверху, с седла, и не видно, куда кобыла ставит ногу.
…Анри и Дан со шпагами в руках — наследники древнего рода, юные аристократы в обществе, забывшем традиции дворянства. Один полон восторга (два-три века назад наверняка был бы забиякой-бретером), в глазах второго — надменная усмешка графа Дюплесси-Морнэ, из-за которой выглядывает странная растерянность.
…Со стены галереи строго смотрит немолодой граф Филипп, и почему-то вспоминается лихорадочное «Я люблю тебя» на выпускном — вынужденные слова, выбитые из парня как кнутом. Она давно простила их ему. Свистит мистраль, забирается в рукава и под капюшон, потом руки Дана обнимают, и становится тепло.
Вот папка с рисунками Камиллы. Взлетает с протянутых ладоней чайка — и парит в поддержке Ася, раскинув руки белыми чаячьими крыльями.
А это старый рисунок: Дан сидит на парапете набережной, скрестив пальцы под подбородком, улыбка живет в глазах и уголках губ, взъерошенные ветром волосы придают ему легкомысленный вид. Камилла сказала, что рисовала его прошлой зимой по заданию в художественной школе, и протянула Асе лист в ответ на робкую невысказанную просьбу — бери. Вот бы научиться так рисовать! Тогда можно попробовать вытащить в реальность хотя бы кусочек ее Мира, то, что можно воплотить на бумаге.
Ася закрыла глаза. Невозможно нарисовать звук или запах, но… в жизни иногда происходит невероятное.
Внизу, под брюхом самолета, — темные снеговые тучи. Если бросить в них камень, он утонет без плеска, уйдет в серую муть; совсем не так, как на крохотном галечном пляже, когда Дан швырял в воду свои нерешенные проблемы, а они разлетались солнечными искрами. Галька слишком легкая, она не способна забрать всего, что царапается внутри, — нервно, беспокойно, расползается по самым укромным уголкам души, взламывая двери, просачиваясь в малейшую щель. Мертвые не возвращаются? Бред. Вот они, ходят по пятам, заставляют ощутить себя избранным, будь проклят тот день, когда она заявилась первый раз… чтобы сделать из него полноценного психа.
Так посмотрел на него Мишель, когда услышал, что Серж Боннэ убит, а тело — в сельском колодце. Только воспитание и, вероятно, жалость к племяннику помешали ему постучать пальцем по лбу. Версия про вещий сон не очень прокатила, это ясно. Дан тогда внутренне поежился, потому что представил, как на него посмотрят родители Таньки. Однако хуже будет, если Мишель примет его слова всерьез и начнет раскручивать дело. В колодце найдут то, что осталось от несчастного Сержа… и вот тогда начнутся настоящие проблемы.
И все же.
Я умер смертью Сержа Боннэ, и он пришел ко мне. Значит ли это, что если я хочу увидеть маму, то должен умереть, как она?
Болел Дан редко. Иммунитет, закаленный льдом, легко справлялся с мелкими неприятностями вроде насморка или кашля, и даже грипп чаще всего обходил его стороной. Но и на старуху бывает проруха — если какой-нибудь особо зловредный вирус Дана догонял, то отыгрывался по полной программе: недолго, но жестоко.
Поэтому когда накануне дня рождения Дан на ровном месте споткнулся, грохнулся на лед, а попытавшись встать, почувствовал обморочную слабость, он понял, что праздник накрывается даже не медным тазом, а бетонным колпаком. Ася помогла ему добраться до раздевалки.
Дома Дан выпил пол-литра теплого компота, и дальше ясное сознание помахало ему из дальнего угла. Он не слышал, как приехала «Скорая», вызванная отцом, и не почувствовал жаропонижающего укола. Организм на укол вообще наплевал. Температура опустилась с сорока на полградуса и через некоторое время вернулась на прежние позиции.
Он провалился в противный туманный омут ночи. Кошмары не мучили, но выкручивающая душу серая муть была еще хуже. Потом туман расползся на рваные лоскуты. В прорехах мелькали какие-то люди — живые и нет, и в конце концов Дан перестал их различать, как и время суток. Кажется, приходила Ася, но он не был в этом уверен. Существование отмерялось провалами в тягучие сонные полуобмороки. Дан сидел за рулем, а дорога хватала за колеса, стараясь задержать, и только на спусках в бездну отпускала все тормоза, он разгонялся так, что захватывало дух, в груди нарастала колючая боль и туман небытия становился облегчением.
Через сотню километров этой чертовой дороги стало легче, мрак посветлел, поплыл перед глазами серой дымкой, и Дан подумал, не пришел ли его срок. Мысль была вялой и не испугала. Он почувствовал, что падает в черный бездонный колодец, и почти с облегчением закрыл глаза.
Мороз колол иголками щеки и хватал за нос. Нет, это не Рио-де-Жанейро… то есть не Марсель. Февраль в Липецке выдался студеным и снежным. Погода никак не могла определиться: то покрывала остановки, деревья и дома тонким слоем инея, и улицы становились выморожено-белыми, то огромными порциями сыпала с неба снежные хлопья, а красный столбик в градуснике поднимался почти до нуля. Бабушка от таких температурных перепадов мучилась с головной болью и давлением. Давно были убраны елка и гирлянды со стен, но оленей, бегущих по зимнему лесу, Ася смывать с окна не стала: они напоминали предновогоднюю суматоху с оформлением документов и сборами во Францию…