Часть 7. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Глава 1 (1/2)

Ветер летел, обжигаясь огнем,

Через ущелье, где плавился лес.

Ветер спешил, ведь шептала о нем

Ночью звезда, улыбаясь с небес.

Жар разгоняя горячей рукой,

Ветер горел и от боли молчал.

Лишь, захлебнувшись беззвучной тоской,

Яростно в мыслях «Зови!» — ей кричал.

Синее небо блеснуло в глазах,

Рвался отчаянно... Не долетел.

Крылья сломал разом вспыхнувший страх.

Навзничь упал. Не простившись. Сгорел.

Дан Морнэ. Зови</p>

Глава 1</p>

К концу первой рабочей недели Дан понял, что вымотался сильнее, чем на тренировках. Сами по себе ящики оказались не особо тяжелыми, и было их за ночь по три-четыре, не больше, а иногда и совсем ничего не привозили; но раненая рука начинала ныть уже после второго. Она нудно и настойчиво напоминала, что врач велел держать ее в покое. И под лопаткой иногда стреляло, заставляя останавливаться и пережидать. Но Дан старался не зацикливаться на вывертах организма, и тот вынужден был смириться. А может, просто окреп от физической нагрузки. Скоро можно будет и за справкой идти…

Тяжелее было не спать. Уборщица Тамара, обладавшая неисчерпаемыми запасами жалости и дешевого растворимого кофе, делилась с ним и тем и другим. Потом кофе перестал помогать, а одинокая жалость, лишившись поддержки в лице пластиковых стаканчиков с темной, резко пахнущей бурдой, никак не спасала от желания сесть в каком-нибудь укромном углу и закрыть глаза. Открыть через час — уже стало бы легче. Но насчет этого менеджер Кирилл, его непосредственный начальник, предупредил сразу и строго. Будешь спать на работе — штраф. Терять хотя бы часть той небольшой суммы, которую Дан должен был получить в конце месяца, он не хотел. Поэтому приходилось терпеть.

Да и сидеть особо было некогда. Работа находилась почти всегда — на чернорабочего скидывали все, что не хотели делать сами, а отказывать Дан просто не хотел. Ему в принципе было все равно, чем заниматься, — необходимость делать что-то руками отвлекала и прогоняла сонливость.

В четверг Виталик попросил помочь починить проводку за сценой. Что-то там погорело, накрылась одна из розеток, а к пятнице все должно было работать: еженедельная вокальная программа собирала немало любителей фолка. Виталик паял провода, Дан по его команде втыкал штекеры в дырки и проверял контакт. С Виталиком они сдружились быстро. Дан ходил с ним за компанию курить, и иногда, хоть и нечасто, тоже брал сигарету.

Если не было посетителей и работы, его отпускали пораньше, часа в два. Но «Кирпичи» были довольно популярным местом, и такое случалось редко.

Отсыпался Дан днем, после школы. Ходить на тренировки с целью посидеть на трибуне перестал, вместо этого падал на диван и моментально отключался. Надо было проснуться до прихода отца с работы и сделать хоть какие-то уроки.

Потом он собирался в «Кирпичи». Папа возмущался, что сын возвращается так поздно, и все грозился пойти посмотреть на это «вечернее» место работы. Дан отмахивался — да ладно, не переживай, — и в конце концов Александр Сергеевич смирился, хоть и ворчал иногда.

В пятницу Дан, перекидав ящики, сунул в холодильник фрукты, вымыл по просьбе Тамары пол в подсобке и сел за не очень надежный пластиковый стол там же, раздумывая, стоит ли попросить еще кофе или ну его к черту. За его спиной открылась входная дверь. Он не оглянулся — решил, что это Тамара заглянула проверить чистоту пола.

Однако голос оказался хоть и женским, но незнакомым.

— Привет.

Вот теперь Дан обернулся. Невысокая изящная молодая женщина с шапкой коротких русых кудряшек, очень улыбчивыми серыми глазами и мягкой линией губ — она стояла, облокотившись о притолоку, и с любопытством разглядывала его.

— Здрасьте, — от неожиданности схамил Дан.

Женщина засмеялась. Интересно, сколько ей лет? Под тридцать, наверное. Вряд ли меньше. Это предположение родилось больше от уверенной манеры держаться и какой-то зрелости во взгляде, чем из-за внешности.

— И кто ты та-акой?

Она чуть-чуть, еле заметно, растягивала букву «а», словно запиналась иногда, и это придавало ее речи странное очарование.

— Так, — махнул рукой Дан. — Здешний юнга. Разнорабочий по призванию.

Каблучки процокали от двери. Женщина села прямо на стол рядом с Даном. Стол качнулся, но выдержал.

— А-а я здесь пою иногда. По пятницам, — она покачивала ногой в изящном полуботинке. — Ты куришь?

— Почти нет.

— Жа-аль. Хотела у тебя сигарету попросить.

— А курение петь не мешает? — удивился Дан.

— Нет, — усмехнулась она и посмотрела на него с интересом. — Тебе сколько лет?

— Шестнадцать.

Она чуть прищурилась, словно хотела лучше его рассмотреть.

— Ладно. У Костика стрельну сигарету.

Поднялась со стола, каблуки простучали обратно к двери, и Дан пожалел, что не обзавелся пачкой «Кэмела». Бармен Костик ему и раньше не особо нравился, а теперь стал еще неприятней. Противный тип.

А еще ему стало интересно, как она поет.

Виталик на своей крохотной сцене включал аппаратуру, отстраивал микрофон. Рядом стояла Данькина новая знакомая и негромко что-то говорила ему.

Дан в противоположном углу зала задумчиво разглядывал стул, с которого только что чуть не свалился мужик в полном расцвете сил и упитанности. У стула расшаталось крепление между спинкой и сиденьем, и Дан подозревал, что этот мужик его и расшатал. В принципе, дел-то было на две минуты — подкрутить винты. Отвертка и прочие инструменты хранились в подсобке, но по пути туда его окликнул Виталик.

— Дан, пошли покурим.

— Ща, стул закручу.

— Потом закрутишь, пойдем.

— А если кто сядет? — возразил Дан.