Глава 8 (1/2)

Разговор с отцом в этот день так и не состоялся, потому что Данька оставил пацана ночевать, а выяснять отношения при госте (каким бы ни был этот гость), папе не позволяло воспитание. А Дану даже в голову не пришло сказать: «Ладно, Жека, поздно уже, ты давай, того…» Малой прекрасно устроился на раскладном кресле, натянул плед до самых глаз и очень быстро уснул — видимо, разморило от тепла и сытости.

Утром они вышли из дома вместе — Данька в школу, Жека… а куда он, собственно, идет?

— Ты в подвал сейчас?

— Не, — ответил пацан. — В подвале Макс.

— Это так страшно? Он откусывает у маленьких уши?

— Это кто маленький?! — ощетинился Жека. — А… ты никому не скажешь? Даже Стасу, Ворону и пацанам?

И после торжественной клятвы «никому и никогда, зуб даю» Жека таинственно прошептал в самое ухо:

— Он ствол заныкал. А я нашел случайно. Думал, где-нибудь сиги лежат или деньги — пожрать купить для всей братвы. Нашел, поглядеть взял. Патронов-то все равно не было. Макс меня и застукал. — Жека сморщил нос. — Так что теперь я к нему не лезу, пока не остынет. Ты… приходи, лады? Только не сегодня. Завтра или послезавтра. Когда Макс психовать перестанет.

И малой умчался по своим пацанским делам. А Дан до самой школы не мог стряхнуть с себя очень странное ощущение. Он как будто случайно заглянул в окно другого мира — хмурого, явно неблагополучного, с беспризорными пацанами, алкоголем и… стволами. Этот Макс ведь не просто так пистолет таскает, вдруг понял Дан. Это не сувенир и не зажигалка. Ему стало очень неуютно. До сих пор он воспринимал Казанцева и его кодлу как досадную помеху на своей дороге, с которой просто нужно поменьше контактировать — и все. Однако если заставить себя не думать об этой воронке, она же не исчезнет. Даньке представился Макс — идет ночью по улице, и встречается ему, на свою беду, девушка одинокая. Или мужчина в возрасте… Дана крупно тряхнуло. Отец? А этот отморозок достает ствол… Ему ведь нужны бабки, а со средствами их добывания он церемониться не будет. И что делать? Кого звать? Ментов днем с огнем не найдешь, а обычные люди сейчас скорее забаррикадируются на все замки, чем отзовутся на такое… Таньку? Она-то справится… Пальцы непроизвольно кольнуло, а Данька ошарашенно подумал, что нормальный человек не позовет на помощь мертвого. Это у него уже явно психика съехала…

Кабинет истории был заперт. Шевалье пускал «эту неуправляемую банду» в класс только со звонком. Катька поставила рюкзак на подоконник, сказала Даньке «привет» и тут же хихикнула.

— Представляешь, вчера кто-то в кабинете химии на дверце шкафа с реактивами нарисовал… Ну, ты понимаешь. Орган. Мужской. Такой скандал был.

Дан обрадовался. Нет, не факту изображения органа, а тому, что Катя, кажется, перестала на него обижаться.

— Казанцев? — предположил он.

— Это не он, правда! — возмутилась Катька и сразу перестала смеяться. — У тебя всегда Стас виноват!

— А он невинен, как слеза сиротки, — фыркнул Данька. В нем еще не улеглись отголоски недавних мыслей.

— Откуда ты знаешь, что это он? Тебя там вообще не было!

Катька разозлилась. Ей упорно казалось, что Данька просто ревнует ее к Стасу. Совершенно безосновательно на самом деле. Нужен ей этот гопник, подумаешь.

Дан разозлился. Ему казалось, что она думает, что он ревнует. Вот еще, подумаешь. Оно ему надо?

— Не было тебя там, — упрямо повторила Катя. — А просто так даже суд не обвиняет, доказательства нужны.

— Нафига мне доказательства, — упрямо ответил Данька. — У меня инстинкт. Как у всех животных низшего порядка.

— Идиот, — буркнула Катя. — Кстати, может, это ты? Ты же химию терпеть не можешь!

— Меня там не было, — напомнил Данька. — И я рисовать не умею.

Катя неожиданно засмеялась. Она представила, как выпускник какой-нибудь Строгановки старательно вырисовывает на дверце шкафа в школьном кабинете химии мужское достоинство. С тенью и полутонами…

Разговор с отцом получился долгим и непростым. Александр Сергеевич припомнил Даньке все: пропущенные уроки, замечания в дневнике, его появление дома в пьяном виде — причем к этому пункту папа подошел как к кульминации, за которой следовал однозначный вывод: если сын не прислушается к голосу совести (которая у него вряд ли есть) и не возьмется за ум, его ждет колония для несовершеннолетних. И не просто ждет, а горько рыдает от разлуки. Данька терпеливо выслушал все перспективы, согласился, что это не лучший путь для ребенка из приличной семьи (с корнями французской аристократии!) и пообещал разбудить задремавшую совесть. Заодно взяться за ум и подготовку к экзаменам. Вот прямо сейчас.

Александра Сергеевича его готовность не убедила.

— Зачем ты ведешь в дом всякую шпану? — снова спросил он. — Чтобы нас обворовали?

— Жека ничего не возьмет, — сказал Данька очень убежденно, потому что до конца в этом уверен все-таки не был. — И потом… что у нас красть-то…

— Вот именно! Ты посмотри, как мы живем!

— Зато меня никогда не похитят с целью выкупа, — успокоил он отца.

— Тьфу на тебя…

Данька пошел козырным тузом:

— Пап, ну он голодный был.

Александр Сергеевич вздохнул. Голодный — это, конечно, плохо. Когда ребенку нечего есть, это совсем не дело. Но видеть это дитя улиц в собственной квартире ему не хотелось. Лучше бы отнес ему что-нибудь. Хотя это значит, что сын снова пойдет в эти воровские трущобы. Это еще хуже. Поэтому Данила должен пообещать — нет, дать железобетонную клятву! — что больше туда ни ногой.

— Папа, ты ставишь меня в трудное положение, — задумчиво сказал Данька. Он как-то не привык раскидываться обещаниями направо и налево. — Ты же понимаешь, что я ничего гарантировать не могу.

Папа понимал. И это повергало его в глубочайшее уныние.

— Пап, я обещаю… думать, прежде чем куда-то сунуться. Честно. Ну не дурак же я в самом деле.

— Не уверен, — проворчал Александр Сергеевич. — Ладно. Только не води эту шантрапу домой.

На следующий день Дан после уроков зашел в магазин, купил хлеба, немного колбасы — на сколько денег хватило — и поехал на Шкатовку.

Перед дверью в подвал он притормозил. Как-то не очень хотелось встречаться с Максом, который «психует», особенно в свете своих недавних мыслей. Да и Женька неизвестно, там ли. Но не поворачивать же обратно, глупо выйдет.

В подвале было полутемно, как обычно. На старом продавленном диване развалился незнакомый темноволосый парень в темных очках.

«Куда еще в темноте в них», — удивленно подумал Данька. Его внимание привлек шрам через все лицо парня — начинался где-то под волосами и терялся почти на шее. Кривой, со следами грубых швов.

Жеки не было. Зато на одном из ящиков сидел Серега Ворон.

— Привет, — сказал ему Дан и мысленно пообещал себе набить морду чертям, которые потащили его в этот подвал. И перед папой надо извиниться, однако. Насчет наличия у сына мозгов он явно был прав.