Глава 5 (2/2)

Данька был в отчаянии. Он уже забыл про осторожность и про то, что хотел говорить тише. Дальнейшее существование рисовалась настолько безрадостным — хоть в петлю. Прятаться от людей? Ходить в темных очках?

Последнее время жизнь состояла сплошь из вопросов. Ведь есть люди, которые видят чужие смерти, он не один такой. Как они справляются с этим?

Они молчали долго. Дан рисовал в воображении дерево — аккуратно, ветку за веткой, прорисовывая каждую прожилку листьев и выступы на коре. Получался тополь. Тот самый, за окном. Помогло. Даже боль в пальцах утихла. О чем думала Танька, он представить не мог — да и умеют ли призраки думать?

— Что мне делать? — наконец тихо спросил он.

— Попробуй как-то совместить жизнь с реальностью.

— И это говоришь мне ты? — изумленно хмыкнул Дан, посмотрев на нее в упор. — Ты таскаешь меня по крышам и заставляешь видеть чужие смерти.

— Данечка, все это ты делаешь сам. В этом деле невозможно заставить.

— Ну-ну.

— Хочешь сказать, ты недоволен?

— Да! Хотя… теперь уже не знаю, — честно сказал Дан. Любопытство все-таки сидело где-то на краю сознания и подзуживало — ты не такой, как все! это же круто! — А это можно как-то отключать? Я же боюсь на людей смотреть.

— Нет, Дань. Отключить нельзя, — вздохнула Танька. — Понимаешь, если ты видишь — значит, это живет в тебе. Нельзя же открыть дверь, которой не существует.

— А запереть эту дверь можно?

— Можно. Но ключ будет при тебе, понимаешь? Всегда.

— Кошмар какой-то…

— Ты научишься не реагировать так остро. И доставать этот ключ, когда это действительно будет нужно.

Ему бы ее уверенность… Лучше закопать этот ключ на перекрестке двадцати восьми дорог. И забыть место. Амнезию бы…

— А ты привязана к определенному месту? Ну, если я уеду… в Марсель, например. Смогу тебя видеть?

— Марсель — не мое место, — пожала плечами Танька.

— Вот так просто? — не поверил он. — И на каком расстоянии это работает?

— Данечка… на самом деле, если ты очень захочешь…

Танька посмотрела ему прямо в глаза. Не отрываясь смотрела, пока он не почувствовал, что пальцы опять начали мерзнуть. Взгляд ее темнел, превращаясь в затягивающий в бездну колодец, и пытающегося сопротивляться Дана замораживало все больше, он прямо физически ощущал, как из него испаряется тепло — прямо сквозь кожу. Закрыть глаза, чтобы прервать зрительный контакт, не получалось. Не осталось ни одной мысли, только застывающие и ломкие ощущения, что делали его хрупкой ледяной фигуркой, готовой пойти трещинами обнаженных нервов.

Психика балансировала на грани слома и могла в любой момент улететь к чертям. Он был не в силах произнести ни звука, тело словно полностью исчезло вместе с возможностью говорить и видеть.

В этот момент за Танькиной спиной качнулся и полетел на пол тот самый кусок металлической трубы. Эхо разлетелось под потолком, от многократно усиленного и наплывающего волнами звона заложило уши.

И когда внезапно все прекратилось, Дан чуть не упал, будто марионетке обрезали нити.

— … ты сможешь все. Но теперь понимаешь, насколько ты должен захотеть? — услышал он тихий голос, с трудом пробившийся в его сознание.

— Нет… — еле выговорил Дан. — Это… как с огнетушителем… идти на… — слово никак не подбиралось, и он обессиленно сел прямо на пол, — …на бэтээр… нет таких сил… ни у кого.

Танька сидела в оконном проеме и с равнодушным видом качала ногой.

— Захочешь — сможешь все. Ты — больше, чем кто-то другой.

— Как это можно… остановить? Это… мясорубка для… для души.

Он с трудом открыл глаза и оторопел. Рядом никого не было.

Очень медленно возвращались чувства… и первым пришел страх. Нереально сильный, он неторопливо разворачивался внутри ознобным черным покрывалом, и от этого становилось еще хуже.

Как… как?! Как с этим справиться? Вот только-только он привык к ее появлениям, до такой степени привык, что начал забывать, кто она… иногда даже мило с ней болтая. Но она была мертвой… и несла смерть. С ужасающей силой, противостоять которой — выше человеческих возможностей. Как идти на бронетранспортер с огнетушителем.

Но апатия, проснувшаяся следом, сгладила острые углы. Дан устал. Настолько, что впервые в жизни у него мелькнула мысль одним махом оборвать все. Здесь это сделать невероятно легко — один шаг из оконного проема.

Смерть так упорно ходит за ним… почему бы не перестать от нее прятаться? Наоборот, повернуться к ней и шагнуть навстречу… Там, за чертой, его наверняка ждут.

Дан подошел к окну, выглянул. Уже почти стемнело, и обломки бетонных блоков внизу громоздились странными зыбкими тенями. Тишина заброшенного военного городка была ватной и давящей. Хоть бы собака пробежала, что ли…

Сколько шагов у него осталось? И кто подаст руку, когда он шагнет через край? Старуха — костлявые пальцы, островерхий капюшон, коса за спиной? Или… мама? Ее руки должны быть теплыми. Затылок залило жаром, будто на него легла горячая ладонь. Дан обернулся — он был почти уверен, что мама стоит за спиной. Пустая, безжизненная темнота разочарованно вздохнула и рассыпалась по венам холодными колючими мурашками.

Дан закрыл глаза. Внезапно его снова накрыло леденящее ощущение полета, как тогда, с Танькой. Сердце сбилось с ритма, застучало болезненно и остро, Дан задохнулся от смертельного ужаса, открыл глаза и резко шагнул назад. Споткнулся о какую-то железку и чуть не упал.

Ну нет.

«Дурак, — подумал он голосом Кати. — Псих».

На улице совсем стемнело. Даньку потянуло наверх, на крышу. Там наверняка теплее, чем в этой бетонной коробке. И спокойнее. Все-таки не зря про рембазу рассказывают стремные истории — атмосфера тут неуютная. Мысли дурацкие приходят…

Совершенно нечем было посветить под ноги. Проблема. Пара-другая переломов — да раз плюнуть. Уличное освещение в городке не работало уже лет пятнадцать, а полнолунием природа не радовала. С большим трудом ему удалось разглядеть стрелки часов.  Начало десятого. Черт. Отец волнуется. Надо выбираться отсюда. Крыша будет в следующий раз.

Путь вниз занял гораздо больше времени, чем подъем.

Дома Дан перевернул все ящики в поисках фотоальбома. Он хорошо помнил, как тот выглядел, — старенький, с потрепанными углами и улыбающимся жирафом на обложке. В альбоме были его детские фотографии — и одного, и с родителями, с Анри и Камиллой… По дороге с рембазы он вдруг понял, что не помнит маминого лица. Может, она не пришла именно потому, что он забыл… не смог нарисовать в воображении четкий образ?

Альбома он не нашел. Хотел спросить у отца… и не стал. Хаос в его голове спутал все мысли. Дан уже не понимал, что вообще с ним происходит и чего он хочет; как будто взгляд Таньки вытащил из его души ткань-основу и остались лишь оборванные клочки эмоций и чувств. Можно попробовать собрать из них диковинный пазл… кажется, злость и растерянность прелестно сочетаются с желанием спрятаться под одеяло и никого не видеть.

Дан пошел в ванную и решительно крутанул до отказа холодную воду.