Глава 6 (2/2)

Янка появилась в обнимку с Матвеем. Скользнула по Даньке пренебрежительным взглядом и отвернулась. Не снизошла даже до презрения. А он смотрел ей вслед и не мог понять, почему его это совершенно не задевает. Может, потому что туда, наверх, к ветру, он ее звать бы не стал? Не вписывалась Яна в его ночную реальность, была инородным существом. Да и никто пока туда не вписывался. Дан не хотел пускать в этот открывшийся ему мир никого. Ревность не позволяла. Это был его ветер. Его крыша, его пространство. И его жизнь, как бы пафосно это ни звучало.

На льду Данька был еще рассеянней, чем накануне. Наталья Алексеевна его обругала, когда он третий раз подряд не поймал синхрон в дорожке. Он постарался сосредоточиться, но почему-то это было адски трудно. Все время пропадало ощущение реальности. И когда эти бесконечные полтора часа наконец-то остались позади, он сел на скамейку в раздевалке, закрыл глаза и почти отключился. Даже не заметил, как заглянула Ася.

А она постояла у входа, но подойти так и не решилась, хотя очень хотелось, и проклинала себя за стеснительность чуть ли не до слез. Ведь можно погладить по плечу, взять за руку… да просто спросить: «У тебя что-то случилось?». Не укусит же он ее в ответ. И когда она почти набралась смелости, в раздевалку вкатился ком малышни, у которой закончилась тренировка. Даньку толкнули, свалили на него чью-то куртку… он открыл глаза, видимо, извинился и стал расшнуровывать коньки.

Ася вздохнула и пошла переодеваться.

После тренировки Данька свернул к Катькиному дому. С этим вопросом надо было разобраться, иначе покоя не видать. Он знал о себе кучу самых разнообразных вещей, в том числе кое-что об умении забивать на всяческие угрызения. Не было его, умения этого. Зато наличествовало качественное мазохистское стремление перепилить несколько нервных окончаний.

— Катя? Нет ее дома, — сказала ее бабушка, открыв ему дверь. — Гуляет. Передать что?

— Не надо…

Вот же черт. Может, она просто не хочет разговаривать? Неужели настолько обиделась?

Двери лифта открылись — он и кнопку нажать не успел. Вышли Катя и Казанцев. Все трое остановились.

— Тебе чего? — вызывающе спросила она.

— Ничего, — сдержанно ответил Дан. — На чай зашел.

— Знаешь что, Морнэ…

— Что?

Катя закусила губу. Повисло молчание. Ох, как она теперь жалела, что Казанцев рядом! Она бы высказала Данечке все… но не хотела делать этого при Стасе. Ах, женская логика… весь день его избегать, а потом жалеть, что не удалось поговорить наедине.

— Вали отсюда, Француз, — прищурился Стас.

— Иди ты, — бросил ему Данька и пошел к лестнице.

Ну и пофиг. Пусть гуляет с Казанцевым, с ним всяко веселее.

Дома он первым делом набрал номер Вари и долго слушал длинные гудки. Да что за день-то… сплошное невезение.

А, нет. Удача.

— Варь, привет. Мы, это… сможем покататься сегодня?

— Не, Шумахер, — сипло ответила Варя. — Болею я. Начихаю на машину — она тоже будет болеть. Ты-то ладно, что с тобой случится. А она у меня одна…

— Я у тебя тоже один.

— Нахал.

Данька вздохнул.

— Ладно. Болей… В смысле, выздоравливай.

— Ну, спасибо. Умеешь подбодрить, чудесный человек.

Настроение окончательно скатилось к абсолютному нулю. Как же неохота весь вечер дома сидеть! В компании с разными мыслями…

— Варя, погоди, — торопливо сказал Данька, пока она не положила трубку. — Давай я тебе апельсинов принесу? Можно? Я знаю, где ты живешь.

— Ну, приноси, — усмехнулась Варя. — Только апельсины не надо. Не люблю я их. Лучше бананы и мед.

— Заметано, — обрадовался Данька. — Жди.

«Нексия» стояла у Вариного дома, как показалось Дану, с грустным видом. Говорят, что собаки с годами становятся похожи на хозяев. Вряд ли это относится к машинам, но Варька свою любила до такой степени, что у них, похоже, сложилась ментальная связь.

Жила Варя в частном секторе, в небольшом двухэтажном доме. Снег вокруг остался лишь пятнами, и из-под сухой травы уже выбирались весенние цветы. Данька открыл калитку и тут же услышал суровое «гав». Возле крыльца лежало внушительных размеров страшилище, отдаленно смахивающее на лабрадора. Парень замер у калитки. Страшилище явно не подозревало, что такое цепь, и гуляло само по себе.

Варя выглянула в окно.

— Заходи, он не тронет. Граф, свои.

Пес оглянулся на окно, обнюхал проходящие мимо ноги и ушел в будку. Долг выполнен, все в порядке.

Данька стукнул в дверь. В ответ тут же мяукнула кошка. Щелкнул замок.

— Заходи, Шумахер, — сказала Варя, открывая. — Хоть ты навестил. А то прямо как петь, так все, а как морально поддержать человека…

— Может, я хочу, чтобы ты на меня чихнула. Отосплюсь хоть.

— Ишь какой… Обувь скидывай. Будешь чай?

— С медом?

— Если принес, то да.

— Буду, — сказал Данька, отдавая Варе пакет. — А дочь твоя где?

— У бабушки. Идем на кухню.

У Вари было уютно. Светлые стены с зеленоватой отделкой, бежевые шторы. В коридоре — настоящая картинная галерея; видимо, дочь любит рисовать, и в основном, лошадей любых видов, мастей и размеров. На всех горизонтальных поверхностях стояли самые разнообразные подсвечники. В интерьер они вписывались очень удачно.

— Собираешь?

— Угу, — сказала Варя и включила чайник. — Давно уже. В свое время подруга подарила комплект, там было три подсвечника в одном стиле, но разного размера. И вот между ними явно одного не хватало. Я стала искать и в процессе увлеклась…

Даньке на колени прыгнула кошка — лохматая, трехцветная, с подведенными черным глазами. Красотка, одним словом. Он почесал за рыжим ухом. Кошка мурлыкнула. Варька зажгла несколько свечей и достала чашки. Забурлил чайник… Эти нехитрые и очень домашние звуки делали мир вокруг теплым и уютным — то, чего так не хватало в их с папой квартире. Данька вдруг подумал, что неплохо было бы завести еще одного кота. Он лег щекой на руки, сложенные на столе, и смотрел, как Варя ставит перед ним мед в стеклянной плошке, заваривает чай, режет лимон…

— Жарко у тебя.

— У нас отопление свое.

Варя приоткрыла окно. Пламя свечи на подоконнике метнулось в сторону.

Дан зачарованно засмотрелся на огонь, отражавшийся в темноте за стеклом.

— Представляешь, — сказал он почему-то шепотом, — вот так раз, и все. Дунет — и темнота. Слушай… можно погасить жизнь, как простую свечку?

— Можно, Дань, — задумчиво ответила Варя. — Когда ветер слишком сильный. Или фитиль фиговый.

…Машина переворачивается — сначала звон стекла, потом скрежет сминающегося металла…

— Ты чего, Шумахер?

Он закрыл глаза.

— Ничего. Налей еще чаю.

Варька поднялась, взяла Данькину чашку и взъерошила ему волосы на затылке.

— Не загоняйся. Жизнь — тот еще лабиринт. Особенно не своя. Заберешься в дебри — сломаешься.

Дан усмехнулся.

— Я бы и не стал. Но, знаешь ли… никто не спросил.