11.2 Ослеплённый Гневом (2/2)
Между тем, взревели трубы, и толпа зашумела, приветствуя короля, который покинул шатер, облачившись для битвы. На нем был легкий доспех, но все же способный сдержать стрелу на излете или скользящий удар меча.
Король весь горел воодушевлением, яростью, вожделением, что, не находя выхода, кипело в нем, превращаясь в тот же гнев против ненавистного соперника. Глаза его горели. Он не шел, а летел, никого не замечая вокруг. Хильдеберт был готов расправиться с воздыхателем своей жены. Сколько раз матушка ему говорила, что Рыцарь Дикой Розы смеет бросать нежные взгляды на Кримхильду! Кипение нерастраченных чувств затмило разум Хильдеберта. Он не мог и не хотел совладать с собой. Как смеет другой мужчина смотреть на его жену, что так хороша, так похожа на небесную деву - валькирию?! Кримхильда принадлежит ему одному! За нее король готов был сражаться с целым светом.
Все взоры были устремлены на короля. Он же миновал свою свиту и поравнялся с нибелунгами, стоявшими у песчаной кромки ристалища.
В этом время Карломан, покинувший шатер вместе с королем, немного отстал и жестом подозвал к себе свою жену и старшего сына Ангеррана. Тот был сенешалем - правой рукой майордома, замещал его во время отсутствия в Совете (хотя фактическое первенство в этом случае переходило к коннетаблю.)
Ангеррану был уже тридцать один год. Карломан и Альпаида породили его совсем молодыми, в первый же год своего брака. Если мать Карломнаа, Женевьева Армориканская, казалась рядом с ним не матерью, а сестрой, то и сам Карломан вблизи своего старшего сына выглядел его братом. Вообще же Ангерран был красивым мужчиной с длинными черными волосами, лицом очень походил на отца. Не хватало главного - блеска нечеловечески ярких изумрудно-зеленых глаз. У Ангеррана глаза были материнские, серо-голубые, со стальным отблеском. Если бы к нему вздумала приглядеться Фредегонда, так восхищавшаяся силой чудесной крови в Карломене, его первенцем была бы разочарована: обычный молодой вельможа, каких много при Дурокортерском дворе...
Между тем, народ и знать наблюдали за появившимся королем. Лишь немногие, наиболее осведомленные, следили за Карломаном. В их числе был и Дагоберт Старый Лис, только что сообщивший распорядителям турнира, что предстоящие действа (турнир и бал) переносятся на три дня. Так же он передал приглашения на Совет людям, указанным Карломаном. И вот, теперь он внимательно следил за своим зятем и его семьей, хоть издалека и не мог разобрать ни слова. Но выражения их лиц, жесты, которые различали дальнозоркие глаза старика, не оставляли сомнения в их смысле. И все-таки Дагоберт протестующе сжал кулаки, разглядев, как майордом, что-то сказав сыну на ухо, снял со своей шеи и отдал ему знак своей должности - золотой медальон с гравировкой из королевских ирисов. Сердце у Дагоберта тревожно сжалось. Значит, Карломан предусмотрел все - и то, что нынешний Совет пройдет без него. Стало быть, предводительствовать на Совете будет либо Ангерран, либо он, Дагоберт, выполняя волю Карломана. Лишь бы не последнюю его волю!
Старый Лис старался не выдавать своего волнения. Все говорило о том, что Карломан готов пожертвовать жизнью, но не допустить новой войны или бесчестья короля.
Стоявшая рядом с мужем и сыном Альпаида, графиня Кенабумская, слышала, как ее муж произнес на ухо сыну:
- Слушай меня внимательно и запоминай...
Чем больше Карломан давал указаний, тем лицо их первенца становилось бледнее и строже, словно он старался не выдать охватившую его растерянность.
На прощание Карломан положил руку на плечо сыну и серьезно произнес:
- Береги мать!
Лицо Ангеррана окаменело, взгляд остекленел. Так отец говорил, лишь уходя на войну, когда мог и не вернуться...
Затем виконт поклонился отцу и отступил, пропуская вперед мать. Он положил руку на эфес меча с гербом (коронованная волчья голова), готовый действовать как подобает сыну своего отца.
А тем временем на ристалище Дитрих Молоторукий, как было согласовано с Карломаном, поклонился арвернскому королю:
- Государь, к моему глубокому сожалению, я вынужден отказаться от поединка с майордомом Арвернии!
В первый момент Хильдеберт вспылил, услышав слова нибелунга:
- Вот как? Ты хочешь насмеяться надо мной и над своим противником, великим майордомом!
Однако Дитрих твердо выдержал бешеный взор короля и продолжал, как было условлено:
- Вовсе нет, государь! Просто некогда я был им взят в плен и отпущен, поклявшись на мече не сражаться с арвернами. Для нибелунгских рыцарей клятвы кое-что стоят. Но если ты, государь, пожелаешь, для меня будет большая честь присутствовать вместе с графом Кенабумским и Жоффруа де Гекленом при твоем поединке с виконтом Гизельхером, в качестве секундантов.
Услышав о клятве, король Хильдеберт немного смягчился. Не мог же он, в самом деле, требовать клятвопреступления, пусть даже от чужеземца!
- Но я знаю, что твоя клятва не мешала тебе биться на турнирах с ”кузеном” майордома, - недоверчиво заметил он.
- Так, государь; но ведь я не знал тогда, что сам великий майордом, взявший с меня клятву, противостоит мне! - Дитрих искусно изобразил наивность.
- Ладно! - отмахнулся от него король. - Тогда следуй за мной!
В сущности, ему мало дела было до этого рыцаря и до второго поединка. Лишь бы ему никто не мешал расправиться с этим красавчиком виконтом!
Он бросил на Рыцаря Дикой Розы взгляд, не предвещавший тому ничего хорошего. ”Матушка права. Жалкий искатель приключений, охотник до чужих жен!” - подумал Хильдеберт, жестом приглашая молодого нибелунга следовать за ним.
Тот, наконец, сумел оторвать взгляд от королевы Кримхильды - за все время она и не шевельнулась ни разу, как неживая, - и решился поглядеть на своего отца, такого же омертвевшего, как и она. Поклонился ему.
- Отец, я верю: замысел майордома сработает! Это удивительный человек, - шепнул Гизельхер.
- Да хранят тебя Небеса! - так же тихо ответил граф Рехимунд.
Гизельхер ушел следом за королем.
А в это время Карломан и Альпаида прощались, держась за руки, точно новобрачные возле огня на алтаре Фрейи. Их сын прикрывал родителей от посторонних глаз. И лишь ласточка кружила над их головами. Уже почти все было сказано. Чуть склонившись к уху супруги, Карломан произнес последнее важное указание:
- Предупреди молодую королеву, что бой будет на настоящих мечах. Король хочет дать урок всем воздыхателям своей жены. Надеюсь, что они хотя бы вправду чему-то научатся, особенно наш Аделард! Королева-мать настроила короля так. Я постараюсь уладить все. За это Кримхильда должна будет оказать услугу мне или уже нашему Ангеррану, какую от нее попросят. И передай ей: пусть хранит спокойствие. Хотя бы постарается не кричать, если ранят виконта Гизельхера. Без этого вряд ли обойдется.
Услышав ”или уже нашему Ангеррану”, Альпаида прильнула к мужу. Но дочь Старого Лиса умела владеть собой. Больше ничем не выдала свою тревогу.
Карломан обнял ее. Ласково гладил ее волосы. Ангерран вежливо отвернулся, чтобы не нарушать покой родителей, хотя его самого трясло от волнения. Он молил Небеса, чтобы все обошлось.
- Боюсь, что на сей раз удача может отвернуться от меня, - со вздохом произнес Карломан. А в следующий миг он отстранился от жены и быстрым шагом проследовал на ристалище.
Там, возле воткнутых в землю мечей, его уже ждали.
***</p>