14.1 Материнские Сердца (2/2)
- Куда уехали? Скорей! Может, еще успеем!
И, со словами проклятья, он бросился бежать напрямик через сад, легко, как молодой, точно его несли вороньи крылья. Карломан, которому передалась тревога деда, пустился за ним.
Но они опоздали. Едва дед и внук добежали до опушки леса, как печально, траурно заиграли охотничьи рожки. Из леса выехала процессия. Впереди, бледный, как мел, ехал принц Хлодеберт. А за ним ловчие несли на носилках тело, укрытое с ног до головы плащом. Плащ был весь в крови.
***</p>
Вечером того же дня родные прощались с Хлодионом, жестоко убитым в лесу. В большом настенном подсвечнике горели свечи, пламя негромко потрескивало, и по стенам метались огромные черные тени.
На столе лежало тело, целиком закрытое плащом. Лишь с края стола безжизненно свешивалась холодная истерзанная рука юноши, погибшего в возрасте восемнадцати лет. Женевьева Армориканская не может отвести взгляд от того, что когда-то было ее сыном. Даже проститься матери нельзя с ее красивым мальчиком!
Чуть в стороне, опершись руками о стул, стоял майордом и дед погибшего, Риваллон Сто Воронов. Ему было о чем беспокоиться. Теперь Хлодеберт Жестокий, потерявший любимого сына, может отомстить бездетному брату-королю. Он жаждет власти. А король обрел прекрасный повод посчитаться со всеми представителями Других Народов, обвинив оборотней в смерти своего племянника.
Риваллон был бледен, глаза его покраснели, ибо он не стыдился слез, скорбя о старшем внуке. Хлодион был рожден сделаться великим человеком, и мысленно его дед мечтал однажды увидеть его на королевском троне.
Рядом Теодеберт Миротворец поддерживал свою жену, едва стоящую на ногах, но она вряд ли замечала его заботу. Склонившись над изголовьем погибшего сына, она причитала на своем родном языке. Карломан стоял напротив матери и отчима, на другом краю стола. Он угрюмо молчал. В голове не укладывалось - его любимый старший брат мертв! Но рассказ Малыша все расставил на свои места. Братья - король и его наследник, - погубили сыновей друг у друга.
В покоях появился король, Хильдеберт Строитель, со своими братьями, Хлодобертом и Дагобертом. Хлодоберт Жестокий осунулся, ссутулил широкие плечи, приближаясь к тому, что осталось от его сына. Его сопровождали жена, Радегунда Аллеманская, и старший из законных сыновей, Хлодеберт. Последний был искренне расстроен, ибо он дружил с Хлодионом, и едва не стал свидетелем его ужасной гибели.
Король скорбно кивнул головой при виде закрытого плащом тела. Должно быть, вспомнил, как сам не так уж давно хоронил своего сына.
- Я скорблю вместе с тобой, мой дорогой брат! - произнес он, положив руку на плечо Хлодоберту Жестокому. - К сожалению, короли не властны возвращать умерших. Но властны мстить за них! - голос его заметно окреп. - Я клянусь над гробом моего племянника, убитого оборотнями! Над могилами моих жены и сына, которых погубили вейлы! Смерть всем альвам! Не будет в Арвернии никаких Других Народов, кроме людей!
В тот же миг он искоса бросил злорадный взгляд на брата, скорбно отвернувшегося к смертному ложу своего сына.
А Хлодоберт-младший при упоминании об альвах тихо покачал головой, но не посмел ничего возразить.
Хлодоберт Жестокий задержал взгляд на оставшемся ему сыне от любимой. Обратился к царствующему брату:
- Я прошу тебя, государь: дай моему сыну благородный титул в память о его брате!
С этими словами он покосился на свою жену, резонно подозревая ее в гибели несчастного Хлодиона.
- Пусть будет так! - милостиво кивнул головой Хильдеберт Строитель. - Жалую тебя, Карломан, титулом графа Кенабумского! Даю тебе во владение нашу древнюю столицу, город, где венчаются на царство арвернские короли!
- Поклонись! - одними губами прошептала Женевьева сыну, и он склонился перед королем, хотя ледяная дрожь пробежала по телу.
Король милостиво взглянул на младшего племянника. Он отомстил за своего сына. Око за око. Этот мальчик ему ничем не мешает. А вот Радегунда Аллеманская может и его погубить, если не взять мальчика под защиту. И он выразительно взглянул на своего младшего брата.
- Поскольку мой племянник уже достиг возраста оруженосца, даю его тебе, принц Дагоберт, в ученики!
Дагоберт подошел к Карломану и, положив руку ему на плечо, произнес:
- Я сам хотел просить у тебя его в оруженосцы! Думаю, что мы хорошо поладим.
При этих словах у Женевьевы отлегло от сердца. Она тоже боялась оставить сына во дворце, возле мстительной Радегунды. А Дагоберт сбережет Карломана от самых коварных врагов...
Хлодеберт Жестокий, бросив взгляд на бывшую фаворитку, кивнул, соглашаясь. Вопрос был решен.
Закончив погребальное причитание, Женевьева бросила убийственный взгляд на Радегунду, и та чуть не попятлилась, понимая, что ее не ждет ничего доброго, если она попытается повредить и второму сыну этой женщины.
Сам же Карломан тяжело вздохнул. Он только что потерял любимого брата, и уже понял, что и его жизнь навсегда изменится с этого дня.
***</p>
Более тридцати лет прошло с того дня, как Женевьева Армориканская лишилась своего старшего сына. Давно нет на свете ни Хильдеберта Строителя, учинившего по всей Арвернии резню Других Народов, ни сменившего его на престоле ее бывшего любовника, Хлодоберта Жестокого. И среди его сыновей остался сейчас лишь Карломан, который тоже может...
Женевьева заставила себя успокоиться и опять стала размышлять. Да, принц Теодеберт Младший, повзрослев, женился, успел породить двух сыновей, однако рано умер. Быть может, боги не позволили предавшему свою мать самому радоваться любви детей? Его сыновей воспитал дядя, король Хлодоберт VI, со своей женой, Бересвиндой Паучихой. Она и по сей день рвется править Арвернией, а вот ее муж давно погиб на турнире, да и среди сыновей остался один Хильдеберт. Так замыкается круг. Брат мстит брату, дядя убивает племянника, племянник - дядю, а мать готова на все ради своего сына...
Женевьева с трудом разжала занемевшие пальцы, которыми сжимала края дивана. Нет, нет, она не должна о таком думать! Карломан выживет, иначе не может произойти! И на этом зловещая цепь преступлений прекратится, не потянет за собой новые жертвы.
Она вздрогнула и постаралась сесть удобнее. Ей очень хотелось верить, что так будет.
Гибель старшего сына прошла перед глазами Женевьевы, как наяву. Конечно, за столько лет она сжилась с этой болью, научилась заново радоваться тому, что имеет. Но в душе осталась незаживающая дыра после потери Хлодиона. Ее не излечить уже ничем, пока она сама жива. Только когда встретится со своим мальчиком на Авалоне, Стеклянном Острове, сможет вполне исцелиться.
Но Женевьева знала точно, что второй трагедии она не переживет, ее сердце разорвется и истечет кровью, если ей придется пережить и второго сына. И потому она неистово, без устали, творила молитвы и заклинания, что приносили уверенность в его исцелении. Он должен жить! Материнское сердце не может ее обмануть...
И невольно мысли ее обратились к другой матери - Бересвинде Адуатукийской, Паучихе. Какова бы та ни была, но она все эти годы заботилась о благе своего рода и своих детей. Ради них лгала, интриговала, устраняла тех, кто казался ей опасен. Но теперь Женевьева задумалась: кого вырастила она, и кого - Бересвинда?
Хлодиону не суждено было совершить ничего, на что он был способен. Вина за его гибель будет вечно точить сердце матери. Но зато ей в то время хватило ума не удерживать Карломана у своей юбки. В какой-то миг ей хотелось вцепиться в последнего оставшегося ей сына и не отпускать от себя, как медведица своего детеныша. Но она сделала над собой усилие и отпустила взрослеющего сына в оруженосцы к Дагоберту. Как бы сильно мать ни любила сыновей, приходит время, когда ей следует отпустить их от себя, потому что воспитать мужчину может только мужчина. И Карломан вовремя получил самостоятельность, и при этом остался на всю жизнь ее любящим сыном. Любая мать гордилась бы им! А разве не радуют ее всю жизнь ее прекрасные внуки? Сейчас Ангерран ведет Королевский Совет со всем умом и знанием дела, как подобает государственному мужу. Аделард пока еще не нашел себя, но ведь он молод, у него еще все впереди. И своей дочери от Теодеберта Миротворца - Гвенаэль или Бланшар, - Женевьева постаралась дать наилучшее воспитание, не навязывая ей излишне своей воли. Оглядываясь на прожитые годы, она могла теперь сказать, что счастлива в своем потомстве.
Находясь при дворе столько лет, Женевьева многое знала о жизни королевской семьи. Видела, как Бересвинда после внезапной гибели своего супруга воспитывала своих детей. Она их охраняла, как наседка своих цыплят, не готовила их к возможным проблемам, а старалась все решать сама. Пока дети были малы, страх потерять кого-то из них не покидал Бересвинду. В ее глазах они были гораздо слабее и болезненнее, чем на самом деле. Если ее дочь Теодолинда, чуть не погибшая при рождении и впоследствии отданная в жрицы Фригг, в самом деле росла хрупкой, но о сыновьях этого сказать было нельзя. И только Бересвинда то и дело обращалась с ними, как с беспомощными младенцами.
Беда в том, что сама Бересвинда никогда не знала родительской ласки. Ее мать (кстати, приходившаяся сестрой Радегунде Аллеманской), умерла, подарив ей жизнь, а отец умер от болезни еще раньше. А ведь настоящей родительской любви ничто не может заменить! И впоследствии Бересвинда пыталась сделать своих детей счастливее, чем она сама. Только вот не умела дать того, что ей неведомо, и постоянно перегибала палку.
Правда, старший сын Бересвинды, Хлодоберт VII, повзрослев, стал тяготиться материнской опекой... Вспомнив о нем, Женевьева печально вздохнула. Быть может, если бы он был сейчас жив, не пришлось бы Карломану столь дорогой ценой спасать Арвернию от войны, а короля от бесчестья...
Младшие же сыновья Бересвинды, Теодеберт II и Хильдеберт IV, гораздо дольше находились под влиянием своей матери, и когда сделались, каждый в свой черед, королями - тоже. Иногда Женевьеве думалось, что воинственный нрав нынешнего короля - своеобразный протест против влияния матери. Он как бы уходил от нее в такую сферу жизни, в которую она, женщина, не могла вмешиваться. Всеми своими действиями Хильдеберт утверждал: ”Я король и воин, я мужчина, а не только твой сын!” Однако высказать свои чувства открыто, поговорив с матерью, он не смел.
Женевьева задумалась: что должна сейчас чувствовать Бересвинда? Должно быть, сейчас боится за своего сына, чья власть может ныне пошатнуться. Если ”дети богини Дану” все-таки восстанут, их месть будет страшна. Этого не может не знать королева-мать, племянница Радегунды Аллеманской, погубившей Хлодиона. Но вот интересно: понимает ли Бересвинда, что многое упустила в воспитании младшего сына? Что его вспышки ярости только вредят ему самому и окружающим? Даже на войне опасна такая буйная свирепость, ведь и там нужна дисциплина, а он - король, обязан править государством.
Но больше всего Женевьеву волновало: что Паучиха предпримет сейчас? Хуже всего, если в ней победит страх за себя и за сына. Тогда она попытается подавить возможное восстание в зародыше. Если Карломан умрет, королева-мать немедля прикажет схватить всех вождей кланов ”детей Дану”, что могли бы поднять восстание.
Это в самом худшем случае. Если Бересвинда что-то переосмыслит, то любовь к сыну преодолеет иные чувства, и она попытается сохранить то, что осталось. Придет ли к ней мать короля, чтобы попытаться договориться?
Женевьева устало потянулась, только сейчас почувствовав, как занемели спина и шея. Слишком долго она сидела неподвижно, погруженная в мысли о сыне. Только сейчас, наконец, вспомнила, что она еще двигается, чувствует, живет.
Вдруг Женевьева услышала шаги. Медленные, осторожные, словно крадущиеся. Мать Карломана перестала молиться и выжидающе поглядела на дверной проем. Она знала, кто это идет.
***</p>