Часть 57. Конец четверти (2/2)

Машунька опешила от этих слов дочери. Фамилия была слишком знакомая, кроме того, в один из разов ее дело попадало именно к этому судье.

— А теперь у меня к тебе такой вопрос: как ты выразилась, папенька твоей подруги знает, с кем она водит дружбу? — собравшись с мыслями, спросила женщина.

— Знает, — ответила Глаша. — Аня говорила, что не то, чтобы согласовала мою кандидатуру дома, но рассказала об этом родителям. Ей ничего против не было сказано.

— Тогда такой вопрос: а кем служит папенька Ани, ты знаешь? — продолжила Машунька.

— Знаю, — подтвердила Глаша. — В суде служит, судьей.

— А теперь идем дальше, — Машунька не понимала, как такое возможно. — Ты говоришь, что Аня знает все темные уголки твоей биографии. Потом ты говоришь, что родители разрешили ей эту дружбу. Возникает вопрос: а точно ли Аня знает все?

— Аня говорила, что папенька знает даже про Филатова, то есть, про то, как я к нему ходила, — ответила Глаша. — И до сих пор не запретил общение.

— Вероятно, хочет, чтобы дочь лично посмотрела на то, какие нехорошие люди бывают, иного не предположу, — сказала Машунька. — Глаша, если Аня прекратит с тобой дружбу, ты не удивляйся.

— Не прекратит, ей скучно будет, — произнесла Глаша.

— И теперь переходим к этому вопросу: развлекайся, Глаша, в рамках разумного, — добавила Машунька. — Пусть лучше скучно вам будет, чем ты еще раз влипнешь в историю, как тогда с мануфактурой.

Глаша ничего не ответила — вспоминать такую деталь биографии было неприятно. Девушка даже попросила мать продать часы, напоминавшие ей о позоре. Машунька и вправду продала эти часы, добавила немного денег и купила простые женские, которые чаще лежали на тумбочке, нежели надевались хоть матерью, хоть дочерью на руку.

Казалось, все встало на свои места, однако один момент Машунька никак не могла прояснить у себя в голове.

— Глаша! — подумав, спросила женщина. — А за что начальница Аню наказывала-то?

— Она по ее супругу проехалась, — ответила Глаша.

«Верно, цареубийство осудила, причем в грубой форме», — подумала Машунька, мало удивившись такому ответу дочери — слова о том, что Анечка курила в туалете или взорвала класс, казались слишком невероятными.

— А теперь сравни свои прегрешения и это, — уточнила Машунька. — И можешь, как вариант, стараться быть такой же приличной, как и Аня.

Глаша пропустила мимо ушей подобное морализаторство и подумала:

«Как Аньку пороли в гимназии — это ерунда, а как меня — так все, позорница и просто бессовестная».

Итоги четверти приятно удивили Глашу: по поведению ей поставили четверку. Девушка отнеслась к этому как к подарку от судьбы с учетом предыдущей несправедливой оценки за четверть. Полная счастья, Глаша после уроков пришла к Анечке и с некоторым удивлением заметила легкую грусть на лице подруги.

— Неужели трояк по поведению влепили? — удивилась Глаша.

— Нет, четверку, — вздохнула Анечка. — Оно и неудивительно: тот случай в жандармерии, с начальницей поругалась…

— А почему такая расстроенная? — еще больше удивилась Глаша.

— Хотелось пятерку, хоть и понимала, что ее мне никто не поставит, — ответила Анечка.

— Не переживай, это все ерунда, — чуть приврала Глаша — «не те» оценки тоже могли огорчить девушку.

— Мама бы с тобой согласилась: барышня должна удачно выйти замуж, — сказала Анечка. — Это ее основная задача. Папа с ней не согласен, но тоже не будет ругать меня за эту четверку.

— Вот и не переживай, — повторила Глаша. — Пойдем к парням: посидим, поболтаем, отметим окончание четверти.

— Да ты что, Глаша, это же неприлично, — донельзя удивилась Анечка.

— Не хочешь? — в свою очередь удивилась Глаша. — Да почему же?

— Это неправильно, Глаша, — ответила Анечка. — Я никуда не пойду.

— Жалко, — искренне вздохнула Глаша. — Точно не пойдешь?

— Точно, Глаша, — подтвердила Анечка. — Так что я домой.

— Хорошо, — еще больше огорчившись, ответила Глаша.

[1] непостное.