Часть 40. Уголовное дело (2/2)
— Что вы читали и почему не хотели отдавать Алексею Ивановичу? — спросила Зоя.
— Я читала уголовное дело Владимира Геллера и не посчитала нужным его отдавать в чужие руки, — Анечка решила не врать.
— А знаете, мадемуазель, я отчислю вас за такую дерзость начальнице! — возмутилась Зоя, внутренне закипая. — И ваши пристойные оценки не покроют такое возмутительное поведение: сперва жандармерия, потом вот это. Хорошая провокация!
— Мадам, но я ведь правда читала про Владимира Геллера! — воскликнула Анечка. — Очень познавательно.
— Выйдите вон и встаньте в рекреации, — ответила Зоя. — Если кто-то спросит, ответите, что я вас туда отправила.
— Мадам, за что же вы так? — спросила Анечка. — За правду?
— Вас стоит выдрать как сидорову козу, — сказала Зоя. — За препирательства с начальницей, за дерзость, за нахальство, да и, кстати, за то, что уголовные дела таскаете черт знает куда! Если, конечно, не врете, глядя в глаза!
На этих словах Анечка чуть испугалась.
«Папа не станет поднимать на меня руку за вот это», — пронеслось в голове девушки.
Однако в то, что Зоя сама решит поднять на нее руку, Анечка до сих пор не верила и, даже увидев, что начальница куда-то вышла, а потом вернулась с розгами, решила, что ее просто пытаются напугать. Однако Зоя закрыла дверь на ключ и сказала:
— Вот даже если ваш папенька потом пришлет проверку в гимназию, я жалеть об этом не буду.
Анечка изо всех сил старалась не заплакать и мысленно повторяла:
«А это Божья кара за то, что вынесла дело из дома…».
— Положите это уголовное дело на стол и встаньте к стене в рекреации, — произнесла Зоя. — Домой вас заберет Илья Николаевич.
Анечке стало еще жутче от того, что отец, вероятно, на нее рассердится, и девушка сказала:
— Не отдам. Нельзя. Не положено.
— Значит, лжете, — произнесла Зоя. — Идите, мадемуазель, идите. В рекреацию.
Анечка буквально пулей вылетела из кабинета начальницы, забыв портфель.
Зоя не представляла, что однажды позволит себе поднять руку на ученицу, будто свекровь. Однако иного выхода молодая женщина не видела и, кое-как успокоившись, написала записку:
«Илья Николаевич, зайдите в гимназию для серьезного разговора о поведении вашей дочери».
Руки чуть дрожали. Больше всего Зое хотелось упросить и Геллер прийти в гимназию, однако, подумав о том, что ей может слишком попасть от свекрови за такое самоуправство, возможно, точно так же, как и Анечке, молодая женщина отказалась от своей идеи.
«Сама затеяла — мне расхлебывать, если что», — подумала Зоя.
Анечка плакала практически в голос, стоя в рекреации. Девушке было и обидно, что с ней поступили подобным образом, и страшно от возможной последующей реакции отца. То, что она забыла портфель, девушка даже не вспоминала.
Тем временем Зоя заглянула в открытый портфель Анечки и увидела там, по-видимому, уголовное дело. Недолго думая, молодая женщина вынула его из портфеля и начала чтение.
Обнаружение признаков преступления, постановления, протоколы допросов… Протокол судебного заседания…
— Вы признаете себя виновным в том, что готовили покушение на священную особу императора?
— Я бескрайне виноват перед Родиной в том, что не сумел довести дело до конца. Этот позор мне вряд ли будет суждено смыть даже мученической смертью.
— Володечка… — со слезами прошептала Зоя. — Как же мне тебя не хватает!
Дверь открылась. Не успела Зоя вытереть слезы, как к ней подошел Илья Николаевич.
Мужчина с порога увидел плачущую над уголовным делом Зою и все понял сам.
— Оставлю вам это дело до завтра, можете дочитать, — сказал он. — Вам полезно будет посмотреть, как четко жандармерия выполняет свои обязанности.
Зоя спешно вытерла платком слезы и ответила:
— Благодарствую.
— По какой причине вы желали меня видеть? — спросил мужчина.
— Мадемуазель Варнецкая занималась на уроке посторонними делами, дерзила учителю, дерзила начальнице, — начала Зоя, пересказывая весь сегодняшний день.
— И что вы от меня-то хотите? — уточнил Илья Николаевич. — Судя по тому, в каком расстройстве мадемуазель, вы уже сделали все, что хотели.
— Я хочу, чтобы вы составили соответствующую беседу с дочерью, и предупреждаю, что за следующий раз мадемуазель будет отчислена и, возможно, с волчьим билетом, — сказала Зоя.
— Мне сегодня другую беседу с дочерью составлять: почему начальница позволяет себе нарушать Устав, — ответил мужчина.
— Устав создан для государственных гимназий, — сразу же отреагировала Зоя.
— А раз вы так подчеркиваете, что гимназия у вас негосударственная, то слушать о волчьих билетах еще смешнее, — сказал Илья Николаевич.
Более-менее собравшись, Зоя наконец-то высказала мужчине все то, что хотела: как ее возмутило поведение Анечки, насколько это недопустимо.
— Жаловаться выше на вас, так уж и быть, я не буду, — произнес Илья Николаевич. — Но от всей души надеюсь, что вы тоже сделаете правильные выводы из этого дня. За уголовным делом зайду завтра, надеюсь, у вас хватит ума его не потерять. Честь имею.
Илья Николаевич пришел к дочери в рекреацию, отдал портфель и сказал:
— О твоих похождениях знаю. За то, что вынесла уголовное дело из дома, все было вполне справедливо. Если в голове не пусто, выводы сделаешь. Про Владимира Геллера вдове могла не говорить.
— Папенька, я просто прочитать все хотела… — вытирая слезы, ответила Анечка.
— И сама убедилась, что от крамолы все беды, — произнес мужчина. — Пошли домой!
Илья Николаевич взял дочь за руку и почувствовал, что она горячая. Донельзя удивившись, мужчина прощупал лоб дочери и убедился, что и он горячее обычного.
— И горячку себе наревела, — добавил Илья Николаевич. — И маме я должен теперь что-то правдоподобное сказать, чтобы тебе завтра дома спокойнее сиделось. Хотя, конечно, тебе было бы полезно и послушать, насколько ты неправа.
Илья Николаевич довел Анну до дома. Мужчина увидел взволнованную супругу и сказал:
— Анюте стало нехорошо в гимназии, она приболела. Пусть завтра побудет дома.
— Конечно, — ответила Нина Евгеньевна.