Часть 40. Уголовное дело (1/2)

Побывать в шкуре мовешки Анечке не понравилось. Конечно, столь благожелательный разговор в кабинете начальницы был приятен девушке, однако Анечка решила, что постарается больше никогда не допускать такого.

Анечка спустилась в класс, даже умудрившись не опоздать на первый урок.

— Что начальница сказала? — спросила одноклассница.

Чуть огорчившись, что уже все знают, за что ее вызывали к начальнице — шило в мешке не утаить, девушка ответила:

— Отругала, а что еще она могла сказать?

— И даже линейкой не отлупила? — в этих словах читалась явная зависть. — Везучая!

— А Глашку за крамолу дважды били, прямо били, — сказал кто-то.

— Значит, та Глашка такое натворила, что отчислять было впору, — чуть раздраженно ответила Анечка.

— Анька, так и тебя можно отчислять за жандармерию, — произнесла одноклассница.

— За цветы и их семена? — изобразила удивление девушка.

— Анька, тебя отец выручил, не отпирайся уже, — сказал кто-то. — Так радоваться надо, что есть тот, кто может выручить.

— Можно подумать, никто из вас не просил у хозяйки семена понравившихся цветов, — выругалась Анечка и замолчала.

Даже перед одноклассницами не хотелось выставлять себя невоспитанной ученицей. Поэтому девушка очень обрадовалась приходу учителя практически сразу за ее словами — к перемене интерес к разговору мог поутихнуть.

Анечка оказалась права: на следующей перемене одноклассницы уже вовсю обсуждали домашнее задание и многое другое. С некоторым облегчением девушка присоединилась к этим разговорам.

Когда Анечка вернулась домой, Нина Евгеньевна спросила дочь:

— Анюта, так за что тебя папа вчера наказал? Что ты натворила?

— Не сдержалась и грубовато ответила классной даме, — соврала Анечка — что-то подобное, казалось, про классную даму, отец говорил матери, пока девушка сидела в чулане.

— Так папа же про учителя говорил, — чуть удивилась женщина.

— И учителю тоже, — вздохнула Анечка. — Бес попутал…

— Анюта, так нельзя же так! — начала женщина. — И папу, значит, за это в гимназию вызвали?

— Да, — ответила Анечка.

— А ты, верно, домашнее задание не успела сделать — я же видела, ты допоздна ерундой занималась? — продолжала допрос мать.

— Да, — кивнула девушка.

— Все правильно папа сделал, я даже удивилась, что он решил поступить правильно, а не пожалеть тебя в который раз, — ответила Нина Евгеньевна. — Впрочем, кто старое помянет… Сейчас хоть иди делать задания.

— Конечно, мама, — согласилась Анечка.

Девушка сделала домашние задания, почитала книжку, погуляла, а потом, когда отец вернулся домой, сказала:

— Папенька, вы вчера сказали, что раз мне так надо, то могли бы принести какие-то документы… Я же совсем не успела ничего узнать, меня жандармерия во дворе увидела…

Врать отцу было чуть неприятно, но оставалась надежда на то, что Илья Николаевич не знал всю правду.

— За два раза ничего не поняла? — переспросил мужчина, не поняв намек дочери на то, что она якобы ни разу не была на явке. — Хорошо, Анюта, я принесу тебе такое дело, где все будет очень даже просто и понятно. Очень показательно. Читай, изучай, делай выводы.

— Спасибо, папенька, — обрадовалась Анечка.

Уже на следующий день вечером Илья Николаевич принес дочери дело.

— Смотри не потеряй, потеряешь — так накажу, что долго не забудешь, — сказал мужчина.

Что подразумевалось под этой фразой, не знала ни Анечка, ни думал на эту тему Илья Николаевич, такое дежурное выражение было больше для того, чтобы предостеречь дочь от неразумных поступков.

— Читай дома, — добавил Илья Николаевич.

— Спасибо, папенька, — ответила Анечка.

Девушка начала чтение. План оперативно-розыскных мероприятий, версии, допросы свидетелей… Уже было слишком поздно, читать при свете керосинки не разрешала мать — Нина Евгеньевна боялась, что дети испортят себе зрение, и уносила по вечерам лампу, а света свечей было слишком мало, чтобы разбирать зачастую заковыристые буквы, поэтому Анечка решила приостановиться.

Однако новая информация просто манила к себе. Впервые в жизни Анечке хотелось прогулять учебу и посвятить весь день только чтению, однако это было невозможно: ни отец, ни мать не одобрили бы пропуска учебы без значимого повода. Кроме того, Анечка не сомневалась, что Нина Евгеньевна не одобрила бы вообще подобное чтение.

Немного поколебавшись, Анечка нашла компромисс со своей совестью: на уроке латинского, когда учитель снова будет объяснять ту тему, которую она поняла еще в прошлый раз, девушка будет просто читать. На второй парте у окна, надежно закрытая другими гимназистками, Анечка, по ее мнению, должна была остаться незамеченной.

Однако все пошло не так: во-первых, девушке не удалось сосредоточиться — мешали объяснения учителя, а, во-вторых, уже вскоре учитель заметил, что гимназистка занята какими-то другими делами.

— Мадемуазель Варнецкая, отдайте мне книгу, — произнес он.

От мысли, что ей придется отдать уголовное дело, девушке стало плохо.

— Прошу прощения, господин учитель, я больше не буду, — ответила Анечка и закрыла уголовное дело тетрадями.

— Отдайте мне книгу, мадемуазель, иначе я пойду к классной даме, — сказал Алексей Иванович.

В том, что ее практически совершенно точно оставят после уроков, Анечка уже не сомневалась, однако упрямо повторила:

— Прошу прощения, господин учитель, я так больше не буду.

Учитель вышел из класса, намереваясь найти Варвару Николаевну, однако по коридору шла Зоя.

— Зоя Михайловна, раз судьбе было угодно, чтобы я вас встретил… — начал Алексей Иванович. — Мадемуазель Варнецкая читала на уроке и не желает отдавать мне книгу.

«Вторая Глашка мне нашлась!» — в глубине души возмутилась Зоя и вошла в класс.

— Мадемуазель Варнецкая, по какой причине вы не желаете отдать книгу Алексею Ивановичу? — спросила молодая женщина.

— Прошу прощения, мадам, этого больше не повторится, — снова произнесла Анечка.

— Довольно пререкаться, пойдемте со мной, — сказала Зоя.

Анечка тяжело вздохнула и, собрав вещи, пошла в кабинет начальницы.