Часть 39. В жандармерии (1/2)

Прошла еще одна неделя. Анечка внимательно наблюдала за жизнью гимназии, уроками, которые проводила начальница, и сделала для себя ряд выводов.

Вывод первый заключался в том, что здесь, в этом учебном заведении, достаточно попустительски относились к моральному облику учениц. Больше для того, чтобы проверить это лично, Анечка согласилась пойти с одноклассницами в кофейню. Девочка интересно провела время, ведь раньше на такие авантюры она не соглашалась — не хотелось сидеть после уроков наказанной, а потом, выйдя на улицу, спросила:

— А если бы нас увидела Варвара Николаевна? — спросила Анюта.

— Было такое однажды, — сказала одноклассница. — Ничего она нам не сказала.

Однако несмотря на то, что каких-то нежеланных последствий за такие походы явно не было бы, Анечка решила больше не ходить в подобные заведения — нет смысла, да и вообще, если мать узнает о том, что дочь ходит по увеселительным заведениям в пост, дома будет неприятный разговор.

Второй вывод заключался в том, что некоторые учителя и вправду положительно оценивали личное мнение учениц. Можно было высказать свою точку зрения по какому-то вопросу, не рискуя получить ноль за то, что не была пересказана «правильная» точка зрения. А третий вывод свидетельствовал о том, что за крамолой, к сожалению или к счастью, будущее. Именно поэтому Анечка решила узнать о крамоле чуть больше, «из первых уст», чтобы расширить свои знания.

— Анюта, — буквально недавно спросил дочь Илья Николаевич. — А что ты можешь рассказать об этой гимназии? Что там такого, чего нет в твоей прошлой?

— Наверное, самое главное — это то, что начальница не заставляет на своих уроках пересказывать ее лекции слово в слово, — начала Анечка. — К примеру, многие девочки рассказывают все своими словами и, если не ошибаются, получают свои заслуженные пятерки. Вы же помните, я когда-то говорила, что в прежней гимназии за хороший правильный ответ, но не словами учителя, можно было получить только четверку. На пятерку надо было говорить близко к записанному тексту.

— А что еще там отличается? — уточнил Илья Николаевич. — Может быть, начальница как-то не так уроки ведет?

— Не заметила, папенька, — ответила Анечка.

«Или не хочет говорить, или, что вернее, по малолетству просто не понимает половину», — подумал мужчина и удовлетворился словами дочери.

Однако Анечка решила лично сходить на какой-либо подпольный кружок, чтобы все узнать именно из первых уст. И уже скоро девочка слушала рассказ о том, что царь — это деспот и тиран, что без царя жизнь станет лучше, что конституционная монархия — это все равно, что калека, который опирается на палку — монархии вообще быть не должно, хотя уж лучше так, чем вообще без конституции.

На первый раз, казалось, было слишком много информации, поэтому девочка решила прийти снова. Однако во время второго визита в голове все так и не улеглось. Анечка, слушая, что царя быть не должно, никак не могла понять, как такое в принципе осуществимо. В конце концов решив, что ей это неинтересно — наблюдатель не обязан знать, как все будет происходить, девочка собралась домой.

Анечка уже была во дворе дома, когда туда нагрянула жандармерия. В душе девочки мгновенно все перевернулось.

«Мама узнает — убедит папу забрать меня из этой гимназии», — с ужасом подумала Анечка, когда ее за руку вели в жандармерию.

— Фамилия, имя, отчество, род занятий, вероисповедание, возраст, — начал жандарм.

— Варнецкая Анна Ильинична, гимназистка, православная, тринадцать лет, — ответила Анечка и подумала. — «Вот так, практически в первый же раз взять и попасться, пытаясь узнать новое».

Жандарм сперва опешил, услышав фамилию и отчество задержанной, а потом сказал:

— И как же вы своего отца позорите, мадемуазель! Уверен, ему в отставку еще рано.

От этих слов Анечке стало еще хуже. Однако следующий вопрос просто выбил девочку из колеи:

— И что же вы, мадемуазель, делали на этом преступном сборище?

— Мимо проходила, — сразу же соврала Анечка. — Увидела во дворе красивые цветы и хотела постучать в дверь к хозяйке и попросить разрешения собрать немного семян.

— Цветы в ноябре? — донельзя изумился жандарм.

— Цветы, конечно, я видела летом и осенью, но любой образованный человек знает, что семена вызревают попозже, летом их собрать нельзя, — ответила Анечка.

— Мадемуазель, а давайте теперь чистейшую правду, — сказал жандарм. — Зачем вы ходили на это преступное сборище?

Неожиданно на ум девочки пришли рассказы отца о службе, следствии и ошибках, которые там допускаются — что-то мужчина говорил жене, а Анечка невольно слышала, что-то рассказывалось всем детям и ей в том числе.

— Я задержана? — спросила Анечка.

— Пока что нет, — ответил жандарм, донельзя удивившись такому вопросу из уст юной барышни.

— Тогда я пошла, — ответила Анечка и направилась к выходу.

Жандарм встал из-за стола, крепко взял Анечку за руку и сказал:

— Пойдете тогда, когда я вам это разрешу.

— Руку отпустите — синяк будет, — сказала девочка.

— Будете такие представления устраивать — не один синяк и на лице появится, — раздалось в ответ.

— Рискуете своим званием, — произнесла Анечка. — Начальство по головке не погладит за избиения.

— Мне надоело тратить на вас время, мадемуазель, — ответил жандарм. — Вы задержаны, разговаривать с вами буду тогда, когда у меня появится время.

Уже вскоре Анечка сидела на лавочке сибирки [1] и надеялась, что о ее похождениях расскажут отцу, который занят на службе, а не матери, которая совершенно точно запрет ее дома где-нибудь в чулане до возвращения вечером отца.

— Севастьян, — молодой человек услышал, что к нему обращается сослуживец. — Можешь обрадовать свою сестру, что ее ученица допрыгалась до задержания.

— Кто? — спросил Севастьян и подумал. — «Глашка?»

— Варнецкая из третьего класса, — раздалось в ответ.

— О Варнецкой из третьего класса надо Варнецкого радовать, а не мою сестру, — выругался Севастьян. — И не забудь перед этим документы все в порядок привести, а то я не удивлюсь, если ты просто взял, закрыл мадемуазельку в холодной [2], а сам ни одной бумажки не написал.

— Варнецкий прямо будет счастлив, узнав, что на его дочь бумажки написали, — сказал жандарм.

— Демонстративно выбросить или отдать ему эти бумаги — лучше, чем чирикать, что девочке не захотели портить жизнь, — ответил Севастьян. — Делай все по уму.

Узнав, что новенькая Анечка, которая успела зарекомендовать себя как приличная ученица, позволила себе подобное, Зоя просто опешила.

— Вызывай первая Варнецкого, — посоветовала подруге Ася. — Налетай на него, возмущайся дурным воспитанием дочери. Скажи, что не потому ли он ее сюда перевел, потому что из прежней гимназии попросили на выход?

— Так ее явно хвалить дома за такие фокусы не будут, — вздохнула Зоя.