Часть 39. В жандармерии (2/2)

— А так, Зойка, тебя хвалить за такое учебное заведение не будут, — ответила Ася. — А Анютке все равно дома попадет. В любом случае. Жандармерия явно тоже захочет папеньку увидать.

— Хорошо, — вздохнула Зоя.

Разговор с Варнецким был настолько мерзок Зое, что начальница с трудом заставляла себя произнести некоторые фразы.

— Я не понимаю, Илья Николаевич, это что за сюрпризы для меня как начальницы благопристойного заведения? — возмущалась Зоя. — Я смотрю табель Анны — там более чем пристойные оценки. Поведение примерное. А тут раз — и вот это! У меня складывается такое чувство, что Анну исключили из прежней гимназии именно за что-то подобное, но решили не портить девочке жизнь и не отразили это в табеле! Почему дурное воспитание вашей дочери должна расхлебывать я? Жандармерия задаст свои вопросы явно мне, а не вам!

— Так, может быть, Анна в этих стенах узнала то, что знать не надо? — стараясь скрыть растерянность, ответил Илья Николаевич. — Была примерная ученица с примерным поведением, а всего лишь за пару недель в этом учебном заведении Анна узнала противозаконное.

— Чтобы так резко изменилось все — не бывает! Не бывает такого! — воскликнула Зоя. — Илья Николаевич, конечно, я могу пойти вам навстречу, не исключать Анну за вот этот вопиющий случай, но где уверенность в том, что я не приобрела себе такую ученицу, от которой избавляться пора?

— Этого больше не повторится, — произнес мужчина.

Разминувшись с запиской, присланной в суд, Илья Николаевич направился в жандармерию.

— За что задержана мадемуазель? — спросил мужчина.

— За участие в подпольном кружке, — ответил жандарм.

— Что она там делала? — уточнил Илья Николаевич. — Из доказанного.

— Хотела у хозяйки забрать семена цветов, — сказал жандарм.

Какой-то особой любви к цветоводству за Анечкой замечено не было, однако мужчина ответил:

— За семена цветов у нас уже жандармерия задерживает? Самим не смешно говорить такое?

— Это из доказанного, — произнес жандарм. — А из недоказанного… Пока что недоказанного.

Илья Николаевич задумался, пытаясь найти оптимальный ответ на вопрос.

— Как вы прекрасно знаете, слышали, на первый раз многих отпускаем, — продолжил жандарм. — Но если вы не составите соответствующий разговор с дочерью, кто знает, как далеко зайдет дело в следующий раз?

— Цветоводство — не преступление, — ответил мужчина.

Увидев отца, который пришел за ней, Анечка даже обрадовалась — пришла не мать. Однако вместе с этим появился другой страх: а вдруг отец на нее настолько рассердился, что сейчас приведет домой и разрешит матери сделать все, что она посчитает правильным? Перед глазами замаячил чулан, в котором она сможет хоть немного отдохнуть после непрекращающихся возмущений матери, и девочка ничего не сказала.

— Анюта, признавайся как на духу: куда ходила, зачем? — спросил Илья Николаевич.

— Ходила к хозяйке дома, чтобы попросить у нее семена цветов, — ответила Анечка.

— Не хочешь рассказывать мне — расскажешь маме, — произнес Илья Николаевич.

— Папенька, а если признаюсь, вы маме не расскажете? — с надеждой спросила девочка.

— Не расскажу, — ответил Илья Николаевич.

— Папенька, я узнала на уроке, кстати, еще в прежней гимназии, что причина английской революции — это усиление абсолютизма, поэтому захотела выслушать, скажем так, и другую сторону. Сторону преступников. Но мне не удалось это сделать — жандармерия явилась раньше, — произнесла Анечка.

— Если ты хотела узнать сторону преступников, могла бы попросить меня и я бы принес материалы из суда, — сказал мужчина. — А так ты только опозорилась сама, опозорила меня — мне в отставку, Аня, еще рано! Опозорила начальницу, которая тебя исключать хотела, но хоть потом передумала. Аня, я могу верить в то, что ты больше не станешь нарушать законы?

— Да, папенька, — ответила Анечка.

Мужчина привел дочь домой и сказал супруге:

— Анна дурно себя вела в гимназии, я запираю ее в чулане до своего возвращения. Не разговаривай с ней, пусть попробует осознать все свои ошибки.

Казалось, дома все успокоилось: вечером пришел отец, выпустил ее из чулана, убедил мать не ругать дочь дополнительно, потом сказал, оставшись наедине, что все документы относительно ее задержания уничтожены, но вот так ругаться со служителями закона тоже не выход. Однако на следующий день Анечка услышала от классной дамы, что ее вызывает к себе начальница.

— Вот как так можно! — слегка возмущалась Варвара Николаевна. — Только прийти на учебу — и уже к начальнице вызывают!

Судя по рассказам от одноклассниц и учениц постарше, начальница позволяла себе побить ученицу линейкой, инспектриса и вовсе дважды нарушала устав и бралась за розги. Догадываясь, что если она уйдет из кабинета и ее отца снова вызовут в гимназию, то он явно настолько рассердится, что расскажет обо всем матери, Анечка даже не знала, что будет лучше: закрыть глаза на нарушения устава или не закрывать глаза и несколько недель слушать причитания матери, что за такие дурные мысли о священной особе императора нужно молиться, каяться, просить священника наложить на нее епитимью [3] и всячески просить Бога о том, чтобы он избавил ее от дьявольского искушения в будущем.

Анечка вздохнула и, мысленно произнесла:

«Господи, пусть она меня ругает, оставляет после уроков, но устав нарушать не надо…»

Девочка вошла в кабине начальницы.

— Как вы объясните свое поведение, мадемуазель? — спросила Зоя.

— Я услышала на уроках истории, что причина революции в Англии — это усиление самодержавия, поэтому решила послушать, скажем так, и другую сторону, — ответила Анечка.

— А то, что за эту, как вы выразились, «другую сторону» судят и отправляют в ссылку, вы, конечно, не подумали, — уточнила Зоя.

— Я легкомысленно понадеялась, что все обойдется, — произнесла девочка.

Зоя растерялась от такого ответа.

— Мадам, я поняла, что за крамолой будущее, не поняла некоторых деталей относительно ее осуществления, но, так как я все равно этим не желаю заниматься, какая разница, что я чего-то не поняла, — добавила Анечка. — Поэтому можете не беспокоиться, подобное не повторится.

— Поверю вам на первый раз, — ответила Зоя. — Мадемуазель Варнецкая, не должно повториться то, что вас забирает жандармерия. Свой интерес вы вправе удовлетворять, за это ругать вас не могу. Но этот разговор останется сугубо между нами.

— Конечно, мадам, — произнесла Анечка и обрадовалась — все закончилось гораздо лучше, чем она могла себе представить.

[1, 2] арестантское помещение для задержания бродяг, мелких преступников, нарушителей общественного порядка.

[3] церковное покаяние за нарушение норм религии.