Часть 23. «Он поскользнулся и ударился о край сапога следователя» (1/2)
С самого утра Зоя в расстроенных чувствах сидела в своем кабинете. Едва накануне молодая женщина немного успокоилась и пришла в себя после произошедшего, как дома, обрадовавшись возвращению матери, Саша сперва подбежала к ней, а потом изумленно спросила:
— Мама, а откуда у вас синячки?
Зоя чуть испуганно посмотрела на руку и ответила:
— Упала и, пытаясь задержаться, за перила руками хваталась, а потом за ступеньки. Хоть голову не расшибла — уже хорошо.
Послушав сожаления дочери, молодая женщина подумала:
«Это еще хорошо, что ты не знаешь, откуда такие синяки появляются… На тебе бабушка такое не показывала…»
Однако гарантии, что другие не заметят состояние ее рук, не мог дать никто. На какое-то мгновение Зоя даже хотела прийти в гимназию в перчатках, однако понимание того, что она так еще сильнее вызовет к себе интерес, заставило молодую женщину отказаться от этой затеи.
Сейчас же, сидя за столом и едва сдерживая слезы, Зоя думала:
«А почему, собственно, Геллер должна была изменить свою точку зрения? Почему она должна была взять и поддержать меня? Да почему, в конце концов, можно рассказывать свекрови то, что матери не скажешь? Откуда такие странные мысли-то? Почему я не могу рассказать маме о своих планах, а Геллер должна их полностью одобрять?»
Невольно вспомнились слова Владимира о том, что не стоило агитировать Геллер.
«Но ведь сейчас все изменилось, — подумала Зоя. — Сильно изменилось. Геллер такое устраивала, что Владимир бы гордился матерью, разве что, может, покритиковал, что в ненужное русло свои заботы пускает, надо не агитировать, а царя взрывать…»
Лизавета краем глаза увидела, что Зоя пришла в гимназию куда безрадостнее обычного. Чувствуя какую-то вину за вчерашнее, молодая женщина пошла к начальнице.
— Зоя Михайловна, прошу прощения, что вчера нарушила субординацию, — произнесла Лизавета.
— Так как эта мысль приходила в голову и мне тоже, я посчитала возможным воплотить ее в жизнь, — ответила Зоя. — Вам не за что извиняться. Кроме того, Эльвира Марковна вполне успешно поговорила и с мадемуазель Никоновой, и с ее отцом.
С тем, что разговор с Фаиной был успешным, Лизавета не хотела соглашаться — обругать и побить линейкой никак не стоило по ее мнению называть беседой, однако в том, что беседа с Александром Евгеньевичем была куда более удачной, молодая женщина была уверена.
— Я полагаю, что есть смысл провести беседу с классом, — Зоя чуть перефразировала слова Аси. — О вежливости, такте, уважении, корректном поведении. Может быть, даже не привязывая ее ко вчерашнему случаю.
— Хорошо, Зоя Михайловна, — ответила Лизавета. — Я тоже планировала поговорить с ученицами сегодня.
Случайно увидев, что ее собеседница невольно повернула на столе руку, Лизавета сразу же заметила синяки на ладони Зои.
«Не может быть…» — пронеслось в голове классной дамы.
В том, какой природы эти синяки, сомневаться не приходилось: опыт обучения в институте благородных девиц, вчерашняя ситуация с инспектрисой, грустный вид Зои были слишком красноречивыми. Лизавета скорее перевела взгляд, чтобы начальница не успела догадаться, что именно рассматривала ее собеседница, однако Зоя сразу же все поняла и сказала:
— Я год училась в гимназии у классной дамы Геллер, так что не удивлена. Но вы же, Елизавета Васильевна, не будете рассказывать всем встречным и поперечным, что начальница гимназии пришла без перчаток, хотя могла бы это сделать?
— Да вы что, Зоя Михайловна, каждый может неудачно упасть, — сходу ответила Лизавета.
— «Он поскользнулся, упал ребром на край сапога следователя, потом встал, снова поскользнулся, снова упал и повторил это еще несколько раз». Именно так мой брат шутит о некоторых оправданиях своих сослуживцев, — произнесла Зоя. — А у меня сегодня нет настроения шутить. Поэтому придется просто заниматься делами гимназии.