Часть 21. После урока (1/2)
Вернувшись домой, Глаша чувствовала себя не в своей тарелке. Маленький кусочек разума подсказывал девушке, что еще один раз ее вполне могут не простить, а начальница, в отличие от нее, может себе позволять крамолу хотя бы потому, что она основала это учебное заведение. Однако обида на несправедливость все равно оставалась.
Машунька заметила, что дочь ведет себя как-то не так.
— Что-то на учебе стряслось? — спросила женщина.
— Нет, — ответила Глаша и, желая избежать дальнейших расспросов, добавила. — Трояк по математике получила.
— Чтобы быть отличницей, надо долго заниматься, много, а не посидеть за книжками три дня, а потом мечтать, что будут одни пятерки, — сказала Машунька.
— Так неожиданный трояк был, очень неожиданный, — вполне искренне вздохнула Глаша.
Конечно, эта самая тройка немало расстроила Глашу на первом уроке, однако переживания были больше из-за недавней ситуации.
На следующий день девушка, догадываясь, что за вчерашний случай ее никто хвалить не будет, с тяжелым сердцем шла в гимназию. Увидев классную даму, Глаша вежливо с ней поздоровалась и вдруг услышала:
— Мадемуазель Гусельникова, а теперь идите домой и возвращайтесь с матерью.
В мгновение ока перед Глашей пронеслось возможное недалекое будущее: мать возмущается, она огрызается в ответ, не исключено, что дело доходит до рукоприкладства…
— Мадам, пожалуйста, очень прошу вас: не надо матери, — не выдержала Глаша. — Понимаю, что виновата, но не надо матери…
Ася услышала между строк чистейшее: «Мадам, пожалуйста, не надо матери: только-только пришла в себя после жандармерии — опять буду вся в синяках».
Молодая женщина чуть растерялась. На какой-то миг вспомнилась своя учеба, то, как Геллер постоянно покрывала Зою и ни разу не посчитала нужным так поступить по отношению к ней.
— И по какой же причине вы вчера покинули гимназию, хотя были наказаны? — спросила Ася.
— Услышала от девочек из пятого класса, что начальница сама читала крамольные стихи, вот и не выдержала, ушла, — ответила Глаша.
— А то, что в пятом классе все было на уроке, вы даже не подумали, — сказала Ася. — Ни стыда ни совести! И как же вы будете выгораживать себя, показывая оценку по поведению в конце недели? Впрочем, не мое дело. Вчера не пожелали сидеть два часа — сегодня будете три сидеть. Уйдете — будете оправдываться перед начальницей, если она еще посчитает возможным вас слушать.
Глаша молча сделала книксен, а Ася подумала:
«Так-то Зойке бы рассказать, вот только выгонит Глашку куда подальше».
Немного подумав и услышав краем уха обсуждения других гимназисток, Ася пошла к Зое:
— Что сказать, моя юная начальница, ваш вчерашний урок только ленивый не обсуждает. Втихаря, разумеется. Все сводится к тому, что одну четвероклассницу за крамолу вызывали к начальнице, которая в это время другую крамолу вслух вещала. Вы бы так открыто не делали, все-таки, слухи, сплетни, обозленный на внезапно всплывшую дочь Филатов…
— Думаешь, надо не так явно говорить? — спросила Зоя. — Значит, спецкурса не будет. Выйдет учитель и будет дальше про Древнюю Грецию что-нибудь рассказывать.
— Зоя, это слишком опасно, — сказала Ася. — Еще в жандармерии слишком свежа стачка на фабрике.
Стачка на фабрике показалась Зое куда весомей некого Филатова, обозленного появлением якобы дочери.
— Хорошо, следующий урок будет не таким крамольным, — ответила начальница. — А, может, и учитель уже выздоровеет.
Фаина не успела сделать домашние задания, нули получать тоже не хотелось. И если то, что было задано на второй и последующие уроки, можно было списать, то невыученное стихотворение, которое явно бы пришлось отвечать на первом уроке, практически гарантировало ноль. В голове до сих пор крутился вчерашний урок с крамолой от начальницы и, решив осуществить свой внезапно пришедший план в жизнь, девушка пошла к двоюродному брату.
— Василюша, — ласково сказала Фаина, придя в полицейскую управу. — Хочешь раскрытое дело, которое само приплывет к тебе в руки?
— Одноклассница карандаш украла? — ответил Василий. — Нет, Фаина, не хочу.