Глава 45. В погоне за временем (1/2)

Я вечно в погоне за временем,

Но все умирают, умирают.

Если бы я смогла купить вечность,

То сделала бы это дважды, дважды.

Но если мир сгорит дотла,

А моря замерзнут навеки,

Останется лишь память

О том, что я была твоей, а ты — моим.

Все умирают, умирают

В погоне за временем, временем.

Marina & The Diamonds — Immortal</p>

Гарри лежал на спине и смотрел на затянутое фальшивыми тучами такое же фальшивое небо, заменившее каменные своды потолка Тайной комнаты.

Пусть это не была их первая совместная ночь, но именно сейчас он не знал, как себя вести с Риддлом, точно так же лежащим рядом. Две пустые склянки восстанавливающего зелья валялись неподалёку — одна на полу, вторая на столе, — напоминая о том, как они обтёрли все поверхности. Горизонтальные и вертикальные. И поверхностями дело не ограничилось — Гарри всё ещё мерещилось ощущение въедающегося в кожу песка и тёплый бархат воды.

И, когда они рухнули на постель, Гарри хотелось смеяться. Совершенно по-глупому и с той беззаботностью, которую он не испытывал уже давно на своей памяти — если вообще когда-нибудь испытывал. Однако Том опередил его. Он коротко рассмеялся, едва ли не пожаловавшись, что Гарри его совсем «укатал».

Это кто ещё кого укатал, но Гарри возражать не стал, лишь усмехнулся в ответ. Однако поглядывая на него, он до сих пор не понимал, как себя теперь вести, потому что в это мгновение всё было по-другому.

На грани, искренне и совершенно не так. Не так, как тогда.

Том… Том Марволо Риддл. Тот-кого-нельзя-называть. Лорд Волдеморт.

Тогда Гарри искал правду, а сейчас… сейчас ему она была безразлична. Ему всё было безразлично, кроме смехотворного желания, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Чтобы солнце не всходило. Чтобы шансы никогда не были такими: пятьдесят на пятьдесят.

Эти цифры горчили, застревали комом в горле, опадали камнем на сердце и отзывались спазмом в желудке; они заставляли думать о чём угодно, только не о предстоящем столкновении с Экриздисом. Эти цифры враждовали с воспоминаниями того, как грели его мысли о смерти Волдеморта в те ночи, когда они скрывались с друзьями. Он смаковал победу, но нет смысла отрицать, что одно подразумевало другое: смакуя её, Гарри в действительности праздновал смерть врага. Мечтал о ней, как мечтал о победе. Мечтал о смерти Тёмного Лорда, который сейчас лежал рядом. Чья грудная клетка размеренно поднималась, а пальцы рассеянно перебирали складки простыни.

Тогда он праздновал, сейчас — горевал. Тогда он просыпался в холодном поту, преследуемый змеиными чертами недруга, который тянулся к его шее с явными намерениями оборвать его жизнь, а недавно кончал, когда тот душил его. Гарри вглядывался с жадностью в мираж, будто желая вновь испытать мурашки… отголоски прежнего ужаса, того животного страха, но видел лишь любовника.

Любимого.

Видел его и испытывал совершенно иную палитру чувств; видел человека, что воспользовался им и продолжал играть даже сейчас, будто он дирижёр, а Гарри — ещё одна скрипка в его оркестре; видел кого-то намного хуже того безумца, коим он его считал, а значит, в несколько раз опаснее; видел и того безумца в том числе — как можно распланировать свою жизнь, будучи ещё совсем сопляком?

Чистое безумие.

Как можно стать вхожим во все чистокровные семьи, имея сомнительный статус, пусть и наследника Слизерина? Понять к кому обратиться для реализации собственных амбиций после? Вмешаться в какой-то заговор, чтобы раскрыть его и предотвратить некое подобие Гражданской войны, которая могла начаться через десятки лет?

Все эти вопросы всплывали сами и все они были чисто риторическими.

Вмешался бы Гарри в противостояние с Волдемортом, если бы оно его не касалось? Если бы Избранным стал Невилл, к примеру?

Ответить на этот вопрос оказалось сложнее, чем ему бы хотелось. С одной стороны, он действительно не мог усидеть на одном месте — но было ли это последствием того, что он оказался на острие ножа? — с другой стороны, можно было заключить, что присущий ему авантюризм был чистой воды безумием. Таким же, как и вмешательство Тома.

Только вот разница всё же была.

Без наставника Гарри был бы слепым котёнком. Пусть подвиги он совершал сам, но Дамблдор всегда указывал ему, что и как делать. Давал нужное оружие. Даже после его мнимой смерти он оставил подсказки, и Гарри вновь поплёлся туда, где мог бы больше узнать о намерениях профессора. А не будь Альбуса Дамблдора, что бы он делал сам с мнимой угрозой?

Сейчас Гарри понятия не имел, и это уязвляло его гордость и укореняло понимание, что Риддл в этом смысле не был нормальным. Он не был обычным подростком, мечтателем и максималистом, во сне видящим себя покоряющим магическое сообщество и довольно хохочущим. У него не было нормальных увлечений, желаний… представлений о жизни и планов на неё в то время. Он мыслил странными категориями и являл собой аномалию. И, как любая аномалия, был совершенно непредсказуем.

И, несмотря на все эти нюансы, Гарри всё равно продолжал взращивать внутри это чувство.

Раньше, когда Дамблдор пользовался своим любимым девизом в отношении Гарри, подобная любовь ему была незнакома. Он видел в этом светлое, чистое чувство, несколько абстрактное и всеобъемлющее.

Любовь воистину наивна и слепа. Он любил друзей, почивших и представших перед ним в момент опасности родителей, крёстного… Он любил Джинни и ощущал взаимность, но всё это разительно отличалось от того, что пробудил в нём Риддл.

То, что он чувствовал, могло его буквально воскресить, а могло — убить. Вот что должно было его ужасать. Однако, подобно мотыльку, летящему на пламя, Гарри не боялся этого чувства. Он чувствовал, что оно сделало его… полноценным? Завершённым, может быть? И теперь его пугало нечто совершенно иное: возможность снова стать наполовину пустым.

Когда всё это изменилось? Когда настолько запуталось?

Его должно было это волновать, но не давал покоя другой вопрос: как себя теперь вести? Гарри понятия не имел. Можно ли обнять сейчас Риддла? Нужно ли это ему? Джинни любила улечься на его плече после или буквально лечь на него самого, но Гарри — не Джинни, а Том — не Гарри. Можно ли вести себя так, словно они пара? И что это вообще означало в их случае? Даже само слово казалось каким-то чужеродным в их отношении: пара. Оно было неправильным, потому что они были не просто парой… но кем тогда? Чем? Чем-то меньшим или же, наоборот, большим?

— Иди сюда, — раздался будто севший голос Тома.

И Гарри лишили назревающей дилеммы. Его прижали, ткнув лицом в чужую грудь. Всё ещё чуть влажную и прохладную после их «купания».

— Странно… — выдохнул он, прикрыв глаза.

— Что тебя беспокоит? — совсем тихо спросил Том.

— Глупый вопрос. Легче перечислить то, что меня не беспокоит.

— Например? — Том лениво провёл пальцами вдоль его руки, и Гарри вздрогнул, покрываясь пупырышками мурашек.

— Ты шутишь сейчас?

— Нет, просто интересуюсь, что больше всего тебя сейчас волнует.

— Наши отношения.

— Что ж, они могут быстро закончиться — не стоит об этом беспокоиться.

— Это не смешно! — порывисто дёрнулся Гарри, обратив взор на Тома.

— Я и не шучу, — отозвался тот, но на губах блуждала лёгкая улыбка. — А ты не уточнил, что же конкретно вызвало столь пессимистичное выражение на твоём лице. Минутами ранее ты был счастлив.

— Я не знаю, как себя с тобой вести, — голос Гарри дрогнул. — Не понимаю, каков статус наших отношений теперь.

— Если память мне не изменяет, раньше тебе это не мешало при всех поцеловать меня и попытаться шантажировать обретёнными знаниями; и не мешало защищать мою отсутствующую честь перед достопочтенными представителями министерской власти. К чему это смущение теперь?

Гарри насупил брови.

— Я не смущён… Просто, — он скосил взгляд, — определённость… Хотелось бы какой-то определённости на этот раз.

«Из твоих уст», — добавил Гарри про себя.

— Даже если завтра ты овдовеешь?

— Может, ты прекратишь ёрничать на эту тему? — буквально рыкнул он и выпутался из чужих объятий.

Том словно топтался с грацией слона по всем тем страхам, что Гарри уже который час отгонял от себя. И безуспешно.

— Подобная определённость тебе не по вкусу? — поинтересовался Том.

— Статус вдовца? — буквально выплюнул Гарри.

— Если позволишь мне заметить, то сложно быть вдовцом того, кто никак не может умереть с концами. Поэтому не празднуй раньше времени, — чужие губы растянулись в змеиной улыбке.

— Спасибо, ты меня успокоил, — раздражённо прошептал Гарри.

— И всё?

— А что ещё? Спросить, зачем ты приказал убить Седрика? Раз уж ты решил напомнить мне о случившемся на кладбище.

— Ответ ты и сам знаешь.

Гарри с недовольством скривился и снова лёг на спину.

— Теперь ты хочешь поговорить обо всех тех, кого я убил? — с нажимом уточнил Том, и его глаза сощурились.

Насмешливость исчезла, появилось напряжение, когда он мягко, едва ли не ласково добавил:

— Мне казалось, что ты не столь глуп, чтобы продолжать тешить себя иллюзией, что все мои деяния можно как-либо оправдать.

— Это выше меня, — признался Гарри.

— Замечательно.

— Ты мог оглушить Седрика.

— Мог. Мог не пытать никого, не убивать, а просто всех оглушать. Оглушающий Тёмный Лорд — замечательно, — повторил он это слово.

— Но ты приказал его убить. Потому что он не представлял для тебя ценности. Просто лишний.

— М.

— Я понимаю это, и всё равно… Не могу.

— Тебе и не нужно прощать мне это и многое другое, — резко парировал Том. — Мне не нужно прощение.

— Но если я не прощу тебя, то как нам быть дальше? Мне кажется, я схожу с ума, — еле слышно прошептал Гарри.

— Просто прекрати думать.

— Отличное решение! — вспыхнул он.

— Чего же ты от меня ждёшь? Исповеди? Сожалений? — Том бесстрастно посмотрел в его сторону, и Гарри вздрогнул. — Или, может, ты хочешь услышать, что я запятнал тебя собой? Что нельзя испытывать ко мне чувства и оставаться в мире добра и розовых единорогов? Или боишься услышать, что ты никогда и не был частью мира, что столь старательно пытался выстроить Дамблдор? Ты сожалел о тех, чьи жизни вы отняли в борьбе со мной? Нет? У меня была цель, и я следовал ей. У тебя тоже была, и ты тоже делал всё, чтобы достигнуть её.

— Цель оправдывает средства, да?

— Не всякая цель, Гарри, — нетерпеливо перебил его Том. — Но ведь твой святой поход против зла оправдывал любые методы. Если бы тогда, на кладбище, у тебя была возможность щёлкнуть пальцами, стереть всех Пожирателей Смерти и спасти жизнь Диггори, ты бы ею не воспользовался? Одна жизнь в обмен на десятки.

— Но ведь…

— Они преступники, да. Так что тебя гложет? Я — такой же. Так почему бы не отдать свою жизнь за тебя, ведь она ничего не стоит?

Гарри ощутил, как кровь отхлынула от лица, и вцепился в одеяло.

— Чего ты хочешь от меня?

— Ничего я не хочу, — пожал плечами Том и завёл руки за голову. — Есть некоторые темы, на которые нам лучше с тобой не беседовать. И эта одна из них. Вопрос в том, чего ты хочешь от меня? Я тот, кто я есть, и другим уже не буду, Гарри. Нам обоим в этом смысле пришлось переступить через себя. Ты можешь это принять или же решить, что оно того не стоит. Я понимаю, что тогда, на башне, ты был готов сбежать, потому что твоими устами говорило отчаяние, но сейчас…

— Сейчас? — перебил его Гарри. — Завтра тебя может не стать!

— Разве не утешительный прогноз?

И вновь на чужом лице появилась кривая улыбка.

— Я не понимаю этого. Столько людей отдало свои жизни, а ты… — голос будто надломился, и Гарри на мгновение задохнулся, задушено прохрипев: — Ты боялся смерти… Ты должен её бояться, а не говорить об этом так спокойно, словно это какой-то пустяк. Нечто незначительное. Шутка.

Это был чёрный юмор. Сатира. Но ему он был непонятен. Он отвергал его.

Гарри резко сел и спустил ноги с края кровати, повернувшись к Тому спиной. Его мелко потряхивало, а внутри бушевал ураган из всего того, что он не мог выразить. Слов было слишком мало.

— Ты должен это им. Седрику, моим родителям. Многим другим. Если ты сдохнешь, то не оплатишь долг никогда. Тебе понятно? Поэтому… не смей.

Гарри говорил обрывками фраз, но не мог сформулировать ничего длиннее. Голос не слушался. Его душили слёзы. Злые слёзы. На грани между ненавистью и отчаянием. Совершенно не похожее на то, что он испытал той ночью, когда Экриздис покинул Гриммо.

— И ты должен это мне лично, — процедил Гарри. — Раз не обменял мою жизнь на свою. Раз пришёл. Раз не смог оставаться в стороне до конца… Твой долг ещё не оплачен. Ты должен расплачиваться целую вечность со мной, — голос задребезжал и превратился в змеиное шипение, эхом разнёсшееся по залам Тайной комнаты.

Гарри прикусил губу до боли, ощутив солёный металлический привкус.

— Я услышал тебя, — произнёс Том. — А теперь иди ко мне.

— Я не могу, — тряхнул Гарри головой.

Глаза щипало, щёки горели, в горле скребло… Эти дни он будто отключился от всего в эмоциональном плане, а сейчас все эмоции вернулись разом. И переключателем стали те треклятые проценты и мысли, от которых никак было не избавиться. От которых хотелось кричать.

— Если хочешь поплакаться на моём плече, мальчишка, то сейчас самое время. У нас его не так уж и много, чтобы тратить на этические догматы.

Гарри резко обернулся, гневно уставившись на него, и Том коротко хохотнул, словно наслаждаясь вызванным возмущением.

— Так-то лучше, — продолжил улыбаться он. — А теперь поведай мне, что положило начало твоим рьяным и столь же безрассудным тренировкам?

Гарри невольно поморщился. Он молчал, подбирая слова — подбирая правдивую ложь.

— За последнее время я расслабился.

— И решил наверстать за два дня?

— Именно.

— Какая наглая ложь, — приподнялся на локтях Том.

Гарри вздохнул и опустил взгляд.

Это было не так уж и просто, но у него были хорошие учителя.

— Я просто понял, насколько слаб. Всё это… — он покрутил рукой вокруг. — Я никогда особо над этим не задумывался, так как вечно выпутывался из любых передряг и поэтому считал себя не столько удачливым, сколько… сильным волшебником? — последнее Гарри произнёс неуверенно, будто спрашивая Тома, а сильным ли вообще волшебником он был. — Но это ведь не так?

Риддл приподнялся и присел, откинувшись на изголовье, и Гарри заметил бледнеющие алые отметины и царапины на чужом теле. Проследив за направлением его взгляда, Том хмыкнул и коснулся подушечками пальцев отметины около соска, слегка и даже задумчиво её потерев.

— Что ты имеешь в виду под сильным волшебником? — спросил он, переключив своё внимание на Гарри. — Мощность заклятий измеряется словами, а не силой волшебника.

— Опытным, — поправил себя Гарри. — Мне не хватает сноровки. Я даже Грейбеку проиграл…

— Даже, — усмехнулся Том. — Я тебе уже говорил: есть разница между дуэлью и сражением. Фенрир не просто опытный волшебник — он обладает звериными инстинктами и застал тебя на своей территории. То, что ты продержался, почти не пострадал и дал ему отпор — уже чудо.

— И сколько ещё таких Фенриров будет, которым, казалось, я раньше был ровней, а теперь в подмётки не гожусь? — Гарри поднял на него угрюмый взгляд, и Том вздохнул. — Я не хочу, чтобы меня защищали и уж тем более спасали.

— Хочешь сам защищать и спасать — я понял. Могу лишь надеяться, что подобное рвение не обусловлено желанием выступить против Экриздиса, — чужой голос звучал ровно, но только глухой не расслышал бы в нём скрытого предупреждения.

Гарри глухим не был, но всегда потворствовал той части себя, что любила противоречить и делать с точностью до наоборот.

— Если я Грейбеку неровня, то чего уж говорить про Экриздиса, — туманно заметил он, вспоминая, как отбросил того от себя. — Просто я не понимаю, как набираться этого самого опыта.