Глава 43. Лимеренция (2/2)

— К категории ХХХХ, — незамедлительно ответил Риддл, распрямляясь и отряхивая ладони.

— То есть ты решил оставить в школе опасное существо, которое требует особого обращения и которое всего на категорию ниже самого Василиска<span class="footnote" id="fn_31157978_0"></span>? — в неверии спросил Гарри, а Окками дёрнулся в сторону, будто оскорблённый этими словами.

— Не в школе, — поправил его Том, шагнув навстречу, — а с тобой. Ты подарил мне Нагини, я подарил тебе… Как ты его назовёшь?

— Змея не требует особого разрешения, в отличие от него. У меня даже соответствующих навыков по уходу нет, как и лицензии, — цыкнул Гарри и отступил бы, но за спиной была лишь вода.

— Уже есть, — улыбнулся Том. — Проверь потом почту на Гриммо. Тебе, скорее всего, её уже выслали. Что до ухода…

— Том! — рявкнул Гарри и до них вновь донеслось красноречивое шипение. — Том, — понизил он голос, сощурив глаза, — ты опять поступаешь, как тебе вздумается… Ты даже не спросил, нужно ли мне это.

— Ты тоже не спрашивал, когда подарил мне Нагини, — парировал он с лёгкой улыбкой. — Считай это подарком на твой день рождения.

— До моего дня рождения ещё куча времени, — возразил Гарри, ощущая горечь от осознания.

Что это? Прощальный подарок?

«Ну уж нет!»

— Да… — задумчиво откликнулся Риддл, словно на мгновение погрузившись в себя. — Тогда на день преподавателя — это ведь скоро? — встрепенулся он, вскинув брови.

— Я больше не преподаю.

— Тогда день мракоборца. Его ещё не учредили. Намекни как-нибудь Сэвиджу.

Они замолчали, гипнотизируя друг друга, и Гарри как никогда глубоко ощутил иглу, что засела в сердце, заставляя его ощущать это: и желание, и злость, и тоску, и радость. Все эти чувства смешивались в непонятный комок, вновь застревающий в горле.

Он был рад, что Том последовал за ним; он был зол, что тот опять это сделал… А если бы не сделал? Разве Гарри не пошёл бы сам за ним, чтобы выяснить всё окончательно, как только вспышка злости и страха прошла бы?

Чего он ожидал, явившись сюда? Быть может, изменил решение? Хотел просто представить ему малыша? Или же это лишь повод, чтобы поговорить? Вопросов было слишком много, но, вместо того чтобы продолжить разговор, они пытались поддержать эту с виду едва ли не светскую беседу…

— Где я буду его держать? — спросил Гарри театрально спокойным тоном. — Ведь он наверняка будет… огромным, — он на мгновение скосил взгляд на малютку, который мог бы с лёгкостью уместиться в обувной коробке сейчас.

— Пятнадцать-двадцать фунтов в высоту, — подтвердил Том, проследив за его взглядом. — Окками обладают особенностью хоранаптиксиса: он может расти и уменьшаться, чтобы соответствовать тому пространству, что ты ему отведёшь.

— Почему именно Окками?

— Я бы мог подарить тебе Рунеспура, — с заминкой ответил Том, а затем поспешно пояснил: — Трёхголовая змея. Хоть на вид он несколько… — Риддл неопределённо махнул рукой, — устрашающий: как Василиск, только с тремя головами.

Гарри вздрогнул, представив это.

— В действительности внешний вид обманчив: Рунеспур менее агрессивен, чем Окками, — заключил Том.

Он вновь скосил взгляд на малыша, который с заинтересованностью разглядывал собственный хвост, и вскинул брови:

— В чём же проявляется его агрессия? — И тот, словно поняв, что речь идёт о нём, вновь нахохлился, щёлкнул клювом.

— Окками чрезвычайно агрессивны к любому, кто попытается приблизиться к ним. Они считывают намерения. Чаще это обусловлено защитой потомства… — пробормотал Том. — Их яйца сделаны из чистого серебра и пробуждают у некоторых нездоровый интерес. Но это умные, гордые и необычайно верные создания. Я уверен, ты найдёшь с ним общий язык…

Риддл внезапно протянул ладонь, а Гарри застыл как вкопанный, не зная, то ли нырнуть в воду, то ли оттолкнуть Тома, и поэтому, когда чужие пальцы коснулись его щеки, лишь прикрыл глаза, судорожно сглотнув.

— Мне жаль, — еле слышный шёпот будто второй иглой вонзился в сердце.

Гарри хотел бы скинуть эту ладонь, хотел вновь крикнуть ему, что не нужны ему чужие сожаления… Но почему он не мог? Почему не мог так же отбросить от себя Риддла, как Экриздиса?

— Я жалок, — спокойно сказал он, открывая глаза.

Том стоял совсем близко и нечитаемым взглядом смотрел на него.

— Я жалок, потому что даже сейчас, ненавидя тебя каждой частичкой своей души, я не способен… ненавидеть тебя, — Гарри усмехнулся, облизав губы. — Но я никогда не скажу тебе тех слов.

В ответ губы Тома дёрнулись в странной полуулыбке, словно он что-то понял.

— Альбус?

«Что Альбус?» — паника на мгновение охватила его, но он быстро унял её, встретив чужой взгляд с деланным хладнокровием.

— Да, — невольно скривился Гарри и добавил: — В тот же самый вечер.

— Видимо, следовало и с него взять клятву. После всего, что он годами скрывал, не думал, что он сейчас заболеет болтливостью, — в чужом голосе чувствовалась досада и раздражение. — Это заставило тебя истязать себя? Почему ты не сказал мне?

— Почему ТЫ не сказал мне? — осторожно начал Гарри, пытаясь понять, насколько осведомлён Альбус и сколько опять всего утаил от него, скрыв это завесой подозрений.

— Потому что это не имеет значения, проклятие лишь повод.

— Для чего? — уточнил Гарри, а затем ещё больше нахмурился. — Я недослушал Альбуса… С меня хватило и утренних откровений.

Том криво усмехнулся, но с той же досадой:

— Повод заставить меня прийти добровольно и раскаяться. Разве ты не усвоил урок, Повелитель, который преподала Смерть братьям?

— Её неизбежность, — тихо заключил Гарри.

— Да.

— О проклятии тебе рассказал Экриздис? — аккуратно спросил он.

— Да, — снова согласился он. — Однако он вряд ли понимает, что ей нужно от меня, — чужие глаза недобро сверкнули. — Он считает, что проклятие исполнится по щелчку пальцев.

— Разве не поэтому ты отдалился от меня?

— Если бы это было так, стоял бы я сейчас перед тобой? Проклятие — болезнь: слова бы её запустили, ты бы стал медленно чахнуть, а я бы в конце концов пришёл на покаяние. Экриздис лишь ускорил события, сам того не осознавая.

Гарри смахнул лезущие в глаза волосы, не сводя с него взгляда.

— Что?

— Я стал твоим Даром Смерти, — прошептал он.

Тот лишь повёл плечом, будто его насмешило подобное сравнение.

— И что ты собираешься делать? — напряжённо спросил Гарри.

— Лишь просить тебя исполнить то, о чём мы все договорились в Министерстве…

— Нет! — злобно рыкнул он.

— Именно этого я боялся. Хочешь всё мне усложнить?

— Ты даже не говоришь, что собираешься сделать, а усложняю всё я?

— Будешь угрожать мне признанием?

Гарри сощурил глаза.

— Почему мы не можем решить эту проблему вместе?

— Потому что это не твоя проблема. Твоя проблема, дорогой мой Повелитель, это Дары, которые я и прошу тебя сохранить. Разве этой задачи мало для тебя? — отчеканил он.

— Ты не говоришь мне, какой у тебя план, сооружаешь крепость и оставляешь прощальный подарок, что мне об этом думать? — отчуждённо спросил Гарри, пытаясь совладать со злостью.

— Что я всегда шёл на риск, Гарри, — устало отозвался Том, — каждый раз раскалывая свою душу, каждый раз поворачиваясь спиной к Пожирателям, каждый раз выступая против Дамблдора. Я рисковал, торгуясь со Смертью, и сейчас я тоже рискую, разве не очевидно, что это ещё один достойный повод?

— Ты пришёл сюда, чтобы продолжать убеждать меня в том, что наши отношения невозможны?

— Нет, не для этого.

— А для чего?

Том ничего не ответил, лишь его брови сошлись на переносице, а взгляд стал испытующим и одновременно настороженным, словно он ожидал, что его оттолкнут.

— В таком случае я спрошу лишь об одном: скажи мне в процентах, какова вероятность успеха того, что ты задумал?

— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил тот незамедлительно.

— Чёрт бы тебя побрал, Том, — выдохнул Гарри, вновь закусив губу.

Он ожидал услышать хотя бы шестьдесят… А надеялся на цельную девятку с нулём.

На чужом лице дрогнула улыбка, будто Том понял причину его растерянности. Жжение усилилось, а потом исчезло вместе с шёпотом Тома, и он назло впился зубами в зажившую за секунду губу, вновь ощутив привкус крови.

Место, где всё это время был Окками, опустело. Теперь уже сытый малыш, видимо, учуяв приближение ссоры, решил переждать бурю в другом месте. Гарри мог его понять, однако ссориться сейчас не собирался: у них не было на это времени. Том, тоже это понимая, молчал, большим пальцем поглаживая раз за разом кожу чуть ниже его скулы.

— Жаль, что, исцелив тебя, твоя магия не прожгла дыру в моей ауре, испепелив способность ощущать всё это, — хрипло сказал Гарри и почувствовал, как Риддл вздрогнул, как от удара. — Жаль, что во мне не может остаться одна сплошная ненависть и разочарование, и грусть, и ярость… — шептал он. — Определённо, так тебе было бы проще. Да и мне тоже.

— Мне жаль, — повторил Том, — что всё так получилось.

Как же его раздражали эти слова.

— Тебе жаль? — злобно хмыкнул Гарри и поймал его руку, отводя её от своего лица, в ту же секунду шагнув вперёд, прижавшись вплотную и впившись в напряжённые, будто сделанные из мрамора, губы, которые тут же открылись навстречу с каким-то отчаянным стоном, вырвавшимся из груди Тома.

Гарри запустил ладонь в его волосы, скользнув пальцами за ворот и сжав затылок. Он желал, чтобы этот поцелуй был яростным, но вместо этого тот получился отчаянным, чувственным и неспешным. Они словно изучали друг друга заново, неторопливо пробуя на вкус и сплетаясь языками, подобно фитилю неугасающего пламени.

И каждый раз, меж поцелуями, шепча слово «ненавижу», Гарри вновь прижимался своими губами к его, ловя сбивчивое дыхание и медленно сходя с ума от ненависти, что трепетала внутри, от любви, что оглушала его, — от обоих этих чувств, столь сильных, что, казалось, они поспособствуют мгновенному выбросу магии. Гарри желал кричать, но вместо этого лишь шептал. Шептал с удивлением и шептал с испепеляющей душу злостью, шептал поспешно и шептал, растягивая слово на долгие секунды, шептал на обоих языках, которыми владел.

И он понимал, что слово «ненавижу» медленно трансформируется в другое, которое он отказывался произносить, потому что оно горчило во рту, прожигало мысли, болело на сердце. Запретное слово превращалось в нечленораздельное мычание, которое крутилось на кончике языка, когда Гарри проник в чужой рот, лаская его, осушая его, забирая всё, что Том мог ему предложить, словно в первый и последний раз; слово «люблю», которое ему было нельзя произносить.

Он забрался ладонями под ткань мантии и торопливо скинул её на пол, уже свободно касаясь напряжённого под тонкой материей рубашки тела. Том шагнул вперёд, обхватывая его за талию, и Гарри показалось, что кости хрустнут от силы объятий, когда тот буквально стиснул его, приподнимая.

— Раз тебе жаль, то возмести мне это хотя бы частично, — прошептал Гарри ему в губы, захватывая нижнюю и посасывая, но не позволяя ласке перерасти в полноценный поцелуй.

В следующее мгновение он высвободился, отступая.

— Ты принимал своё зелье?

— Оно перестало действовать несколько часов тому назад, — ответил тот.

— И ты не стал пить очередную дозу? — с наигранным удивлением спросил Гарри. — Как смело: войти в мои владения, — он театрально обвёл руками свою башню, — и не обезопасить себя.

Следовательно склянка могла быть при нём.

Один шанс на миллион?

— Решил снова рискнуть, Поттер, — склонил голову Том, глянув на него исподлобья.

— Что ж, напомни мне, Том, — облизал Гарри влажные губы, не отрывая взгляда от напряжённой линии плеч Риддла, когда тот позволил утянуть себя за руку, — что ты говорил мне здесь в прошлый раз.

Том ступил на первую ступень, потянувшись к его губам, а второй рукой сжал затылок, но Гарри ушёл от прикосновения, с усмешкой потребовав:

— Ну же!

— Я хочу наблюдать, как ты будешь корчиться и выть, — повторил тот вполголоса.

Гарри поднялся на следующую ступень, вслушиваясь в каждое слово, и Том последовал за ним, словно загипнотизированный:

— Хочу видеть, — выдохнул Том, склонившись над его шеей и коснувшись её губами так нежно, что у Гарри в груди заныло, — как ты будешь извиваться подо мной и рыдать… — шёпот стал еле различимым, когда тот повёл носом к уху. — Как ты начнёшь задыхаться и умолять не о смерти, а о секундном забытье… забытье. И я проявлю милосердие, — процедил он, обдавая кожу горячим дыханием, а ладонью скользя вдоль одежды Гарри.

Легко отклонившись назад, Гарри наконец-то ступил на траву и притянул к себе Риддла, оказавшись нос к носу, когда тот буквально в самые губы прошептал:

— Позволю тебе выкрикивать моё имя, когда ты будешь содрогаться, доподлинно зная, кто этому поспособствовал…

— Теперь я доподлинно знаю, чему именно ты поспособствовал, — процедил Гарри и впился в его губы. Яростно и жёстко.

Это было не поцелуем, а наказанием, и он сминал чужие губы, бесцеремонно утягивая Тома за собой, пока не наткнулся на край стола.

Том едва слышно выдохнул ему в рот, упираясь руками по обе стороны от бёдер, когда Гарри пробежался пальцами вдоль пуговиц, но не успел расстегнуть ни одной, как те просто отвалились, и он смог раскрыть рубашку.

— Ты потерял из-за меня дар речи? — шепнул Гарри, склоняясь над плечом и в следующий момент кусая его, чем вырвал болезненный хриплый стон, краем глаза замечая, как ладони на столе сжались в кулаки.

— Гарри… — просипел Том, а в следующий момент Гарри покрыл его шею грубыми, почти животными поцелуями, резко оттолкнувшись от стола в сторону кровати и толкнув Риддла туда со словами:

— Раздевайся и ложись.