Глава 31. Когда один любит, другой отправляется на войну (1/2)

Все говорят, что есть два вида любящих сердец,

Когда один любит, а другой отправляется на войну:

Одни заключают мир, а другие сводят счеты,

Не имея на то веских оснований.

Конечно, это нелегко и не стоит того — всё упрощать,

Но я умираю, когда ты уходишь,

И мне хочется надеть ботинки и отправиться на передовую.

Я буду твоей любовью, боец.

Жёстче. Сильнее.

Любовью, боец.

Я хочу сражаться за любовь под огнем.

Я хочу сражаться за любовь, любовь, любовь.

Ты натянул тетиву и отпустил.

Стрела обожгла горячо, как пуля.

Это была любовь, это была страсть, всё было по-настоящему.

Нас позвали в бой, и всё, что было, рассыпалось.

Но я целюсь выше, чтобы не потерять тебя.

SVRCINA - Lover. Fighter*</p>

«Что, если Перси убил я, Гарри?»

В тишине допросной эта фраза прозвучала подобно мешочку звонких галлеонов, внезапно рассыпавшихся на пол.

Затем всё завертелось с головокружительной быстротой: Том еле заметно взмахнул рукой — и Гарри вмиг припечатало к стене. Отрывистый и скрипучий смех какофонией смешался с очередным вопросом: «Так что же ты сделаешь, Поттер?»

Гарри с трудом пошевелил руками, чувствуя себя абсолютно беззащитным с проклятыми ограничителями на запястьях. Он попытался сформулировать какой-нибудь ответ, но ещё больше растерялся, задыхаясь и хватая спёртый воздух губами…

«Поттер?» — вырвал его из мысленной сумятицы голос Тома.

В одно мгновение воображение стёрло подобное развитие событий, и Гарри усмехнулся. На самом же деле он застыл каменным изваянием посреди комнаты. Однако пребывание в таком состоянии оказалось недолгим: развернувшись, Гарри сделал круг и остановился в углу, рассматривая совсем крохотные углубления в стене, чтобы тут же обернуться и иметь возможность наблюдать за тем, как Том неторопливо приближается, а его самого посещает смутная тревога. Риддл остановился напротив и, протянув ладонь, коснулся его лба, будто собираясь ущипнуть или же щелкнуть. Улыбнувшись, он насмешливо осведомился: «Ты серьёзно полагаешь, что я бы стал так напрягаться, чтобы занять тебя?»

И действительно, Гарри так не думал. Тем не менее ощущение тревоги продолжало стремительно нарастать, как снежная, неудержимая лавина, угрожая погрести под собой. Казалось, всё внутри вибрирует от напряжения, заставляя кровь закипать в жилах, а кожу — мелко покалывать. То было надвигающимся предчувствием.

«Одну секунду», — сказал Гарри и обогнул слегка изумлённого Тома. Чужое удивление на порядок возросло, когда он вцепился в книгу и уставился на неё, точно на откровения самого Мерлина. Опустив том на стол, Гарри резко открыл его и впился глазами в первые попавшиеся строки. «Демон может возбудить ненависть между супругами, так как ему доступно влиять на силу воображения», — вслух прочитал он и перевёл взгляд на Риддла. Тот глянул поверх его плеча, будто все ещё не понимая, что происходит, а спустя мгновение с лёгкой улыбкой поинтересовался: «Неужели Библиомантия?» Гарри едва заметно кивнул в ответ, не зная, как прояснить этот первобытный позыв: руки будто нуждались в книге, а глаза — в этих строчках.

«И что же ты выяснил? — заинтересованно спросил Том, скользя цепким взглядом вдоль страницы. — Считаешь, что Одри подстроила смерть супруга, чтобы стать не столь весёлой вдовой?» «Нет, это не она. Всё несколько иначе. Хуже», — парировал Гарри, захлопнув книгу, будто та могла укусить.

Если его догадки насчёт кончины Перси сами по себе были ужасными, то к утру всё стало в разы хуже: Гарри уселся за стол переговоров. С одной стороны расположились Шеклболт, Сэвидж, Касса Флокс — ранее ответственная за Азкабан — и Артур Уизли — бледный и будто похудевший, но всё так же улыбавшийся (вот только улыбка стала блёклой и вымученной), а рядом с мистером Уизли сидел напряжённый Люциус Малфой. С другой стороны находился Том, а напротив Гарри — Альбус.

Какое торжественное собрание было созвано, однако.

А вечером ведь ничего не предвещало беды… Ну или почти ничего. После внезапного озарения, посетившего его между страниц книги, Гарри ощущал себя не в своей тарелке, да и Риддл внезапно сорвался с места, заявив, что и так задержался, а затем, ничего не объяснив, покинул помещение. Гарри подобная спешка не удивила — у каждого имелись свои дела. Наступила пора признать, что изничтожение маглов в подворотнях — не являлось первостепенной задачей Тома. Можно сказать, что такой цели и вовсе не существовало у того, кто покинул допросную, но Гарри стал опасаться поспешных выводов. Тем не менее это подкинуло пищу для размышлений, и полночи он мысленно анализировал всё, что смог узнать о Риддле, пока не вернулся к беспокоившей его теме: каким боком в убийстве Перси замешана супруга Джорджа? Его волновало и другое: мог ли он довериться своей интуиции и поверить в провиденье?

Сон так и не шёл, а течение времени в подобном месте не ощущалось — в камере, казалось, царила вечная ночь.

Вот только стоило ему приблизиться к разгадке, как дверь раскрылась и за ним снова пришли — по расчётам, уже ранним утром. Первой посетившей его мыслью было то, что к нему пришла Ваблатски, однако вместо допросной Гарри провели в комнату для совещаний, где он и встретил такую разношёрстную компанию.

Все присутствующие сохраняли какую-то церемониальную тишину, которая, впрочем, лишь способствовала возраставшему напряжению.

Альбус смотрел на него из-под половинок своих очков, а во взгляде читалась стылая тоска. Было ли это ощущение временным или же та присутствовала всегда — Гарри никак не мог понять, однако то, что сейчас ощущал чужую печаль особенно остро, было неоспоримым фактом. И по всей видимости, Дамблдор осознал это, потому что внезапно нахмурился и поспешно отвёл взгляд. Гарри в ответ едва заметно вскинул брови, но заговорить так и не решился, переключив всё своё внимание на другого — на Тома.

Виделись они едва ли не несколько часов тому назад, и тем не менее что-то неуловимо изменилось. Как и чудную печаль Альбуса, он впитал в себя отчуждённость Риддла, глубокую и почти болезненную для него: тот даже взглядом его не удостоил, когда Гарри прошёл мимо его места и опустился на стул. Возникло весьма неприятное ощущение, как если бы двух незнакомцев посадили за один стол, но до сих пор не представили друг другу… Даже незнакомая ему лично Флокс уделяла Гарри больше внимания, чем… — близкий? Родной? Какой именно, он боялся даже подумать — Том. Что, надо заметить, несколько обеспокоило. И не только это, но и необычный вид Риддла: часами ранее тот был полон энергии, а сейчас казался старше Дамблдора, что, даже несмотря на довольно-таки юный облик, явственно проступало наружу, пролегая горестными морщинами на лбу и вокруг глаз.

Гарри не знал, что могло произойти за столь короткий срок, но предполагал, что собрались они все здесь явно не из-за него и даже не из-за Перси, хотя такая внезапная встреча с Сэвиджем и Кингсли была ему только на руку — как знать, смогла бы Ваблатски заманить его к Гарри ради разговора о деле Уизли. И он вновь перевёл взгляд на отца Рона, понимая, что правда станет очередным ударом для этой и так натерпевшейся семьи столь же близкой ему, сколь сейчас далёкой. И ударит сильно, ведь сложно кого-то винить в произошедшем.

Если исключить Малфоя, то это собрание могло означать только одно: объявление Экриздиса и потерю ещё одного Дара — что, по сути, было связанным одно с другим происшествием.

Малфой прочистил горло, подняв взгляд на Тома, и тут же опустил глаза, выверенным жестом смахнув платиновую прядь волос с лица.

— Раз мистер Поттер уже здесь, не пора ли нам… — начал было Люциус, но Шеклболт скосил взгляд на Гарри и заговорил одновременно с тем:

— Обойдёмся без формальностей, Люциус.

— Полагаю, что так будет лучше, — согласился тот. — Позвольте поинтересоваться, с какой целью вы меня сюда пригласили? — с презрительной любезностью осведомился он и тут же замолк, когда послышался короткий смешок. К удивлению Гарри, принадлежал тот Сэвиджу:

— Не дрожи ты так, а то стол трясётся. Ты здесь в полной безопасности.

Малфой поджал губы, а Кингсли смерил обоих суровым взглядом, ясно намекающим, что подобные колкости сейчас излишни, — Гарри же увидел в этом способ разрядить обстановку. Тем не менее у него были схожие с отцом Драко вопросы: смысл собственного присутствия здесь, к примеру.

— Не кажется ли вам, господа и дамы, что собравшиеся здесь, гм, — Малфой вновь кашлянул, избегая смотреть как на Дамблдора, так и на Тома, вследствие чего льдистый взгляд оказался направлен прямо на Гарри. — Что собравшиеся здесь волшебники имеют некую идеологическую несовместимость между собой, если подобное выражение уместно… Поэтому мой интерес обоснован, а вопрос — вполне логичен.

— Так зачем ты принял приглашение, Малфой? — пробасил Сэвидж, вскинув густые брови и усмехнувшись из-под рыжеватой бороды. — Решил разведать обстановку и понять, куда нынче ветер дует, м?

Касса Флокс скучающе переводила взгляд с одного на другого, однако Гарри буквально почуял, что под этим показным безразличием к происходящему скрывается напряжение, и он бы даже не побоялся назвать это страхом.

— А я сам скажу тебе зачем, — Сэвидж не дал вставить Люциусу и слова, невозмутимо продолжив: — Ты готов на всё, лишь бы отираться рядом с Министерством, куда тебе путь закрыт на сто лет вперёд, — изрёк он, почесав подбородок и, положив огромную ладонь на стол, торжествующе заключил: — Так что не строй из себя жертву обстоятельств и признай, что твоё беспокойство вызвано простым страхом перед сидящим здесь Волдемортом.

— Кхм, уважаемые, — подал голос Дамблдор, — сейчас не время для мелких дрязг. Люциус, я крайне сожалею, что о подобном ты узнал буквально на месте, — Альбус обратился уже к Малфою, — однако у нас просто не было времени для подготовки, да и вряд ли это помогло в подобной, можно сказать, немыслимой ситуации. Сейчас некоторые из твоих навыков нам просто необходимы — именно поэтому ты здесь.

— Навыков? — непонятливо переспросил Люциус и вновь скосил взгляд на Риддла. Гарри же последовал за ним и тоже уставился на того, и как раз в этот момент Том заговорил:

— В твоём распоряжении по-прежнему находится «Глина Хнума», так как артефакт не числится в списке конфискованного имущества, — стоило Риддлу сказать это, как Кингсли утвердительно кивнул и спросил:

— Так ли это?

Малфой-старший вновь опустил взгляд и, как показалось Гарри, побледнел ещё больше, а Том неспешно добавил:

— Мне ведь не нужно объяснять, что это такое?

— Н… нет, м… — он оборвал себя на полуслове и вздохнул. Однако, Гарри был уверен, что всем присутствующим стало понятно, как тот хотел закончить фразу: «Нет, мой Лорд». — Вы знали? — внезапно спросил Люциус, подняв взгляд. Потерянное на секунду хладнокровие вновь вернулось, и Малфой вопрошающе уставился на Риддла.

— А ты сомневаешься в этом? — криво улыбнулся Том.

Малфой покачал головой:

— Просто удивлён, что вы ничего тогда не сделали…

— Так, о чём речь? — непонятливо вклинился Сэвидж.

— Последний раз Глина принимала форму дневника, — всё с той же улыбкой пояснил Том, — и, безусловно, в такой форме и осталась, поэтому её и не заметили. Верно?

— Верно. Могу ли я поинтересоваться, зачем вам сей тёмный артефакт? — Малфой обращался ко всем, но настоящим адресатом явно являлся Шеклболт, и Гарри прекрасно понимал суть вопроса: «Если я отдам его, будет ли мне наказание за содержание подобной вещицы в своей сокровищнице и его утайку?»

— Кто-нибудь может объяснить мне толком, в чём дело? — подал голос Гарри, уставившись на Риддла, но тот даже не удостоил его взглядом, продолжая с нечитаемым выражением лица смотреть на Люциуса.

— Экриздис хотел забрать Воскрешающий камень, — тут же откликнулся Дамблдор, но Гарри уже не слушал его, полностью переключив всё своё внимание на Тома.

Он догадывался, у кого находился камень, что, в свою очередь, означало, что Риддл снова сошёлся с Экриздисом в дуэли.

— Когда? — еле слышно спросил Гарри, обращаясь к Тому, но ответил ему Кингсли:

— Вчера вечером.

Гарри не мог не прощупать взглядом чужую фигуру, скрытую под плотной тканью одежды, и именно поэтому заметил, как тот при небольшом отклонении вбок почти неуловимо поморщился. Событие, подстегнувшее волну тревоги, и без того усиленную всей этой непонятной атмосферой. Не отдавая себе отчёта в действиях, Гарри слегка подался вперёд, буквально ощущая, как чешутся руки в желании ощупать тёмную мантию, ощутить его тепло и понять, что с Томом всё в порядке.

Наверное, подобное поведение могло показаться вопиющим противоречием всем присутствующим, но ему не было до этого абсолютно никакого дела — с некоторых пор его вообще перестало волновать, что о нём могли подумать остальные. Тем более при таких вот обстоятельствах: весьма странных, как удачно подчеркнул Малфой-старший. И тем не менее Гарри понимал, что беспокойство с его стороны может быть унизительным для самого Тома, поэтому инстинктивно перешёл на Парселтанг:

— Ты ранен?

Единственным в этой комнате, кто смутно мог уловить смысл его слов, был только Альбус… Однако Риддл даже не посмотрел в его сторону, будто бы намеренно игнорировал, что отозвалось волной нарастающего недовольства внутри.

Гарри был не на шутку озадачен.

После того как он очнулся после проклятия… Нет, раньше: наверное, в тот момент, когда они уснули вместе… Или же ещё раньше? Когда точно, не было особо важным обстоятельством, главное, что с некоторых пор Гарри начал понимать, что Том Риддл за человек. Понимать намного глубже, чем за всё то время, что прошло с тех самых слов, сказанных стариком Оливандером во время выбора палочки: «…Тот-кого-нельзя-называть сотворил много великих дел — да, ужасных, но всё же великих»; понимать, что некоторое осталось неизменным. Например, то, что Том был гордым и считал слабость непозволительным для себя недостатком; был свободолюбивым и властным, что проявлялось почти что инстинктивно: в каждом его жесте и повороте головы, словно неотъемлемая часть его самого. Что приводило к всё той же уникальности — завышенному самомнению, которое когда-то вызывало у Гарри лишь стойкое отвращение и толику иронии, ведь именно оно и послужило причиной падения ужасающего Тёмного Лорда, теперь же он видел ощущение уникальности Тома в ином свете.

«Сам понимаешь, Поттер, блистательнее меня только я…» — сказал тот тогда, и Гарри увидел в этом толику озорства, а сейчас ощутил не только это, но и притаившуюся за этим словами горечь, словно подобная блистательность была для Риддла нежеланной. Будто собственная уникальность казалась ему наказанием, подобно той исключительности, которой Том наградил его: героической и печальной участи «Мальчика, который Выжил».

Но почему?..

Гарри, несомненно, понимал его лучше, однако всех ответов по-прежнему не имел. Многое другое видоизменилось тоже. Чужое свободолюбие или же независимость от всего, казалось, потеряла очертания в качестве явственной черты — Том был опутан разными цепями уз, выкованными собственными руками. Угнетали ли они его?

Он прекрасно помнил разговор с крёстным: «Волдеморт не ходит от дома к дому и не стучится к людям в двери, — прояснял тот. — Он обманывает, околдовывает, шантажирует. У него богатый опыт тайной деятельности, и вербовка сторонников — только одно из её направлений…» Гарри же — и небезосновательно, надо заметить — в то время больше волновали его действия, чем сам деятель, которого он считал столь же интересным, сколь и примитивным. Однако ныне он не мог перестать улавливать в этом своеобразную форму отчуждения, целенаправленную и в то же время хаотичную: быть истинным злодеем для всех — и своих, и чужих. Но у Гарри не было полной картины событий. По правде говоря, не было ничего, кроме смутных подозрений, чтобы с точностью утверждать, что Том не хотел привязываться к своим соратникам, потому что знал, что рано или поздно их сотрудничеству придёт конец. Потому что если тот был эмоционально неполноценным, то о какой привязанности могла идти речь без чувства любви, долга или же простой симпатии? Или наступил момент, когда что-то неуловимо изменилось?..

— Гарри?.. — обеспокоенный голос Дамблдора в мгновение ока отвлёк от тысячи мыслей, что пронеслись в уме за долю секунды, которую он провёл, вглядываясь в хмурое лицо Риддла.

— Всё нормально, — отозвался он и сцепил руки замком.

— Мне бы хотелось перейти к сути дела, — заговорил Шеклболт и повернулся к Гарри. — Во-первых, раз уж мы впервые видимся после столь досадного инцидента… официально заявляю, что вы, мистер Поттер, повели себя неподобающим для представителя закона образом, и этим весьма озадачили меня. Я считал вас командным игроком и, возможно, ошибся в своих суждениях, ведь ваше трио частенько действовало самостоятельно, не считаясь с остальным миром, о чём я забыл. А неофициально, Гарри… ты не нашёл никого более подходящего, чтобы сообщить о своих намерениях, кроме Риты Скитер? — Кингсли резко вскинул брови, что вкупе с его спокойным тоном вызвало у Гарри невольную улыбку. — Как ты, надеюсь, понимаешь, ропот общественного мнения и претензии Визенгамота давят на меня. Будь это кто другой, и дело можно было легко замять, обойдясь без слушания и судебных разборок, но… Скитер, — вздохнул с горечью он.

— Требует мою голову на вертеле? — вполголоса поинтересовался Гарри, и Шеклболт снова вздохнул.

— Замять, министр? — подал голос Сэвидж. — Замять, потому что обвиняемый — Гарри Поттер? — уточнил он. — Если вы забыли, то указ о его задержании имел и другие истоки: МВП[1]. Или же я чего-то не знаю, и мы собираемся выйти из состава Конфедерации?

Гарри опустил голову, сдерживая усмешку, а Сэвидж тем временем повернулся к нему и вновь заговорил:

— Гарри, я не приемлю отсутствия дисциплины и самоуправство, ведь мы олицетворяем правопорядок и являемся столбами, поддерживающими его. Если каждый мракоборец начнёт действовать самостоятельно исходя из лучших побуждений, как говорится, то в наших рядах начнётся неразбериха. Мы же здесь как раз для того, чтобы упорядочивать хаос. Поэтому, — он снова перевёл взгляд на Кингсли, который еле заметно кивнул, — я считаю, министр, что «замять» это дело — неподходящий термин. Я не осуждаю саму цель, Гарри, ведь подобная операция могла бы быть, но осуждаю ваши методы. Полагаю, вам было не до рамок закона, в чём и таится загвоздка: вы, Поттер, бунтарь.

Гарри, мазнув взглядом по столу, заметил еле различимую из-под густой бороды улыбку Дамблдора и насмешливо-ироничное лицо Люциуса после этих слов.

«Бунтарь?»

— Мистер Сэвидж, — подал Гарри голос, — меня не сильно беспокоит возможность предстать перед верховным судом, ведь в свою защиту могу сказать, что действовал в соответствии со статьёй 57 · 7 процессуального кодекса защиты магического правопорядка, то есть, как представитель закона был вынужден без промедления действовать в соответствии с экстренной ситуацией. Насколько я понимаю, угроза населению от рук тёмного волшебника считается экстренной ситуацией, — мягко улыбнулся он. — И я принял соответственные меры: попытался отвлечь внимание на себя и тем временем изъять интересующую его вещицу у жертвы. Вы можете назвать это лазейкой, но я понял суть вашей претензии и хочу извиниться, потому что понимаю, насколько усложнил вам работу. И, если вы позволите, я бы хотел попытаться компенсировать потери — мне есть что вам предложить. А что конкретно, предпочту пояснить с глазу на глаз, если вы, конечно, не против.

Сэвидж, слегка прищурив один глаз, с заинтересованностью потёр подбородок, словно мысленно рассуждая, стоит ли ему поддаваться на уговоры или игра не стоит свеч.

— Что ж, я поощряю инициативу — в разумных пределах, естественно, — поэтому выслушаю вас, Гарри. Что, тем не менее, не отменяет слушание.

— С этим я разберусь сам, — кивнул Гарри, не зная радоваться ему или же огорчаться подобному исходу.

— К этому мы вернёмся чуть позже, — добавил Шеклболт. — Во-вторых, хочу напомнить о том, что данная встреча носит конфиденциальный характер, мистер Малфой, мистер Уизли, — слегка повернулся Кингсли, а Люциус еле заметно скривился:

— Разве данная мной клятва — не отличное напоминание?

Артур же сухо кивнул. Его лицо было спокойно, но молчаливость и полное отсутствие удивления из-за присутствия Волдеморта угнетали Гарри. Казалось, мистер Уизли далеко от всего происходящего: где-то в своих мыслях. Впрочем, состояние весьма понятное после всего-то произошедшего с ним.

— Кто тебя знает, Малфой. Может, ты утаил ещё что-нибудь в своей сокровищнице. Что-нибудь, позволяющее стереть отпечаток клятвы, к примеру, — Сэвидж нагло усмехнулся, словно его целью было вывести Люциуса из себя.

— В-третьих, — чуть громче продолжил Шеклболт, — я понимаю, что для некоторых стало полной неожиданностью присутствие мистера Риддла среди нас…

«Среди нас» явно было мягкой формой сказать «среди живых», но Кингсли ничуть не смутила параллель, которую, скорее всего, провели все присутствующие, и он с непоколебимым спокойствием продолжил:

— Хочу прояснить, что немногие знали Волдеморта в этом обличие или же до сих пор помнят, за исключением тебя, Люциус, и других… Пожирателей, чьё заключение избавляет нас от проблем узнавания. Частично моё напоминание и клятва касаются и этой ситуации в том числе. Сказанное и увиденное в этой комнате останется в этой комнате. Также я надеюсь, что распри остались позади, в качестве вступительной части, а если вам есть что сказать друг другу, то попрошу сделать это вне этих стен и чуть позже. — Кингсли обвёл каждого взглядом, дожидаясь кивка, и, скупо улыбнувшись, изрёк: — А теперь позвольте мне перейти к насущным проблемам. Все собравшиеся здесь так или иначе причастны к объединившей нас всех угрозе в виде Экриздиса. Касса, — Кингсли бегло глянул в сторону встрепенувшейся волшебницы, — первой столкнулась с ним в Азкабане. Нам точно не известно, как он смог выжить, но известно, что он неопределённое время скрывался в серии туннелей и комнат, пронизывающих весь Азкабан. Есть предположение, что Экриздис спал, погружённый под оцепенение проклятия «Вечный сон», однако проблему это не решает: кто-то должен был его пробудить.

— Разве ритуал пробуждения не утерян? — вклинился Люциус.

— Верно. И не только это, но и человек, пробудивший его, должен был знать, где покоится Экриздис, — усмехнулся Риддл, — а пробудив, предложить подарок. Подарок же должен заинтересовать проклятого, иначе тот снова уснёт.

Тень сомнения и тревоги отразилась на лице Малфоя.

— Если ритуал утерян, то откуда ты знаешь об этом? — спросил Гарри.

— Это упоминается в качестве предисловия к проклятию «Вечного сна», — пояснил Альбус.

— Предостережение, — подтвердил Кингсли. — Но это всего лишь догадка. Нам так же известна его первостепенная задача — собрать так называемые Дары Смерти, — но не сама цель. Противник действует без страха, решительно и целенаправленно: он явно обладает информацией о нынешних владельцах артефактов, но не знает точное местоположение самих Даров. Артур стал ступенью на его пути к одному из них, прошлое мистера Риддла — ко второму… С одной стороны, это делает его действия предсказуемыми, с другой, — внезапность играет против нас. Даже зная о цели, мы не успевали отреагировать вовремя. Экриздис не таится, набираясь сил, — он действует на опережение, — заключил Кингсли и глянул на Малфоя: — Люциус, что ты об этом думаешь?

— Вы уже пытались вовлечь меня во всё это, — с лёгким раздражением откликнулся тот, — и мой отказ, видимо, вас не устроил, министр. И всё же я испытываю облегчение от того, что вы не додумались привлечь сегодня мою супругу, — он кинул настороженный взгляд на Риддла, а потом перевёл его на Гарри, — или же моего сына… Однако, зная о вашей поддержке, я всё ещё не понимаю, зачем вам понадобились другие эксперты. — Люциус скривил губы, а затем задумчиво добавил: — В любом случае, мне кажется, что колдун просто спешит, возможно наивно веря в предание: что владелец всех трёх Даров может стать повелителем Смерти. Подобное наталкивает на определённые мысли о физическом состоянии Экриздиса. Такая спешка подкрепляет теорию об увядании, но она не безрассудна — магические способности и могущественный ресурс в виде дементоров позволяют ему действовать без оглядки. Поэтому, считаю, что самый простой выход из ситуации — это ожидание, — осторожно заключил он и довольно кивнул самому себе, а затем, поменявшись в лице, тут же пробормотал: — Милорд, вам для этого нужна «Глина Хнума»… — Малфой осёкся, поджав губы, и опустил голову, явно уязвлённый этим вырвавшимся обращением.

— Ты прав, Люциус, — раздался низкий, хрипловатый голос Тома. — Как уже сообщил вам Альбус, вчера вечером Экриздис сровнял с землёй Литтл-Хэнглтон и забрал Воскрешающий камень.

«Сровнял с землёй Литтл-Хэнглтон?..»

Гарри вздрогнул. Внутри удивление смешивалось с растущим раздражением.

Получалось, что Риддл так торопливо покинул его, ибо как-то понял, возможно, из-за наложенных сигнальных чар, что на территории, где хранился артефакт, появился посторонний. Но какого чёрта он сунулся туда один?.. Почему вновь оставил камень в прежнем хранилище? Почему не сообщил никому?.. Где был Кунц?

Ещё более раздражающим оказался факт, что его самого тыкали носом в такое же самодурство. Мог ли Том ощущать себя подобным образом, когда обнаружил его вовлечённым в сражение с Экриздисом около Норы?

— По крайней мере, он так думал, — продолжил тот, вырывая Гарри из пучины кипящего возмущения. — Его спешка сыграла против него, а наша дуэль была сочтена за намерение вернуть артефакт — Экриздис не попытался им воспользоваться и не заметил, что это была всего лишь копия. Однако обман, скорее всего, уже раскрылся.

— Вы хотите заманить его в ловушку?.. — впервые заговорил мистер Уизли, переводя взгляд с Шеклболта на Тома и мимолётно глянув на Альбуса.

— Именно так, Артур, — кивнул Дамблдор.

— Только не говорите мне, что собираетесь устроить засаду в Хогвартсе, — кисло сказал Люциус, — и что попросите нас выступить против него. Разве Сэвидж не упоминал об органах правопорядка? Разве это не их долг задерживать преступников, так почему же мы должны заниматься этим?

Кингсли замолчал, словно растерявшись, а Сэвидж раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но его опередил Том:

— До существования так называемых мракоборцев и формальных органов обеспечения магического порядка, когда количество волшебников было значительным, а стычки с другими расами — делом обыденным, существовала армия, — почти ласково вещал он. — Армия, в которой всегда состояли наследники чистокровных родов: Леонис Малфой — командор, Октант Малфой — кавалер… Разве ты забыл о наследии своих предков, Люциус? Так что считай, что ты был призван в армию.

— Да… — задумчиво промычал Малфой и обыденным жестом смахнул с лица волосы. — Да, я… понял.

— Я рад, что мы пришли к соглашению, ведь мои возможности здесь несколько ограничены, — осклабился Том.

Люциус вздрогнул и побледнел. Впрочем, трио из Шеклболта, Флокс и Сэвиджа тоже напряглось, и только Гарри ощущал, что эти слова не несли в себе никакой угрозы — простое замечание.

— Какого рода ловушку? — пользуясь затянувшимся молчанием и пытаясь как-то разрядить обстановку, спросил Гарри. — И какова моя роль в этом?

— Роль дракона, — вкрадчиво произнёс Том, впервые удостоив его вниманием.

Гарри поймал его взгляд и не хотел отпускать, потому что теперь, когда они наконец-то установили зрительный контакт, он понимал, что что-то явно было не так. Чужие глаза словно были подёрнуты безразличием ко всему: Том смотрел на Гарри, но смотрел сквозь него. Даже когда они встретились у Ваблатски, Риддл всего лишь делал вид, что не замечал его, теперь же, казалось, что он и правда смотрит на постороннего человека, — и это опустилось неприятным осадком внутри, подпитывая непонятно откуда взявшийся страх.

Гарри сглотнул.

— Мне нужно будет охранять оставшиеся Дары?