Глава 29. Томление (2/2)

— Не отвлекай меня, — махнул он рукой. Самоволие Кунца можно было расценивать как измену. Гарри для него был никем, да и своеобразное желание защитить выглядело весьма странно в данном контексте. Всё это не вязалось одно с другим и казалось нелепой игрой. Забота? Невозможно. Преследование каких-то собственных целей? Под носом у Риддла? Ещё более сомнительный вариант. Если только…

— Зачем он так поступил?

Том отделился от стола, обогнул его и встал за спиной:

— Этого ты не вспомнил. И продолжаешь игнорировать мои вопросы.

— Как и ты, — спешно парировал Гарри и бесстыдно улыбнулся. — Всё равно вспомню, так какая разница — ответишь ты на мой вопрос сейчас или же я вспомню самостоятельно чуть позже? Должен заметить, что твоя забота о моей психике выглядит весьма забавно, но… верно, как бы не хотелось этого признавать. Маленькие порции легче усваивать, так что я даже злиться не могу в полную силу. И всё же приблизительное представление обо всём уже имею, Том, — твёрдо заявил он, отклонившись и ощутив, как волос что-то коснулось — Риддл оказался ближе, чем он думал.

— Прежде чем ответить, позволь мне вернуться к одной беседе, состоявшейся между нами неделями раньше. — Гарри удивлённо моргнул, но тотчас скрыл изумление, хоть Риддл и не мог видеть его лица.

— Мне уже страшно, — безрадостно заполнил томительную тишину он.

— Скажи мне, Поттер, — начал Том, а Гарри эта интонация не понравилась, — ты и рад был умереть? — Сдержанный тон, частично назидательный — не мягкое, терпеливое поучение Альбуса, а суровый, почти что хлёсткий выговор — и в то же время проникновенный. Этот голос нельзя было не слушать, им невозможно было пренебречь, ему нельзя было возразить.

— К чему это… сейчас?

— «В отличие от тебя, я никогда не боялся умереть настолько, что пожертвовал бы целым миром ради возможности продолжать существовать», — медлительно и чётко выговорил Том, проигнорировав вопрос. Гарри нахмурился, прекрасно помня ту весьма колоритную вечернюю беседу, закончившуюся непонятно чем. Как, впрочем, и все их столкновения в то время. Маскируя озабоченность под сарказм, Гарри насмешливо поинтересовался:

— Собираешься припомнить мне все обидные слова в свою сторону?

— Думаешь, ты обидел меня? — тихий смех Тома подкрался внезапно, и он вздрогнул, а Риддл продолжил: — «Знаешь, почему я не чувствую страха? Потому что знаю: меня ждут…»

— Зачем ты всё это повторяешь, что ты хочешь от меня услышать? — внутри неторопливо пробуждалось раздражение. Он не понимал, к чему клонит Том.

— Я буду откровенен, — неспешно отозвался Риддл. — Разъярил меня тогда не весь этот бред о моём пустом существовании, бессмысленной жизни и далее по списку, а твоя слепая вера в то, что самоотверженность и отсутствие страха смерти обоснованы именно чужим ожиданием за завесой. Ты, Поттер, продолжаешь демонстрировать это раз за разом, подставляясь и понапрасну рискуя, желая отправиться на тот свет раньше остальных, — отчеканил он, заставив Гарри удивлённо посмотреть на него, — потому что страх утраты настолько велик, что ты предпочтёшь заслонить собой каждого второго, лишь бы не жить в муках, тем самым одаривая жизнью в горе своих близких. Ведь боль останется с теми, кто похоронит тебя. Крайне эгоистично, не считаешь?

Гарри замер, выдохнув с шумом, и спешно отвернулся.

— Ты должен был многое переосмыслить, но не это судя по твоим поступкам два дня назад. Натуральная свинка для убоя, как указывал Северус. Его это доводило до белого каления, — вполголоса добавил Риддл. Гарри вновь обернулся, прищурившись. — Вот только не будь в тебе этого желания, для Альбуса стало бы неосуществимым превратить тебя в смиренного агнца. Ты не сопротивлялся, почему?

— А разве тебе это было не на руку? — вспылил Гарри, озлобленно сверкнув глазами.

— Ты даже не представляешь, какое множество раз касался смерти, и лишь чудо уберегало тебя, — выдохнул Том. — Ты был неподготовлен. Альбус пренебрёг этим, потому что имел множество страхов на твой счёт: боялся, что ты станешь очень похожим на его представление обо мне, что пойдёшь по чужим стопам, увы, не его стопам; боялся, что, усиль он твои занятия, и ты станешь чрезмерно сильным, чтобы следовать сторонним указаниям; боялся, что ты взбрыкнёшь в последний момент... Надо сказать, что его финт с собственной смертью стал сюрпризом даже для меня, но это превратилось в идеальный рычаг давления: «De mortuis aut bene, aut nihil» — о мертвых либо хорошо, либо ничего. Да ты и следовал этому до самого конца. И даже когда узнал, то мчаться было уже не к кому — оставалось только реализовать своё предназначение в некоем акте протеста: держите и подавитесь. Ты ведь буйствовал, Гарри, глубоко внутри, — резко повысил Том голос, и он скосил взгляд. Тот хмуро взирал на него, а витающая мрачность была буквально осязаема. Что так вывело из себя Риддла? Кому нужно было закипать от ярости, так это самому Гарри. Он чувствовал себя фигуркой, которой игрались всю жизнь, и даже сейчас не был уверен, что все верёвочки перерезаны. Гарри отвёл взгляд, а Том тотчас продолжил: — Вот только Альбус не был уверен, что ты не погибнешь, малыш.

Смертельное проклятие весьма занимательная штука — оно уничтожает душу, а не тело, поэтому причину смерти установить невозможно. Безболезненно, надо заметить, в отличие от поцелуя дементора, — хмыкнул Том. — Альбус мог бы тебе сказать об этом: раз в тебе две души, то есть пятьдесят процентов, что проклятие уничтожит мою душу, а ты останешься жив.

— Знай я или нет, всё равно бы рискнул, — вклинился Гарри, мазнув взглядом. Он столько раз мусолил своё недовольство деяниями Дамблдора, что эти слова не стали откровением, скорее огласили абстрактные мысли, что и без того наличествовали. — Эта информация не дала бы мне ничего. А ты, видимо, об этом знал так же, как и Альбус. Весело было?

Риддл скривился:

— Никакого риска не было. Ты бы остался жив в любом случае. — Гарри даже не удивился, лишь усмехнулся в ответ:

— Осколок твоей души защищал меня — ты это говорил.

— Верно, — чужой голос дрожал от напряжения.

— Не понимаю, зачем ты вновь заговорил об этом, Том, — вздохнул Гарри. — Хочешь вновь ткнуть меня лицом в то, какой Альбус негодяй? Прекрасно. Но то, что и ты далеко не святой, весьма очевидно. Любые ошибки Дамблдора находят отражение в твоих действиях. Он вырастил меня барашком, но ты помог ему, приписав мне какую-то роль в своей двойной игре. Это, если не соприкасаться многих других нездоровых тем, — Гарри недовольно отодвинулся от стола.

— Ты подвёл к главной теме. — Гарри резко повернул голову, краем глаза заметив чужую улыбку. Слабую, но совершенно неуместную и оттого кажущуюся какой-то неуверенной. А затем та померкла, будто сброшенная маска. — В связи с твоей страстью… жертвовать собой мне очень не нравится второе дно у твоей фразы «Полагаю, ты следующий, Том».

Гарри насупился, устало проведя ладонью по лицу:

— Ты сволочь, Том.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Тогда пусть это будет взаимным, потому что мне тоже не понравились намёки Кунца о твоей вовлечённости. Ты должен был последовать за Экриздисом, а не вытаскивать меня.

— Даже так? — насмешливо поинтересовался он. — Я волен делать что хочу.

— Странно это слышать, ведь это я испытываю кое-какие чувства. А ты от них отворачиваешься, — скептически протянул он. — В каждом из нас есть какое-то противоречие, не так ли? Но я не желаю умирать.

— Я заметил. Когда ты размахивал палочкой у Экриздиса перед носом, — с насмешкой поддел он. Гарри был уверен, что, говоря это, Том ухмылялся, и вновь подался назад, слегка откинув голову и прислонившись к нему. До шеи дотронулись в беглой ласке.

Зачем?

Ещё один мучивший его вопрос — имеют ли эти прикосновения определённую цель, к примеру, в качестве отвлекающего манёвра, зная, как его клинит от каждой ласки, или же Том делает это непреднамеренно. Просто так. Просто потому, что ему так хочется. Как хочется самому Гарри. И это ненормально так желать другого человека, но гораздо хуже, когда этот человек именно он.

Возвышенные, чёрт их дери, чувства к тому, кто наверняка перекроил его жизнь под свои нужды. О чём не хотелось думать категорически, когда эти чувства дьявольскими силками проникали глубоко внутрь, и Гарри сейчас, как никогда прежде, ощущал сжимающуюся под рёбрами клетку. Она опутала, поработила, сделала его зависимым и странным даже по собственным меркам. Вот она настоящая темница — та, что внутри.

Казалось, что ему нужно срочно остановиться. Может быть, Том и не строчил записки, но содержание было правильным: не помеха, а зависимость, и от неё нужно спасаться. Вот только каждая частичка души поднимала восстание против сей войны с собственными эмоциями, заставляя перечить самому себе. Ничего нового в этом не было. Переживать глубже свои эмоции — не означало их контролировать. И Гарри продувал эту битву и сомневался, что может победить в войне.

Безнадёжное положение.

Чем больше он знал, тем меньше шансов оставалось на благоприятный исход для них, и наряду с этим он не мог помыслить, что всему придёт конец. И это было действительно страшно. В ту ночь Риддл просил о шансе… Мог ли этот страх быть взаимным? Даже сама догадка звучала комично. Гарри вновь бы многое отдал, чтобы узнать о том, что творится в его голове. Однако собственное бессилие из-за ограничителей и чужое владение окклюменцией являлись неблагоприятными обстоятельствами, чтобы препарировать мозг Тома.

Да уж. Прок от зелья определённо был. Оно даровало свободу, возвращало контроль над собой и над собственными эмоциями, точнее, подавляло их, очищая сознание от лишнего шума. Методично возвращало контроль над ситуацией.

— Быть осмотрительнее — это просить слишком многого? — раздался голос Риддла над ухом, и Гарри вздрогнул.

— Как же я могу оставить тебя, горюющим над моей могилкой, — улыбнулся он.

— Очень смешно, — но проскользнувшее недовольство в интонации было явно.

— А мне не очень — ты так и не ответил на вопрос о Кунце, и я начинаю думать, что всё это было, чтобы вывести меня на эмоции и отвлечь.

— Не волнуйся, Поттер, мы даже за рамки темы не вышли. Им руководит забота о тебе, полагаю. Отто, — Том вновь коснулся его шеи, и Гарри откинул голову, встретившись с его настороженным взглядом, — приглядывал за тобой с самого младенчества.

— Что?.. — пораженно моргнув, Гарри не успел ничего спросить, как тот опередил его поспешным:

— Я рассказывал тебе.

Может быть, и рассказывал, но из тех воспоминаний о себе лично Гарри почти ничего не вынес. Возможно, они просто не дошли до той части, где Том не только перечёркивал свою фигуру, но и слеплял из его жизни нечто новое. Может, его разум заблокировал самостоятельно эту часть в страхе породить нечто новое в себе: лютую ненависть или пожизненное разочарование во всём. Наверное, столько вопросов за долю секунды разум просто не смог бы сгенерировать, и на мгновение Гарри оцепенел. Отрешился от реальности, зависнув где-то меж.

— Не так, как приставленная к тебе Дамблдором Фигг, конечно, — продолжил тот. — Альбус страшился очередной моей попытки убить тебя, но не слишком заботился о том, что один из Пожирателей захочет отличиться — выслужиться — и никакая кровная защита не поможет. Поэтому пришлось заполнить бреши. Несколько людей должны были присматривать за тобой, не вызывая подозрения у Фигг. На Отто лежала лишь обязанность обеспечить эту защиту, но не приглядывать за тобой лично, да и уровень занятости не позволил бы ему это. И тем не менее он стал навещать тебя. — Попытка Гарри уже ничему не удивляться провалилась сразу же, как и удовлетвориться крохами информации. Ему хотелось знать всё — от начала и самого до конца, но и страшился он этого в равной мере.

— Надеюсь, ты не забыл заглушить нас… Потому что это неожиданно. И опасно, — вполголоса промолвил он, а Том вернул ему саркастическую улыбку. Не забыл, значит. Скорее всего, стоило лишь зайти сюда, как тот, помимо чар самой комнаты, наложил ещё и собственные. — Кунц стирал мне память?

— Нет, являлся под оборотным. Как электрик, как страховой агент, как ремонтник, когда у твоей тётки чужими стараниями полетел холодильник; как настройщик, когда они купили новый телевизор, как дезинсектор, когда ваш дом наводнили тараканы, — задумчиво перечислял Том.

— И молился твоему бесплотному духу, мол, «я подкинул им таракана и самолично заявился его уничтожить. Объект ещё жив, здоров и сидит под лестницей»?

— Ты сам хотел знать, но всё было немного по-другому.

— Немного или по-другому? Не могу не находить это смешным и ужасающим в то же время. Мне трудно собрать всё воедино — тебя и ТЕБЯ, а затем вставить между «вами» себя. Не знаю даже, как мне реагировать, поэтому разреши хотя бы сыронизировать. Так кем ещё был Кунц? Молочником, быть может?

Риддл цокнул, скосив взгляд, и продолжил:

— Констеблем — об этом ты сам вспоминал. После школы, когда твой кузен подкараулил тебя, — обрывисто пояснил Том.

Да. Было такое…

Гарри мгновенно перенёсся в то время. Случилось это за год до его новой жизни в качестве волшебника. Дадли, как обычно, ожидал его у ворот, а когда он проходил мимо — подставил подножку. Гарри лишь перепрыгнул через столь примитивную и уже ставшую привычной преграду, но, когда его дёрнули за рюкзак, потерял равновесие и навернулся, сев задом в лужу. И так потёртая и зашитая по швам униформа вконец испортилась.

«Смотрите-ка, Поттер обосрался!» — кривлялся Дадли, указывая на него своими пальцами-сосисками под гомон дружков. Скорее всего, грязь въелась в ткань, образовывая весьма красноречивое пятно. Гарри не было стыдно — он был в ярости.

«Иди к чёрту!» — вскинулся он, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на обидчика с кулаками. Но этого и не потребовалось.

«Что здесь происходит?» — услышал Гарри позади и медленно обернулся. Нужно сказать, что скала, возвышающаяся за ним, вызвала нервный тремор не только у Гарри, но и остальных. Дадли что-то промямлил, объясняя, что хотел помочь однокласснику и кузену по совместительству, а его предложение о помощи было принято в штыки.

Разумеется, они попытались выставить Гарри виновником, вот только констебль лишь хмыкнул в ответ и, небрежно накинув Гарри на плечо валяющийся неподалёку рюкзак, заявил: «Ещё раз вас увижу, малолетние правонарушители, будете дожидаться родителей в участке. А теперь брысь!»

Наверное, кузена и его подпевал испугала не сама угроза, а перспектива дожидаться взрослых в компании такого монстра. Если бы не форма, Гарри бы подумал, что это переодевшийся головорез из какой-нибудь банды: квадратное лицо с рыжеватой щетиной, хищно прищуренные глаза непонятного оттенка и два ужасающих шрама: один пересекал бровь, веко и часть скулы, а второй — губу и заканчивался где-то под подбородком.

Он не желал, чтобы его провожали до дома, но промолчал. Как и всегда. Ради выкупа Гарри точно не похитят, а если и похитят, то вряд ли чего-то дождутся от тёти, кроме радостного возгласа облегчения и пожеланий вдогонку, чтобы его не смели возвращать. Поэтому он не особо волновался навязанной компанией. Но, вопреки внешнему виду, речь у того была весьма учтивая и грамотная. Чудаковатая, и только сейчас Гарри понимал, что странной в ней был слабый акцент. Характерный акцент, стоило бы заметить, однако тогда он особо не заострял внимания на таких мелочах. Подумаешь, акцент? Это было не редкостью: кокни, например, или тот же шотландский у крикуна-Сэчэри — торговца фруктами на рынке. Каждый раз, когда Гарри проходил мимо, от его ора уши закладывало, а специфическое «р» превращало самые длинные слова в обрывистые. Тётя Петуния после похода на рынок вечно забегала домой, впихивала ему в руки покупки и сетовала на весь дом, что речь этих шотландцев неразборчивей лепетания двухгодовалых младенцев, поэтому туда она больше не вернётся. И всё же возвращалась, чтобы не лишать себя наслаждения раскритиковать его заново на следующей неделе. И на следующей…

Констебль пытался его разговорить, и Гарри это слегка удивило, но представителю закона ведь было свойственно задавать вопросы, а поэтому ничего зазорного в том, чтобы пролить свет на некоторые эпизоды своей биографии, он не видел. И охотно отвечал.

Нет, Гарри не сетовал ему на свою тяжкую жизнь, даже не заикнулся об этом. А тот в свою очередь интересовался бытовыми вещами, с одной стороны, а с другой — странными для совершенно постороннего человека. Успехами в учёбе, к примеру, или тем, мучают ли Гарри кошмары. Гарри списал это опять же на профессию. Да и просто болтать с кем-то было приятно. Хоть этот некто был взрослее его раза в два, а то и в три, и являлся первым встречным.

Время от времени Гарри поправлял тяжеленный рюкзак на спине, и тот интересовался — не кирпичи ли он в нём таскал. Что ж, парочка томов из школьной библиотеки вполне могли сойти за них. В тот день он вернул прежние книги и запасся новым комплектом чтива, чтоб хоть как-то скрасить времяпрепровождение под лестницей. Ему нравилось читать, а выбирать особо не приходилось — вариантов было не шибко много. Возможно, вечно напрягая зрения почти что в кромешной темноте, он его так и посадил, а может, то была наследственность.

В тот момент Гарри радовался, что не угодил вместе с рюкзаком в лужу, иначе бы ему досталось за порчу школьного имущества, в том числе и от любезных родственников, вынужденных выплатить штраф за уже непригодную макулатуру.

Путь до дома оказался слишком коротким, и всю дорогу он ловил на себе заинтересованные взгляды прохожих. Впрочем, картинка, наверное, была вычурной: мужчина с лицом головореза в форме констебля и школьник в вымокшем тряпьё на два размера больше, спокойно разглагольствующие о жизни.

Ну да, Гарри часто казалось, что незнакомцы вели себя рядом с ним чудно, будто знали его лично или же знали что-то о нём. Те выглядели вычурно: крошечные человечки в цилиндрах, безумные женщины в мантиях — тогда всё это казалось вопиющим несоответствием. И констебль им тоже не соответствовал. Можно сказать, что тот был почти заурядным.

— Гарри? — беглое прикосновение к скуле выудило его из омута памяти, и он заторможенно тряхнул головой, моргнув.

— А в зоопарке тоже?.. Там было стекло, и оно в мгновение ока исчезло. Подошёл Дадли… Он оттолкнул меня, а затем стекло исчезло, — выдохнул Гарри, растерянно бормоча. Он понимал, что со стороны, наверное, его шёпот кажется бредом душевнобольного. На мгновение Гарри прикрыл глаза, сцепив зубы до боли в челюсти, а потом шумно выдохнул и уже более спокойно занялся переформулировкой своей маловразумительной речи: — В тот день был день рождения Дадли, мисс Фигг сломала ногу и не смогла меня забрать, и им пришлось взять меня с собой в зоопарк.

Там, в террариуме, находился удав. Дадли вместе с дядей донимали бедное создание, заставляя её проснуться и чуть ли не плясать. Я чувствовал себя так же — помещённым в аквариум зверьком, над которым всю жизнь измывались безмозглые люди. Как они колотили по стеклу, так же тётя Петуния — по моей двери. И в следующий момент змея подмигнула мне. Скорее всего, именно тогда я впервые заговорил на Парселтанге сам того не ведая, — хмыкнул он. Вспоминать об этом было странно. Говорить об этом с Риддлом — вдвойне. — Затем, когда кузен заметил, что она зашевелилась, прибежал со своим дружком и толкнул меня. Стекло исчезло, и началась паника, а змея вылезла, поблагодарив меня. Я списал всё на творящиеся вокруг меня чудачества, а чуть позже, когда Хагрид спросил меня, не делал ли я чего такого во время злости или огорчения, то я связал одно с другим… Вот только я тогда не успел не то чтобы разозлиться, а даже удивиться, как стекла уже не оказалось на месте, а люди удирали. Это тоже был Кунц?.. Или всё-таки я?

Гарри откинул голову, растерянно уставившись на Риддла, и тотчас его губ коснулись чужие, приятные и холодные, твёрдые и столь знакомые, что он машинально поднял руки, вцепившись в чужую мантию и раскрываясь навстречу.

Поцелуй получился коротким и почти что целомудренным, но концентрация на чём-то одном помогла ему собраться с мыслями; как ни странно, помогла остудить голову. А затем до костей пробрал эффект дежавю: Том будто каждый раз использовал этот приём, чтобы отвлечь от зарождающейся паники. И это работало, к его удивлению.

— Да, — задумчиво сказал тот. — За этот фокус он получил выговор.

— От тебя, паразитирующего на чужом черепе? — едко спросил Гарри, выгнув бровь. — Или пока Квиррелл занимался злодеяниями от имени Волдеморта, ты отдавал приказы Кунцу, гнусавя из-под чурбана?

Том сощурил глаза, недобро сверкнув ими, и так же неожиданно улыбнулся:

— Хочу поговорить с ним… Хочу видеть его лицо, и чтобы он видел меня… Вроде это?

Он, напротив, помрачнел, плотно сжав губы.

Лицо было другим, но голос тем же, и от него Гарри прошиб холодный пот, навевая очередные воспоминания. Шутить вот так, небрежно, одновременно доставляло ему удовольствие и выводило из себя — речь шла о его жизни. Жизни, которая оказалась внезапно перевёрнутой вверх дном; жизни, о которой он боялся спрашивать, потому страшился получить развёрнутый ответ. Одно дело подозревать, другое — знать. И Гарри в панике осознавал, что подтвердись его домыслы, то простить он не сможет, а если закроет на прошлое глаза, то не простит уже себя за мягкотелость. Ему понадобится много времени.

Чертовски много времени.

— Я и правда хотел тебя тогда увидеть. Впервые тет-а-тет, — задумчиво заметил Том, а потом вдруг отклонил его голову в сторону. Гарри дёрнулся, когда под чужими пальцами участок кожи обожгло болью. Риддл резко ослабил хватку, отпустив, и отстранился, вперив в него испытующий взгляд.

Как не вовремя.

— Это… — Гарри кашлянул, неловко взлохматив волосы.

— Засос, — бесстрастно заключил за него Риддл.