Глава 26. Безнадёжная игра (2/2)

Гарри горько ухмыльнулся и шагнул назад, оказавших меж двух мракоборцев, что мягко, но уверенно подхватили его под руки, будто он собирался сбежать. Колдомедик что-то воскликнула на французском, а затем забубнила, кидая грозные взгляды на Риддла, и Гарри не сомневался — то был целый поток брани.

Борегар была для него незнакомкой, но в её чертах и поведении угадывалось нечто общее с Флёр, возможно, некая загадочность вкупе с достоинством и выраженной утончённостью. Гарри всегда был человеком первых впечатлений, и колдомедик пришлась ему по душе.

— Раз уж не удалось в спальне запереть, посадишь под арест, Том? — повысил он голос, когда они переступили порог. — Чтоб недоносок Поттер не доставлял лишних проблем и не путался под ногами, — добавил Гарри и звучно рассмеялся: — Не забывай навещать меня! И захватить с собой «Молот ведьм», а то уж окончательно заскучаю!

Глава немецкого отряда вздохнул, искоса глянув на Гарри.

— Что? — иронично вскинул бровь Гарри.

— Угомонитесь, мистер Поттер.

— С чего бы? Я вынужден терпеть неудобства, потому что кому-то блажь в голову ударила.

— Должен ли я интерпретировать вашу красноречивость как истерику? — всё тем же дипломатичным тоном осведомился Кунц. — Вы были близки с семейством Уизли, и потеря одного из его представителей, должно быть, сильно сказалась на вашем… психологическом состоянии.

Улыбка сошла с лица, и он окинул Кунца взглядом, лелея надежду заморозить того заживо, нежели испепелить.

— Нет, мистер Кунц, по моей психике было нанесено столько ударов, что истерик я уже не закатываю, а планирую поимку Экриздиса и его… допрос, — или же пытку, скорее — добавил он про себя, мрачно осклабившись. — Потому что мы оба знаем, что за обстоятельства вы собрались прояснять.

Поимка будет неимоверно сложной. Та сила, которую показал чёртов маньяк, виделась чем-то запредельным, а его беспалочковую магию оказалось невозможно проконтролировать или хотя бы предугадать. Гарри сразу заметил проклятый артефакт, служивший заместо обычного инструмента, и всё равно одних лишь жестов было недостаточно, чтобы вовремя отразить удар или даже понять, что за заклинание было использовано до его воплощения. И поэтому он постоянно уворачивался, стоило Экриздису двинуть рукой, непрерывно отступал и напал лишь дважды. Самая жалкая дуэль в его жизни. Чёрт.

А кража Мантии — ещё один повод продлить его муки. Гарри аж зубами заскрежетал от злости. Миссис и Мистер Уизли потеряли ещё одного сына, Рон — брата, а он — всего лишь артефакт. Испытанная досада виделась верхом цинизма. Гарри просто не имел права думать не о том, ведь это он подвёл их, всучив Джинни одну из легендарных вещиц, за которыми охотились во все времена.

Когда Волдеморт пал, вышла статья, что Сами-Знаете-Кто обладал двумя Дарами, и даже это его не спасло. Само собой, Скитер сделала ударение на само существование даров, заграбастанных для личного пользования двумя наглецами — Гарри Поттером и Альбусом Дамблдором. Тогда Кингсли пришлось надавить, чтобы статья не раскрывала имён истинных обладателей, а Рита шла на уступки очень неохотно.

Гарри не пытался оправдаться перед собой, — какой смысл? — но Мантия-невидимка и правда обладала редким эффектом отводить от себя внимание, и ею, даже будь она на виду, никто не интересовался — подумаешь, артефакт невидимости? Да таких пруд пруди. Даже Риддл, когда он однажды совершенно случайно забыл её у него в комнате; а в том, что Том знал о её настоящей ценности — Гарри даже не сомневался. Тот лишь небрежно подцепил её пальцем, а потом накинул ему на плечи:

«Поттер, твоя беспечность меня убивает», — просто сказал он, а Гарри сам чуть не убился об стену, поняв, что оставил пропуск на свободу под носом у врага. Риддл мог спокойно сбежать из Хогвартса и скрыться даже от самой Смерти.

Однако, Гарри не понимал, что дают Экриздису Дары, разве что он не собирался становиться никаким Повелителем Смерти, а нуждался в них для иной цели — тёмных неизвестных ритуалов и прочих хобби тёмных волшебников.

Ошибка на ошибке. Он даже не подумал об этом после знаменательной встречи с Грейбеком. Поиск камня отложился в голове отдельным от Даров событием. Гарри должен был быть готов… и не был; никогда не должен был отдавать Мантию — и подарил её. Решил, идиот, что та являлась гарантией их отношений, — что они вместе передадут её своим детям! — когда он начал в них сомневаться… Словно артефакт мог скрепить их разрушающиеся из-за Риддла чувства. Непроходимый тупица, как выразился бы профессор Снейп.

Его ли вина, что мистер Уизли пострадал, а… Перси погиб. Наверное, всё-таки его. Если Джиневра понимает это, могла ли она и правда… указать на него?

Нет, он знал её как облупленную: плавность характера и твёрдость намерений, но чистое от злого умысла и мстительности сердце. Она бы так никогда не поступила: злиться — возможно, выговорить ему всё, как на Рождество — тоже, но никогда не подставила бы под удар, дав ложные показания и соврав.

«Люди меняются. Ты изменился, так почему ей оставаться той же крошкой Джинни?..» — зазвенело внутри, и Гарри взвесил эту возможность с удивительной для него хладнокровностью.

Неясное проявление собственных эмоций ставило в тупик. Словно зелье Риддла легло лечебной мазью на все те раны, что с детства наносила ему жизнь одну за другой, и от свежих рубцов теперь остались лишь шрамы. Эмоционально он всегда был подобен вулкану, неукротимому и бурлящему, даже затаённые ото всех чувства никуда не исчезали, лишь кипели внутри, но сейчас Гарри ощущал себя прозрачным водоёмом, а каждое чувство — глубоким и кристально-ясным. Он хотел поцеловать Риддла — и сделал это, хотел спровоцировать его — и решил не отказывать себе в удовольствии, не испытывая прежних скитаний разума.

Эмоции вернулись, без сомнения, но вместо привычных треволнений они дарили покой.

А ему нужно было скорбеть. Горевать о жизни, которую он загубил своей неосмотрительностью, как сокрушался, потеряв Сириуса, однако внутри воцарилась лишь печаль. Неизъяснимая и трогательная печаль, что наполняет сердце, когда вспоминаешь о давней потере — так он тосковал по родителям.

Похороны Перси. Он был обязан присутствовать, но не знал — будет ли это излишним.

— Сколько я пробыл без сознания?

— Два дня, — ответил сопровождающий мракоборец. Тот пасмурно кинул взор на Гарри, а он вернул ему напускную, но всё же яркую улыбку. Кому уж и следовало быть мрачно-трагичным, так это ему.

Кунц, в свою очередь, что-то взвешивал, поглядывая на него, но не стал задавать явно мучавший его вопрос.

— Что за проклятие поразило меня, мистер Кунц?

— Гладиардес[1], — нехотя пояснил он, точно подпасть под влияние этого заклятья было вершиной глупости. Что ж, Гарри даже отрицать этого не мог. — Старинное проклятие, можно сказать, черновик круцио. «Сражён будет сотней клинков, что незаживающими ранами откроются на плоти недостойного и кровью прольются на землю, по которой ступает проклявший его». Будьте благодарны мисс Борегар, Поттер, это проклятье весьма гнусная штука, и не будь оно остановлено своевременно — крючиться вам с неделю, истекая кровью от незаживляемых порезов.

— Полагаю, его заменил Круциатус… — но для кровожадного монстра самое то, — добавил про себя Гарри.

— Верно. Больше боли, меньше крови и мороки. Эффект проклятия наступает спустя некоторое время. Это неудобное орудие пыток.

— Вам, мистер Кунц, видимо, хорошо об этом известно.

— И вам положено. По долгу службы, — криво усмехнулся тот, — ведь никогда не знаешь, что может выкинуть злоумышленник.

Гарри косо глянул на мрачно шествующих по бокам мракоборцев. И мракоборцев ли? Им больше бы подошла роль жнецов. На обоих была надета незнакомая на вид форма — строгий, безупречный покрой и чёрная ткань без каких-либо идентификационных знаков. Оба охранника хранили молчание и, казалось, даже не прислушивались к их перепалке. Однако глаза зорко цеплялись за каждый жест Гарри, выявляя чужую готовность к любого рода проказам со стороны задержанного. Стоило ему что-нибудь выкинуть, и последствия не заставят себя долго ждать — вот что было в их взгляде.

— Вы ведь не из немецкого подразделения? Международная Волшебная Полиция[2]?

— Вам, мистер Поттер, не стоит проявлять излишнее любопытство. Не в том вы положении, — отрезал Кунц.

— Куда мы направляемся? — назло полюбопытствовал он вновь, аккуратно высвободившись, и поднял руки вверх в примирительном жесте, когда цепные псы напряглись. Кунц кивнул сопровождающим, и те отступили на шаг, следуя конвоем. Тело мало-помалу приходило в норму, а затёкшие мышцы — переполнялись лёгкостью. Кожу слегка покалывало, а головная боль отступила, оставляя за собой незначительную тяжесть в затылке.

— В штаб.

— В какой-нибудь секретный штаб?

Он завёл руки за спину, потянувшись вперёд и поравнявшись с Кунцем, отчего тот лишь недовольно глянул на него. Гарри не испытал ни капли вины за своё нагловатое поведение. Он не собирался вести себя скромно и тихо, как и в открытую буянить, хоть очень хотелось, а вот что-то между вполне устраивало.

— В штаб мракоборцев.

— В самый обычный штаб, из которого я прибыл? — кисло переспросил он, заметив, как огонёк недовольства разгорается в глазах Кунца, а хмурая складка всё чётче проявляется на лбу.

— Да, мистер Поттер, в самый что ни на есть обычный штаб.

— Жаль, разве герою всея Британия не полагается личная тюрьма? Особенно если его бессовестно оболгали… Знаете ли, мистер Кунц, мастера пера так и ждут очередной сенсации, чтобы вставить мою фотографию на главную страницу. Как вы думаете, заголовки типа «Поттер ступил на скользкую дорожку, или это судебная ошибка? Восхождение нового Тёмного Лорда?» быстро появятся? — сардонически протянул он, а тот лишь раздражённо повёл плечами. Впереди маячил уже знакомый портал. Мимолётный акустический сигнал, вспышка света, и из него по-царски выступила женская фигура.

Этого Гарри никак не ожидал.

И скрупулёзно скрываемая под маской излишней шутливости горечь вышла из-под контроля, напоминая ему обо всём случившимся за эти несколько дней и сразу.

— Отто, — кивнула с любезной улыбкой незнакомка, которую он имел сомнительную честь застать на коленях Тома.

— Лан, — улыбнулся в ответ Кунц, отчего вся скапливаемая угрюмость на грубоватом лице растворилась без следа. Эта встреча была встречей давних знакомых, что не виделись некоторое время: сдерживаемое тепло с оттенком ностальгии. Ощущение стегануло Гарри по нервам, но он и виду не подал.

Сейчас, при свете дня, он видел подлинную красоту волшебницы, броскую и экзотичную, а также пронизывающий взгляд, которым та удостоила его — столь острый, сколь уничтожающий. Так смотрят не на врагов, а на виновных. Жалящий и немигающий взгляд змеи, словно она переняла чужую, но отлично знакомую ему манеру вести себя. И вопреки нелепости сего предположения Гарри это не понравилось. Со всей откровенностью, всех доводов рассудка и заверений Тома не хватило, чтобы заглушить вновь буйствующее чувство в его душе. Ревность разгорелась с новой силой, душной субстанцией измарав его изнутри, заставляя скривиться, а затем растянуть губы в мрачной торжествующей усмешке.

Надо отдать должное её выдержке — волшебница даже не дрогнула, лишь изящно хлопнула ресницами, будто прихлопнув самого Гарри со всеми его насмешками, а затем мягко поинтересовалась:

— Том у себя?

«Где ему ещё быть, если мы здесь?» — Гарри склонил голову на секунду, а улыбка превратилась в недобрый оскал, что не осталось незамеченным. Видимо, она тоже осознала всю бессмысленность сего вопроса, так как поджала губы и приняла ещё более надменную позу.

— То есть он сейчас свободен? — с неизменной грацией поправила она себя, обращаясь к Кунцу, только вот смотрела волшебница на Гарри, буквально нанизывая его на свой взгляд, будто кусок мяса на шпажку.

— О, далеко не свободен, — еле слышно пробормотал Гарри, насмешливо фыркнув, но в таком узком коридоре даже шёпот был превосходно слышен, и Кунц крякнул, тут же отозвавшись:

— Он сейчас с Аделин.

Она лишь кивнула, бросив на Гарри прощальный взгляд, наполненный затаённой желчью и обещанием расправы — так, наверное, хищники помечают своих жертв, — а потом столь же величаво прошла мимо, оставляя внутри мутный осадок вместе со шлейфом от духов — приятных, надо заметить.

Гарри не мог сформулировать конкретного суждения на её счёт. Хотелось бы объять себя коконом неприязни к волшебнице, но было в ней нечто магнетическое, — и отрицать это было бы глупо.

— Могу ли я узнать, кто она? — любезно осведомился Гарри, делая вид, что это простая формальность. Жаль, что он не поинтересовался этим у Риддла, когда была возможность.

— Не стоит беспокоиться, — обманчиво миролюбивым тоном начал Кунц, — во время допроса вы сможете в полной мере утолить свою любознательность, — заключил тот, а затем остановился около неактивного портала, вытащил что-то из кармана, тотчас увеличил и ловким движением набросил на плечи Гарри. Мантия, делающая невидимым… Разумеется, лишь один из множества артефактов, обладающих этими свойствами.

— Не понимаю, вы ведёте меня на допрос или в убежище? — шутливо протянул Гарри из-под мантии.

— Молчите, Поттер. Это приказ, — Кунц повысил голос, метнув убийственный взгляд, будто знал с точностью, где под вуалью невидимости находилось его лицо. — Иначе я добавлю в список ваших преступлений несанкционированное использование легилименции на старшем по званию.

Гарри скривился. Да, в этом он точно был виноват. Он отлично усвоил урок Риддла: самые легко читаемые воспоминания — это самые свежие. Не имея возможности подслушать, Гарри нашёл иной выход. Связать зеркала и поймать взгляд Отто через отражение в окне и даже обойтись без словесной формулы — Гарри даже не осознал, что делает это с ужасающей методичностью, будто только этим и промышлял всю жизнь. Счастливая случайность, не более. Попробуй он проникнуть в его разум сейчас, то получил бы не хилую отдачу, и попытайся он копнуть тогда глубже — тоже.

Они переместились, но не в холл, как он ожидал. Узкий, довольно-таки просторный зал, вылепленный целиком из чёрного гранита и тёмного сплава металлов; по обе стороны монументальные колонны, светильники на которых зажигались по мере их продвижения вглубь, а затем так же гасли, пока эхо от шагов гулким звуком разносилось за спиной. Было что-то в этом зале схожее с Тайной комнатой — такая же монументальность и холодность.

Гарри вздрогнул, когда, мазнув взглядом по стене, наткнулся на сверкнувший серебром на свету знак Конфедерации, и мирно спросил:

— Значит, нет приказа завязывать мне глаза или надевать мешок на голову?

Опять же риторический вопрос. За эти два дня что-то изменилось, но Гарри не мог никак понять, что конкретно. Его слова не вызвали прежнего испуга у Риддла — хотя громко сказано, то был не испуг, лёгкая нервозность — и, возможно, Том смог пробиться к нему и понять, что Гарри листал забытые воспоминания, пока находился в отключке. Смог понять и… морально подготовиться? Это даже смешно. И всё же восстановившаяся часть не казалась ему достойной той растерянности, что отразилась на лице Риддла днями ранее. О нет, безусловно, там было много чего… увлекательного, и Гарри хотелось тотчас всё записать, а по-хорошему просмотреть в Омуте памяти снова и разобрать по полочкам. И он даже слабо протестовал — несколько часов в одиночной камере ожидания были не лишними, чтобы подумать и всё взвесить, а также попробовать вспомнить недостающие фрагменты. Интересно, сколько часов они проговорили в ту ночь?

— Единственный приказ вы уже видели.

Не успел Гарри возразить, как они прошли сквозь боковую дальнюю стену и остановились около очередного портала. Кунц посмотрел на него, вновь безошибочно найдя взглядом лицо, и добавил:

— Не геройствуйте, мистер Поттер.

«Не делайте глупостей, мистер Поттер, как обычно», — сверкнула подоплёка в его фразе. Наставническая и какая-то тёплая, будто пронизанная заботой. Они едва ли были знакомы, но иллюзорное чувство дежавю прошлось мурашками по коже.

Почему-то он вспомнил о том итальянце со сложной фамилией — Аурелио вроде? — но не знал почему. Надо бы его поблагодарить за тот эпизод в холле.

— Обещаю, что не разнесу полштаба, сбежав верхом на драконе, — милостиво улыбнувшись, уведомил его он. А Отто лишь покачал головой, но Гарри вовремя углядел тень ответной ухмылки на чужом лице.