Глава 24. Без чувств (2/2)

— Мерлин, я извращенец... — Снова скосив взгляд, Гарри долгую секунду покусал губу, а следом изрёк: — Старик был прав: твоё влияние на меня оказалось катастрофичным.

Том хрипло рассмеялся, а Гарри не удержался, вторив ему. Спустя мгновение тот поинтересовался:

— Зачем же пожаловал Альбус?

— Проверить, не спятил ли я окончательно, — безразлично отозвался Гарри, — и прощупать меня на наличие новой информации о тебе. Мне кажется, что его интерес к тебе носил праздный характер, ведь выискивай он что-нибудь конкретное, то забрал бы без спросу, а мой маленький барьер не стал бы для этого серьёзной помехой.

— И к какому выводу он пришёл?

Том опалил дыханием его щёку, но не коснулся её губами, и Гарри внезапно пожалел, что чужая личина всё никак не сойдёт. Как и физическая боль, плотские желания никуда не делись.

— Что ты очаровал меня, а значит, я всё-таки не в себе. Так что позволь поинтересоваться снова: любить меня ты отказываешься?

— Дело не только в моих…

Громкий свистящий звук заполнил комнату, да и весь номер. Сигнальные чары расползались эхом, и Гарри невольно дёрнул руками, когда в дверях возникла высокая мощная фигура.

— Scheiße! Том, почему активирован барьер?! Я пытался связ… — гость осёкся, переводя взгляд с Гарри на Тома и обратно.

Изумлённое выражение лица отозвалось безудержным весельем, если бы только Гарри был способен веселиться без каких-либо ограничений, но, вопреки его состоянию эмоциональной сосульки, озорной смешок всё-таки вырвался наружу.

— С добрым утром, — опередил Гарри Риддла, который напрягся ещё больше и отпустил его затылок, медленно выпрямляясь. — Главный мракоборец немецкого отряда, Отто Кунц, приятно с вами познакомиться наконец. Полагаю, это благодаря вам, то есть вам, — Гарри перевёл взгляд на Риддла, — мой напарник сменился буквально в первую же неделю.

— Том, — осторожно позвал Кунц, будто не понимал, к кому ему обращаться. — Гм… — он неловко кашлянул, и Риддл нехотя поднялся. — Не ожидал… вас здесь увидеть, мистер Поттер, — тень сомнения моментально рассеялась, видимо, сказался опыт и готовность ко всему. — И мне тоже приятно, хоть и при чрезвычайно сомнительных… обстоятельствах.

Гарри перевёл взгляд на Риддла и нахмурился.

— Хочешь оставить меня вот так? Я уже пальцев не чувствую! — Гарри вяло пошевелил ими, скривив болезненную гримасу.

— Сколько часов ты продержал его?.. — Кунц нахмурился.

— Не ведись, — прохладно отозвался Риддл. — Он под действием зелья и теперь разыгрывает комедию. Ничего у него не отвалится за час, — отрезал Риддл, а Гарри расплылся в улыбке, заметив, как Отто вновь растерялся. И отчасти он его понимал.

— А поесть мне можно? Я не ужинал, к твоему сведению, а теперь не имею возможности позавтракать. Позволь Димблу хотя бы накормить меня.

— Чтобы ты использовал его и сбежал? — развернулся около двери Риддл.

— И пить хочу, — прищурился Гарри, — а ещё не отказался бы от утреннего секса, что ты предлагал.

Отто за его плечом вдруг вздрогнул, тряхнул головой и скрылся где-то сбоку.

— Мистер Кунц, — громко позвал Гарри, и тот снова материализовался за спиной Тома. Растерянность улетучилась, а вот взгляд потяжелел. — Должен вам напомнить, что вы должностное лицо и обязаны, как минимум, доложить вышестоящему о том, что Тёмный Лорд держит меня связанным без моего на то разрешения. Как младший по званию докладываю: Лорд Волдеморт взял меня в заложники, — отчеканил он.

Риддл ничего не ответил, лишь уголки губ дрогнули в преддверии улыбки.

— Пока что я вижу перед собой связанного Тёмного Лорда, — спустя долгую секунду ответил Кунц. — И без надлежащего оборудования не могу подтвердить вашу личность, Поттер. Имеются ли у вас с собой какие-либо документы?

— Нет.

Тот кивнул и вновь исчез в темноте, а Гарри недовольно дёрнул ногой.

— Тогда требую предстать перед судом как Том Марволо Риддл, — вновь подал голос он. — В качестве свидетеля, естественно, ведь сейчас я пока что амнистирован.

— Свидетеля чего? — устало поинтересовался Отто, стоя где-то вне видимости Гарри.

— Издевательств над Гарри Джеймсом Поттером. Хочу засвидетельствовать свою вину. Я морально и физически истязал его! — добавил он, растянув губы в усмешке, заметив еле заметный угрожающий оскал со стороны Риддла. — Морил его голодом, незаконно проникал в сознание, насылая видения извращённого характера…

Договорить ему не позволили — дверь захлопнулась, оборвав речь на середине и вызвав довольную улыбку. Приглушённые голоса отдалились.

Отлично.

Комедия получилась на славу.

Лицо Кунца было донельзя взволнованным, пока он не наткнулся на двух Томов в пределе ярда и в весьма щекотливом положении. Гарри сцепил зубы, сконцентрировавшись на кровати, и ощутил, как та слегка приподнялась и сдвинулась.

Так, с этим можно работать.

***</p>

</p>

— Я не мог связаться с тобой, — рыкнул Отто, опасливо глянув в сторону спальни. — Совсем с катушек слетел? Я думал, ты сейчас в компании Ши Лан, а не… Что вообще происходит?

— Поттер же просил доложить вышестоящему, так что я вас слушаю, мракоборец. Докладывайте о местонахождении младшего сотрудника, — хмыкнул Риддл, разводя руками.

— Мне не до веселья, Том. Ты… понимаешь хоть, что творишь?

Взгляд стал острым, как лезвие, и Отто смолк, выдохнув в попытке успокоиться. Вся эта ситуация изрядно вымотала его. У него была жуткая головная боль, которую ни пойлом, ни зельем не снять, мучительное похмелье после новогоднего пиршества в местном пабе и куча проблем, возникших буквально за несколько часов. Проблем, которые он всеми силами пытался решить самостоятельно, промотавшись полночи меж странами.

— Полагаешь, я должен отчитываться перед тобой? — напряжённо поинтересовался тот.

— Я не то имел в виду. Поттер под оборотным зельем, да ещё и под твоим пойлом. Что, если проявится какой-то побочный эффект? КАК ты это допустил — вот чего я не понимаю… — Отто внезапно застыл, а затем нахмурился и уставился в неверии: — Ты же не проводил на нём эксперименты, чтобы присутствовать в суде?

Риддл окинул его нечитаемым взглядом, а спустя мгновение небрежно бросил:

— Я не настолько заинтересован в суде, а Поттер сам вызвался добровольцем. Так что не назвал бы это экспериментом, скорее очередным неподконтрольным мне явлением. Он действовал на опережение. — Том задумчиво провёл рукой по волосам, уставившись на своё отражение в стекле. — Гм, кого ты определил Гарри в напарники?

— Себастьяна Хольцмана, — машинально ответил Отто, поправляя капюшон мантии, что вопреки чарам был влажным и неприятно касался кожи. — А что?

— Он похож на меня? — нахмурился Том, оторвавшись от созерцания себя и теперь буравя его требовательным взглядом.

— Я не понимаю, — озадаченно почесал макушку он. Сейчас было не до обсуждения сотрудников, но тот, казалось, был больше заинтересован Хольцманом, чем причиной появления Отто в столь раннем часу. Он бы не упустил возможности подшутить, если бы не сквернейшее из настроений.

Риддл помрачнел, точно сам осознал всю абсурдность ситуации и резко изрёк:

— Замени его.

— Но я только вчера назначил Хольцмана по твоему же требованию.

— А теперь по моему же требованию заменишь.

Еле слышно фыркнув, Отто кивнул в ответ и заявил:

— Я бы хотел, чтобы Поттера осмотрела Аделин.

— Нечего осматривать, эффект зелья начал уменьшаться ещё до истечения первого часа, если это можно назвать нежелательным последствием. Так зачем ты пожаловал, вопреки моей настойчивой просьбе не беспокоить?

— Я счёл это экстренным случаем, — помедлив, начал он.

Разум на секунду помутился, и Отто мотнул головой.

Грёбаное похмелье…

Кашлянув, он заметил краем глаза движение: Том уже был целиком облачён и собран. В полной боевой готовности.

— В два сорок утра Густав покинул мероприятие и был похищен. Два сопровождающих мракоборца погибли, третий, можно считать, тоже, — Отто отвернулся к окну, сунув руки в карманы.

Он буквально ощущал тяжесть, что взвалилась на плечи, заставляя желать упасть на колени или же хотя бы присесть. Чужая магическая сила угнетала, усмиряла, сдавливала нутро.

Жуть.

«Что ж, первая стадия — ярость — пройдена».

Шумно выдохнув, Отто лихорадочно прилизал пятернёй волосы и продолжил:

— Были очевидцы: пьяная группа подростков-маглов. Допрошены, а память впоследствии стёрта. Их показание сошлись в одном — невразумительные чёрные тени и лазурные вспышки.

— Дементоры.

— Да, — кивнул он, не оборачиваясь. — К тому же, цитирую: «...жуткие балахоны схватили на лету человека и потащили бог весть куда». Информация о нападении поступила в четыре десять. Я послал тебе патронус, но сообщение доставлено не было, — многозначительно протянул Отто, однако не вложил в эти слова упрёка. — Стоило отпустить маглов, как меня вызвали сюда. Новое нападение. На этот раз сотрудник Министерства магии Великобритании, Артур Уизли. Они с супругой возвращались с банкета. Об этом никому не было известно заранее, так как они всегда встречали Новый год дома, но и совпадением это явно не назовёшь. Исходя из свидетельства, Молли Уизли малость задержалась, прощаясь со знакомой, Артур же дожидался её на улице. Когда она вышла, тот уже пропал, — покосившись на Риддла, Отто замер. Перед глазами всё поплыло, и он выругался сквозь зубы. Сон сейчас был просто необходим, но такая роскошь не предвиделась в ближайшее время, похоже.

— В каком состоянии Уизли?

— Довольно-таки неплохом, если учесть, что мракоборцев поцеловали дементоры. Уизли всего лишь пытали. Был обнаружен прохожими и отправлен в отделение скорой помощи. Сейчас он в Мунго.

— Полагаю, — низкий голос завибрировал где-то рядом, но Отто не рискнул повернуться, — Экриздис каким-то образом покинул Азкабан, не потревожив барьер. Обет аннулирован, а Густав, скорее всего, уже мёртв. — Том помедлил, а затем встал плечом к плечу и посмотрел в окно. — Раз Уизли не превратился в образчик оригами, значит, смог сбежать или же был отпущен в качестве послания. Он обмолвился о чём-либо?

— Заикнулся о Поттере.

— Конкретнее.

— «Сообщите Гарри...» — процитировал Отто. — Что именно сообщить, Артур Уизли не уточнил. Состояние было не то, — добавил он мрачно. — Всё это принимает скверный характер, Том. Нельзя объявлять его в международный розыск: возникнет слишком много вопросов… Но и оставлять всё как есть тоже нельзя.

— Скоропостижные решения могут привести к коллапсу. Вмешался непредвиденный фактор.

— Считаешь, что нас кто-то предал и помог ему?

— Нет, — покачал головой Риддл. — Экриздис отрезан от своего времени, хоть и быстро осваивается. Замкнутый, высокомерный и каплю безумный — таким он пытается казаться. Ему просто нечего предложить: сейчас его единственное богатство — это Азкабан; тёмные учения бесполезны для всех тех, кто их отвергает и ничего не смыслит в этом. Поэтому, кроме дементоров, ему бы не стал никто помогать, и даже тем не было резона приближаться к острову: Экриздис больше не мог скармливать им души маглов, а пара-тройка существ, что он смог бы удержать рядом, — пустяк. Личность Густава была скрыта, и тем не менее он как-то прознал на расстоянии, что тот является свидетелем, хотя сейчас должен находиться на последнем издыхании. Третий фактор, — выдохнул резко Том, запустив ладони в волосы и судорожно заправив назад.

Застыв, тот несколько минут что-то обдумывал, а затем резко подманил бумагу и перо. Чернила стремительно ложились на замерший в воздухе лист, составляя слова. Спустя несколько минут Риддл подхватил печать, ставя оттиск снизу, и свернул письмо, закинув его в конверт.

— Передашь Шеклболту, — Том нахмурился, постукивая палочкой по руке. — Объявить о чрезвычайном положении под предлогом поимки сбежавших братьев Лестрейндж пока что будет достаточной мерой и даст нам время. А также раздробить подразделение и направить часть в Хогвартс: пусть Альбус повременит с возобновлением уроков, пока не научится припрятывать опасные артефакты вне школьных стен.

Перед глазами завис новый лист, вновь исписанный чернилами. На этот раз Риддл передал письмо трансфигурированному из ближайшего стола ворону и, когда птица исчезла, а окно затворилось, прибавил:

— Изолируй Уизли или же назначь охрану. Личные счёты Родольфуса сойдут за предлог и не вызовут сомнений. Что до братьев… устрой им побег. Пусть препроводят сюда и запрут на нижнем уровне.

— Послать отряд в Хогвартс? — вопрошающе моргнул он, убрав послание во внутренний карман мантии. — Считаешь, Экриздис безотлагательно ринется разыскивать Дары Смерти?

— Могу предположить, что после ночной встряски он замедлится, но утверждать не рискну — чересчур уж громкое заявление о себе. Так что лучше перестраховаться. Школа неплохо защищена, но и Азкабан было невозможно покинуть. В его состоянии Дары ничем не помогут, а временное могущество — едва ли иллюзия, за которой последует верная смерть. И всё же он будет их искать, а я всё так же не вижу смысла в этих поисках, кроме уничтожения камня, которое ему не под силу, — раздражённо пробормотал Риддл. — Нужно забрать тело Густава. Я уверен, он оставил его где-нибудь на виду. Шольц уже сделал объявление?

— Нет, ведь он числится пропавшим, — устало ответил Отто. — Министр дал шесть часов.

Напряжение в воздухе скапливалось, буквально потрескивая. Отто не желал об этом думать, лелея надежду, что тот был похищен ради информации, а её Ренненкампф так просто не отдаст. Поэтому у них было время: день, возможно, два. Но раз обет был нарушен, значит, он добровольно признал все долги уплаченными меж участниками, и это означало одно — Густав сломался. Следовательно, нужды оставлять его в живых не осталось. И всё равно, даже сейчас Отто хотел надеяться, что они обнаружат Густава в схожем с Уизли состоянии: раненого, но живого.

— Если бы о нападении стало известно раньше, я бы перевернул чёртов Азкабан, раздробил бы там каждый камень, выдрал бы остров с корнем, — резкое шипение вытянуло его из раздумий, — так ты сейчас думаешь?

Том испытующе смотрел прямо в глаза, и Отто выдохнул, отводя взгляд в сторону и стиснув зубы.

Он почему-то именно сейчас отчётливо вспомнил кладбище Литтл-Хэнглтона. Долгие часы ожидания, когда Буджардини непрерывно шутил, пытаясь снять напряжение, Ренненкампф шикал на него, затыкая, а он сам и вовсе прикладывался к фляге в попытке разнообразить часы ожидания, пока огневиски не превратилось в скисшее молоко, и он чуть не захлебнулся под смех Аурелио и ругань Густава.

— А ты бы отрезал себе руку, как это жалкое существо? — вполголоса поинтересовался у него Буджардини.

— Ради своего кумира? Да я бы и член себе отрезал, — хмыкнул Отто.

— Вряд ли Том оценил бы твою жертву, — покачал головой Аурелио, небрежно махнув рукой. Он приподнял маску, чтобы сделать последнюю затяжку, и выдохнул дым, затушив сигарету о камень.

— Если вы не заткнётесь — закончите в котле целиком, — злобно буркнул Густав, склонившись над зарослями.

Успех.

А затем ситуация стала накаляться, а заигрывания Риддла переступать черту. Им пришлось переместиться. Аурелио хотел действовать, как и он сам. Мальчик явно был на пределе своих возможностей.

— Стоять, — шикнул тогда Густав.

Пожиратели рассредоточились, и риск преждевременного обнаружения возрос. Магическое поле непрерывно увеличивалось, а воздух накалялся. Ситуация менялась каждые несколько секунд, и Отто, мгновенно оценив угрозу жизни мальчишки как возможную, шагнул вне полога невидимости, и тотчас прогремел голос Риддла, а глаза предупреждающе расширились:

—Ничего не делать!

И он нырнул обратно, когда вновь прогремел приказ:

— Ничего не делать без моей команды!

Они отлично понимали, кому он предназначался. Густав лишь недовольно мазнул взглядом, а Аурелио облегчённо выдохнул.

Всё было под контролем.

Поттер покинул кладбище, и они так же незаметно исчезли в чаще.

Теперь же это всего лишь воспоминание — одно из многих. И новых не будет. Надежда умирает последней, но внутри она уже умерла. Отто знал — Густав мёртв.

Нельзя было никого в этом винить, как и раздробить тюрьму — они уже пытались, когда опустошали Азкабан. Нащупывали проходы, но стоило разбить стену, как проход в туннель смещался, а стена затягивалась. Правила магии оказались нерушимы.

Потеря Ренненкампфа низойдёт тяжким бременем на них, но прежде всего на плечи Тома. Отто имел право горевать, тот же считал, что ошибаться недопустимо, а… потеря Густава определённо будет расценена им как непростительная оплошность, посему и скорбеть было незаслуженной привилегией. Изменить эту форму мышления Риддла Отто был не в состоянии, но ясно видел мерцание сих мыслей на дне глаз, что казались сейчас практически чёрными — потухшими и вдумчивыми.

— Я тут подумал, — мягко начал Отто, исподлобья наблюдая за Риддлом. Лучшая тактика отвлечения — подкинуть Тому задачу. — И никак не могу понять, зачем Экриздису Артур Уизли?

Тот посмотрел на него невидящим взором, точно не понимал вопроса, а после моргнул, будто очнувшись.

— Очевидно, что Экриздис осведомлён о нынешних владельцах Даров. Опять же у него было время почитать на досуге и частично наверстать упущенные века, но подобная информация — дело рук вмешавшегося третьего фактора.

Риддл отошёл от окна, а Отто покачнулся, на секунду прикрыв глаза. Ещё одна очевидность — сегодня он точно был не в лучшей форме для таких головокружительных событий.

— На особняк Блэков, пока что, наложены чары доверия, не имеющие видимого изъяна, кроме предательства со стороны хранителя, разумеется, — невыразительная усмешка тронула чужие губы. — Однако Гарри не только у себя дома прозябает. И опять же меня беспокоит то, с какой лёгкостью Экриздис ориентируется. Возможно, у него и правда есть или же были помощники, никак не связанные с ним напрямую.

— Несколько тел Пожирателей так и не были найдены, — Отто провёл рукой по лицу, ощутив колючесть недельной щетины, а собственное отражение вернуло ему совершенно болезненный и довольно-таки угрюмый вид.

— Да. Остаётся такая возможность, что не только Грейбек решил спасти свою шкуру, заключив сделку с Экриздисом, но и другие последовали более лёгкому пути: свобода в обмен на услугу… Тем не менее Экриздису в его нынешнем состоянии пришлось бы постараться, чтобы стать угрозой для них. А равноправное сотрудничество попросту невозможно: Пожиратели не стали бы заключать сделок хоть и с именитым когда-то, но всё же маглорождённым колдуном, почитающим Салазара Слизерина и скрывающим своё положение. Для них это оскорбительная насмешка. Издевательство. И все они знали о происхождении Экриздиса — я об этом позаботился. Потому могу лишь предположить, — Том сделал короткою паузу, скривившись, — что о магических войнах и главных событиях столетия ему поведали юные мракоборцы. Они лучше прочих осведомлены обо всём, и, конечно же, о Гарри Поттере. Вряд ли эта информация могла обладать повышенной ценностью, но превратилась во временный ориентир. А теперь в его власти книги, пресса… В любом случае хранитель особняка всё ещё Альбус, и это ещё одна причина держать его под присмотром в Хогвартсе.

— Ты уверен в этом?

— Разумеется, — с толикой скепсиса кивнул Том.

— Следует проследить, чтобы Поттер не отменил чары: насколько я понимаю, отношения с Дамблдором испортились.

— Возможно, захочет выбрать другого хранителя.

— Или снять чары, — угрюмо заметил Отто.

— Что ж, Гарри не слишком возился и с местом хранения Мантии. Та или в доме Гриммо, или же в школе. Она ценна ему не столь магически, сколь эмоционально.

— Всё равно это сущая глупость — предупреждать нас о том, что собираешь делать…

Перед глазами всё замерцало, и Отто выдохнул.

Треклятая головная боль!

— Не думаю, что он намеревался предупреждать именно нас. Экриздис, может, и подготовился, но не может быть в курсе всего — это никому не под силу. Скорее всего, он полагал, что о его действиях станет известно в Министерстве магии, и это, по всей видимости, не воспринималось им в качестве серьёзной угрозы. Оттого и послание адресовано не мне, а работающему там Поттеру. Новость о нападении на Уизли застала бы его дома и…

Не успел тот закончить, как стены содрогнулись, а стёкла зазвенели. Том побледнел, бросив взгляд на закрытую дверь спальни. Та в тот же момент резко распахнулась, точно в неё влетел взрывопотам, слетела с петель, а из комнаты с громким рубящим хлопком вырвался магический взрыв, что припечатал стоящий в коридоре столик к стене, превратив его в кучку щепок и пыли.

Устремившись за Риддлом в спальню, Отто уставился на перевёрнутую кровать, застывшую вертикально, лохмотья постельного белья, свисающие со всего чего только можно и медленно оседающие перья. В стене зияла исполинская дыра, а щитовые чары дребезжали в попытке срастись и затянуть прореху.

По ту сторону срастающегося барьера, левитируя и сливаясь с мглой предрассветного неба, перемещалась фигура в тёмной мантии до тех пор, пока не испарилась, аппарировав.

***</p>

Часами ранее</p>

— Итак… — Экриздис плавно обернулся, собрав мешающие пряди волос за спиной, и сделал несколько шагов, — как погляжу, моя свобода действий всё ещё ограничена и не в моих силах обойти непреложный обет.

«Твоё бездействие меня огорчает, смертный. Я даровала тебе слуг. Мало ли тебе Абисина, Фасхвата и Марикена?»

— Госпожа, вы, похоже, не совсем понимаете, — аккуратно начал он, остановившись, — как работает магический договор. Я связан обетом и не могу отдавать приказы, что нарушат данную мной клятву. Смею вас заверить, Волдеморт превосходно знал, что делает, — процедил он, тут же расслабившись в попытке скрыть злобу. — Иначе зачем мне продолжать истлевать здесь столько времени?

Этот дьявол многое ему сулил, но не сдержал своё слово, вместе с тем одурачив, ибо тайна бессмертия бесполезна для любого, кроме него самого. Он обещал празднество для восполнения магии, и Экриздис смог изничтожать колдунов без каких-либо ограничений, кроме тех, что они и без того были измотанными и обедневшими магически. Ему не осталось ничего, кроме как упиваться вкусом крови, хрустом костей, мелодии плоти, пока тюрьма не опустела…

Он был в ярости и не знал, куда её направить, и направлял против его слуг, раз не мог упокоить его самого.

— Я видел Волдеморта в разных обличиях. Видел человечным и юным, но совершенно точно это был он. И он отнял обещанный скот, оставив меня ни с чем… Бросил разлагаться здесь, пока я снова не обращусь кучкой пепла и костей! Я, как никто, мечтаю добраться до него, Госпожа. Считаете, будь у меня возможность действовать, стал бы так медлить?

С толикой театральности склонился он, побледнев от ярости, и шумно выдохнул, сжимая и разжимая кулаки.

Слабый поток магии всколыхнулся внутри. Какое расточительство.

Импульсивность никогда не была присущей ему чертой характера, напротив, Экриздис медлительно и методично плёл паутину, в которую попадали глупцы, забредшие так далеко от материка. Он всегда властвовал над своими эмоциями, растягивая усладу от игрищ с маглами и последующее послевкусие пыток, как они это называли. Ему не приходилось спорить, ведь его поиски всегда нуждались в субъектах. Тем не менее обстоятельства заставили пересмотреть собственное положение. Азкабан опустел уже с неделю как, но процесс распада не замедлился, что лишь обостряло его злость: точно желторотый юнец, он дал себя провести, и мог уповать только на оцепенение, которому подвергся, ожив спустя века. Уготованная ему участь раскрылась, как только Волдеморт получил нужное, и рано или поздно собственное тело опять превратилось бы в останки и пыль, а душа — в тень, которая никогда не найдёт покоя.

Волдеморт проклял его и имел наглость соврать в лицо.

«Тщеславие и кровожадность, — монотонно пробормотала она. — Мудрость твоя не в счёт, ибо жажда крови и знаний не позволила заметить обман, а жажда жизни ослепила», — прошелестела она, огибая Экриздиса по кругу.

Он исподлобья смотрел на вытянутую тень схожую с тремя дементорами и в то же время полностью отличную.

«Мнишь, наверное, что смерть наивна и глупа? Лорд Волдемо-о-орт, да, — с какой-то диковинной интонацией протянула та — смесь стона и шёпота. — Смертный мудрец, исследовавший слуг моих, исследовавший завесу меж тенью и светом, ведаешь ли ты, что есть баланс сущего?»

Экриздис нервно вздрогнул под пристальным вниманием горящих пустотой глаз. Её облик был столь же прекрасен, сколь ужасающ, и хоть он терпеть не мог раболепства, никогда в прежней жизни не склоняя голову ни перед кем, но свою выгоду от сделки с самой Смертью он мог узреть с предельной ясностью. Разговор с ней нёс и надежду, и опасность. Госпожа многое забывала или же пропускала, а он неустанно разглагольствовал перед ней, исполняя роль королевского шута, чтобы развлечь, чтобы познать, чтобы не остаться одному. Не сказать, чтобы это ему нравилось, но выбора не оставалось: смерть или Смерть.

И он бы с радостью упокоился, если бы завеса была для него открыта.

— Не смею утверждать, что до конца ознакомлен с теорией баланса, — Экриздис понизил голос, смиренно опустив взгляд. — Но скромные постижения в этой сфере у меня имеются.

«Не стоит прибедняться, — она остановилась вблизи стола, взирая на груду костей. — Ты много убивал, руководствуясь своими неукротимыми желаниями обернуть время вспять, вернуть мёртвых к жизни, стать создателем, коим тебя сделала сама природа, но сделала в иной манере. Твой разум безумен, раз на пути к знанию не видит преград; безумен, но не потерян, а твоя тяга к крови — мелодичный диссонанс для меня. И всё же ты полезен. Пировала ли я, когда очередная душа прекращала своё существование?» — её взгляд, казалось, мог прожечь в нём дыру.

”Экриздис невольно отступил; полы мантии мазнули по каменной кладке, поднимая вихрь из багровой пыли — подсохшей крови.

«С каждой смертью, что ты подносил мне в дар, в ткани мироздания зарождались искры жизни. Но ты не ведал, что творишь: сама жизнь тебе отвратна. Ты отверг эту часть мышления, отбросил саму идею того, что своим нечестивым промыслом невольно пробуждаешь новые побеги. Лишь громил, раздирал, рубил. Ты подлинный разрушитель, и оттого мне так дорог».

Ему хотелось возразить, что, разрушая, он искал того же: создавать. Однако Экриздис не рискнул этого сделать, когда Смерть дотронулась до его волос, скользнув хрупкой ладонью по плечу и отпустив прядь, а следом обошла его по кругу, заглядывая в глаза так любовно, что он затаил дыхание. Сие выражение воплотилось серой нечеловеческой гримасой грусти и отрады, склеенных вместе.

«Тем не менее ты не понимаешь саму суть равновесия. А он — да. И вызывающе нарушает его, — мёрзлое дыхание обожгло щеку, а её безучастный голос задрожал, как колокол; от эха стены утробно загудели. — Он должен был быть моим уже давно, и каждый раз, — Смерть резко вильнула вбок, растворившись на мгновение, чтобы тотчас подступить с другой стороны, — сбегал от меня. Он обещал мне свою силу в обмен на жизнь и вновь… обманул. Поэтому, мудрец, считаешь ли ты, что Смерть наивна и глупа, раз была обманута?»

— Я не смею так думать, — непреклонно заявил он, приметив тень отвращения на её бескровном лице.

«Тогда ты не смеешь отказываться и от собственных слов. Повтори же их, мало ли Смерть запамятовала, как звучали твои пылкие речи, когда ты взывал ко мне столь отчаянно, столь яростно молил отправить тебя за завесу, что каменные стены рыдали мольбами узников, которых ты умертвил!» — едко прошептала она, отчего он на мгновение прикрыл глаза.

Госпожа заставляла повторять это раз за разом. Не проходило и дня, чтобы Экриздис не смаковал на губах вкус собственного унижения — вкус слабости.

Сцепив руки перед собой, он удержал на лице маску спокойствия, осознавая, кто он для неё: развлечение.

— Проклинаю, — прошипел Экриздис еле слышно, а следом повысил голос, раздражённо дёрнув плечом. — Проклинаю. Трижды проклинаю того, кто именует себя Лордом Волдемортом. Не лорд, а пёс поганый. Змея, что извергает лишь пагубную ложь! Наследник Салазара Слизерина, опозоривший его благородное имя, не заслуживший наследия крови и силы, что в ней течёт. Будь проклята мать, которая выносила его во чреве своём, будь проклят отец, который посадил семя своё! Лишь смерть может оплатить его долг со мной! Какова бы ни была цена, я готов уплатить её, — заключил он, болезненно ощущая, как внутри вновь поднимается волна ярости.

Экриздис никогда не перед кем не преклонял колена, но уважал Слизерина, можно сказать, глубоко почитал и долго лелеял надежду выжечь из себя нечистоты, зарождённые магловской кровью. Потому что именно они делали его таким, таким неправильным, возможно?

Маглы алкали крови, за чем он наблюдал, и что ему было противно в них и в себе самом. Разделяя, он отторгал их. Был ли он из-за их крови слабым и пустым, отчего цель всегда ускользала от него, а завеса отказывалась открывать свои тайны?

Будь только у него больше времени…

Раздался тихий лязгающий смех. Его мало что могло встревожить, но этот звук, схожий с обожаемой мелодией танца металла и костей, вселил в Экриздиса благоговейный ужас.

«Я же дала тебе куда больше. Он украл тебя у меня. Вырвал из-за потаённой завесы, и ты ответил на его зов, — её голос стал хлёстким и шершавым, как каменные стены Азкабана. — Ты покинул меня добровольно, смертный, позарившись на дар жизни, что тебе больше не принадлежит. И всё же я смилостивилась над тобой. Отвечай, милостива ли я?»

— Милостивы, Госпожа, — уверенно ответил Экриздис, ощутив прохладное касание тонких пальцев к щеке. — Там, где он меня обманул, вы даровали шанс. Я никогда не смогу отплатить вам…

«Верно, — плавно качнувшись на месте, Смерть обошла его и прижалась спиной, отчего могильный холод пробрал до костей, дыхание утяжелилось, а сердцебиение замедлилось. — Я стала нетерпеливой, но всё ещё благосклонна к тебе. Умерщвлять не имею права, но забирать то, что в сущности моё — это непосредственная обязанность, на меня возложенная. Считаешь ли ты, что я несправедлива, требуя кары, как и ты? Человечна ли я — Смерть?» — её голос пронизывал лёгкие, вибрируя где-то в глубине сознания, заставляя иссохшую в венах кровь циркулировать быстрее, а сердце глухо колотиться.

— Абсурд, — мягко возразил Экриздис. — Требование кары не что иное, как восстановление равновесия.

«И всё же я дарую ему выбор, как и тебе. Смерть неизменно милостива к своим любимцам, — певуче протянула она, отдалившись, и он вздохнул с облегчением, размяв затёкшие плечи и шею. — А также нетерпелива и привередлива…»

— Я не бездействую, — заметил Экриздис, — вам ли не знать. Тем не менее обет связывает меня по рукам и ногам. Он… несколько обременителен, но я найду способ разбить оковы клятвы.

«Плата и цена, цена и плата, — мягко прошелестела она, глядя куда-то вглубь помещения. — Вы, волшебники, часто пытались нарушить баланс, и я забирала непомерную плату. Используя ненужных ему людей как оружие, ты удивил меня, но сие изумление длилось одно мгновение, ведь используя их, ты орудовал ему же во благо, но и не во вред мне. Дары моей предшественницы — это подарок тебе. Драгоценное даяние, что я никогда не одобряла, и всё же в моей власти преподнести его другому тленному. Пусть станет это залогом успеха. Права забрать его жизнь я не имею, как и не имеешь ты, помни об этом. Может быть, я и была обманута, — Смерть вновь материализовалась перед ним, поддавшись вперёд и широко раскрыв тлеющие глазницы, — но и обманут был он».

Экриздис прищурился.

— Позвольте узнать ваши намерения, Госпожа, поскольку Дары Смерти…

«Дары моей предшественницы», — резко прервала она, а Экриздис поморщился, мгновенно почуяв, как температура в комнате опустилась до нуля и лёгкие обожгло холодом.

— Ведь Дары вашей предшественницы — это не всё, что мне необходимо заполучить? Вы сделали их моим избавлением, но вам от артефактов проку нет. Так… в чём ваша выгода, хотелось бы узнать?

Её утробный смех забренчал колокольчиком, режущим слух и давящим на сердце.

«Не доверяешь Смерти, мудрец? Что ж, твоё право. Прими же второе поднесение — знания. Первым даром владел род Поттеров, однако ныне Мантия в руках рода Уизли и глубже узреть я неспособна; вторым — род Мраксов, как и сейчас. Камень до сих пор у наследника, Тома Марволо Риддла, — её голос понизился до зловещего, но и в той же степени томного шёпота. — Старшая палочка — никогда никому всецело не принадлежала. Её хранитель — Альбус Персиваль Дамблдор, но истинный владелец — иной волшебник».

Развернувшись, он оттянул ворот, точно тот неожиданно превратился в удавку. Это не первые знания, подаренные ею, однако Смерть никогда не была столь удручающе точна и откровенна. Экриздис ощущал в её словах какую-то подоплёку, что никак не мог расшифровать.

Она присматривалась к нему, он же глядел в ответ. Смерть не открывала своих намерений, и ему до сих пор было неясно, в чём та нуждалась на самом деле, потворствуя его замыслам. Между философскими вопросами мироздания и праздными рассуждениями, которым она предавалась ежедневно, он не мог ухватиться за то главное — подлинную цель. А если такой возможности не возникало, то и доверия тоже. Что, нужно заметить, довольно-таки малосущественно. Кто способен довериться Смерти? Она искренняя, неотвратимая, но и такая же абстрактная, путанная в некоторых аспектах. Не союзница, а лишь дуновение ветра, что нашёптывает неопровержимые истины; не враг, но угроза, что висит над каждым с момента появления на свет.

Рассчитаться с поганью было в приоритете, и всё же Экриздис желал забрать лишь то, что было ему обещано. Однако убийство змея стало первым запретом со стороны Госпожи. Не сказать, что это воспрещение оставило его равнодушным, и поэтому он мог исключительно досаждать, но, как та и отметила, для Волдеморта это было ребяческой забавой, ничего не значащим трюком. Пока Экриздис заперт в этих стенах, — и, скорее всего, Волдеморт уверен, что жить ему осталось всего ничего, — то и угроза несущественна, ведь он ни на что не способен. И от этого хотелось разгромить собственное убежище, возведённое когда-то с такой любовью.

Остров являлся его сердцем и броней. Десятки скрытых туннелей, ведущих в камеры. А когда в каждой было по маглу, и все они рыдали, заходясь в стенаниях, то Азкабан превращался в музыкальный духовой инструмент — орга́н. Их последний вздох создавал чарующую мелодию, которой он наслаждался долгими вечерами за кружкой глинтвейна вкупе с применением способностей дементоров. Когда-то это было странным, после долгих поисков — стало обыденным. Экриздис пытался облачить поцелуй в слова проклятия или же чары, что подходило больше, а маглы утоляли не только личные пристрастия, но и исследовательские. Он пытался облачить чужую душу в оболочку, пытался понять сущность самого перехода — для этого понадобилось видеть много переходов от жизни к смерти.

Стал ли он мясником?

Нет смысла отрицать, что он небывало обрадовался, когда осознал, что крысы из Министерства не смогли дотянуться до некоторых артефактов, хоть и расхитили существенную часть, а также не смогли выявить туннели и даже осквернить эти стены. Стать клеткой всегда было исконным назначением его обители.

Теперь же прутья темницы сдерживали его самого.

— Предание гласит, что, собрав все три, можно стать… Повелителем Смерти, — опасливо начал Экриздис. — В уповании избежать гнева Госпожи, должен заметить, что я всегда воспринимал сказку пустозвона Бидля как метафору, а упомянутые там Дары — подделками для потехи публики. Он пытался доказать мне истинность существования артефактов, однако, вопреки нашему естеству, я всегда был скептиком, — Экриздис вздохнул, пытаясь понять, стоит ли упоминать о собственных опасениях или нет. — Вы умалчиваете об этом, но меня не может не волновать то, что, собрав все три Дара вместе, я превращусь в угрозу для вас, хоть и сильно сомневаюсь в верной трактовке небылиц Барда вне их аллегорического смысла, естественно.

«Твой страх мне понятен, мудрец, — она на мгновение умолкла, а затем протянула ладонь и раздражённо отмахнулась. — Вблизи конца даже Смерть может поддаться слабостям своего рассудка. Моя предшественница всегда отличалась весьма эксцентричным характером и вспыльчивым нравом, — Смерть задумчиво наклонила голову, колыхаясь на месте. — Она желала продемонстрировать братьям Певереллам, что конец неизбежен; однако лишь окунула их в алчность бурных желаний. Понял ли Антиох, что смерть неизбежна, когда его убили из-за собственной же мечты владеть непобедимой палочкой?»

Экриздис покачал головой, Смерть же кивнула, удовлетворённо продолжив:

«Что за урок получил Кадм? Что смерть необратима, а не неотвратима. Освещать деяния младшего, Игнотуса, и смысла не имеет. Ни один из них не обладал тремя Дарами одновременно — ни один из них не внял словам Смерти — вот что осознала моя предшественница, — она мягко развела руками, будто в танце и в ту же секунду оказалась у него за спиной, а могильное дыхание коснулось уха: — Хочешь поведаю историю, смертный? — невинно спросила она, скользя ладонью по спине, отчего вдоль позвоночника пробежали мурашки. — Жили-были трое братьев, и вот однажды отправились они путешествовать. Шли они в сумерках дальней дорогой и пришли к реке. Была она глубокая — вброд не перейти, и такая быстрая, что вплавь не перебраться. Но братья были сведущи в магических искусствах, — она сменяла интонации в голосе с поразительной скоростью, а Экриздис застыл как вкопанный, зачарованный этим потусторонним шёпотом. — Взмахнули они волшебными палочками — и вырос над рекою мост. Братья были уже на середине моста, как вдруг смотрят — стоит у них на пути кто-то, закутанный в плащ. И Смерть заговорила с ними. Она очень рассердилась, что три жертвы ускользнули от неё, ведь обычно путники тонули в реке. Но Смерть была хитра. Она притворилась, будто восхищена мастерством троих братьев, и предложила каждому выбрать себе награду за то, что они её перехитрили… — нашёптывала та смертному, а писатель даровал её словам искру жизни, и пламя разгорелось. Оно горит до сих пор», — заключила она.

Экриздис удивлённо обернулся, но за плечом уже никого не оказалось.

«Неслыханная глупость, не правда ли? — её голос раздался чуть поодаль. — Несмотря на оглашение великой истины, алчность и властолюбие стали главными движителями в поиске артефактов. А урок Смерти оказался никому не нужен… Ответила ли я на твой вопрос?»

— Ответили, Госпожа, — слегка склонил он голову в уважительном жесте, силясь принять то, что выдумки Бидля всё-таки оказались правдой, навеянной обделённой вниманием Смертью. — Вы… собираетесь уничтожить Дары?

«Баланс, — распространилось по комнате тихое шелестение её голоса, несколько задумчивое, будто она сама себя спрашивала, что такое баланс. Затем вопрос превратился в предупреждение: — Не пытайся обмануть меня, смертный».

— Даже не мыслил об этом, — прохрипел Экриздис, изгоняя из головы все мысли о Дарах.

Возможно, он и питал слабость к разному типу тёмных вещиц, раритетных артефактов, но пытаться обмануть Смерть — проигрышный вариант.

Хорошо, что он не настолько спесив, как наследник Слизерина.

— Как только я выберусь отсюда, Волдеморт захочет перепрятать Камень или же и вовсе извлечёт его из хранилища, дабы держать при себе, — задумчиво изрёк он, подняв взгляд на практически невидимую на фоне тёмных стен фигуру Смерти. — Ум не спасёт змея от погрешности — всё продумать невозможно, а твёрдая уверенность в нерушимости обета может обернуться против него же самого, — добавил он, — как и ваше неоценимое содействие, Госпожа.

«Раз ты чествуешь мою помощь, мудрец, то позволь презентовать третий Дар».

Не успел Экриздис и слова благодарности вставить, как из полумрака вынырнул Марикен и сбросил на пол увесистую ношу.

«Моя Госпожа, — его глухой голос завибрировал в голове обоих, и дементор грозно навис над тушей, что приволок с собой. — Абисин ослаб, а Фасхват сгинул… Было оказано сопротивление».

«Однако же вы хорошо послужили мне. Абисин оправится, а Фасхват восполнит силы и воротится, — Смерть тревожно-медленно подошла к пленнику и склонилась над стонущем телом, резко повернув голову в его сторону, отчего её поза приобрела противоестественный вид сломанной куклы. — Свидетель клятвы, что ты принёс. Признаёшь ли ты его?»

Экриздис стремительно приблизился к телу и пихнул носком ботинка, переворачивая человека на спину. Мертвенно-бледный лицо, скорченное в муках, и стеклянные глаза, сощуренные в ненависти, но столь прохладной и размытой, что стало понятно — дементоры не только потрепали его тело, но и сознание. Жаль. Первая жертва за долгую неделю ожидания и уже полуживая.

— Свидетель был в маске, — едва ли качнул головой Экриздис, рассматривая того вблизи. Раздражение вновь овладело им. — Поэтому я не смел надеяться отыскать его отсюда.

Помимо воли, наполненные злостью и сожалением воспоминания просочились и предстали перед внутренним взором.

— Я вернул вас, но ваше тело неполноценно, Экриздис. Однако в моих силах это исправить, если вы того пожелаете. Столько веков небытия… Не вечная ли это мука для такого, как вы: безделье? — алые глаза гипнотизировали его.

Экриздис смотрел на змееликого волшебника перед собой и торжествовал, радуясь глотку воздуха, шелесту травы, пряному аромату смолы и дыма.

Самонадеянность и глупость.

— Я изучал многих из твоих трактатов и о дементорах, и о завесе, и хочу преподнести мою ничтожную благодарность волшебнику, чья гениальность не должна прозябать за чертой существования. Разве вас что-то там держит, кроме вечности за чертой? — размеренно говорил тот.

«Держит!» — хотелось ему крикнуть, но Экриздис продолжил слушать, наблюдая, как Волдеморт скалится, будто пёс, унюхавший лёгкую добычу.

— Мне есть что предложить величайшему и открытому ко всем знаниям, включая наитемнейшие из них, волшебнику прошлых столетий, заверяю вас. Если, естественно, вы готовы слушать. Примете ли вы мою помощь в обмен на незначительную просьбу…

Дьявол во плоти, льстец что обещал ему вновь испытать тепло крови в своих жилах, новую жизнь, которые обещал продлить его время, и даже обет с принесёнными клятвами не вызвал никаких подозрений: Волдеморт вместе с ним принял Веритасерум как залог взаимного доверия и не сказал ни капли лжи, но и ни капли истины.

Лжец.

Смерть была права: Экриздис позволил себя ослепить благоуханием жизни после долгих веков небытия; позволил оглушить стуком собственного сердца.

И этим сполна воспользовались.

Кинув взгляд на свидетеля, он протянул руку, звякнув браслетом, и с нескрываемой усладой в голосе изрёк:

— Империус!

В тот же миг волшебник дрогнул, а затем скорчился.

— Ни...

— Отвечай мне, кто ты такой?

— Н… — протянул он, хмуря лоб. Налитые кровью глаза заметались от него к стене, точно выискивая что-то.

— Отвечай! — требовательно повторил Экриздис, не теряя самообладания.

Он мог буквально ощущать привкус боли, что раздирала свидетеля. В затуманенных глазах сверкало обречённое понимание, что тот окончит свои дни предателем. А значит, этот человек был важен погани, что посмела его обвести вокруг пальца.

Воистину превосходный подарок.

«Один из многих», — прошелестела Госпожа, словно прочитав его мысли.

— Я… Я, — тот задохнулся, сжав плотно губы и мотнул головой. Сильная личность, но и другого Экриздис не ожидал. — Ничего не скажу, — рвано рыкнул пленник и устало прикрыл веки, тут же потеряв сознание.

— От него толку мало, — с лёгким недовольством и с такой же лёгкой радостью проронил Экриздис, глянув на дементора.

Конечно, хотелось бы иметь жертву в трезвом уме и здравой памяти, чтобы собственноручно отнять всё это, включая душу и магию. Однако Марикену его эмоции были абсолютно безразличны.

«Нет ни тени сомнения, что ты изберёшь нужный подход», — донеслось совсем рядом, и Экриздис кивнул, расплываясь в плотоядном оскале.

— Я благодарен вам, Госпожа. Вы даровали мне не только жизнь, но и свободу.

«Никогда об этом не забывай, смертный».