Глава 24. Без чувств (1/2)

Сомкнуты веки и уста,</p>

Ты изваяние с бьющимся внутри сердцем.

Мне хочется завладеть твоим естеством

И сохранить его навечно, малыш.

И меня радует, что ты никому не расскажешь.

Ты просто будешь лежать без движения,

Без чувств,

Столь прекрасный во сне.

Без движения, без чувств,

Столь прекрасный во сне!

Ты даже не почувствуешь,

Когда я лишу тебя души.

Как долго ты протянешь,

Как долго останешься со мной.

Как бы ни чувствовал я за собой вины,

Я сделаю тебя своим навечно.

Пока не превратишься в тлен —

Мы будем идеальной парой.

Red Sun

Rising — Emotionless<span class="footnote" id="fn_27263998_0"></span></p>

</p>

Он превратился в пустую оболочку.

Можно ли это назвать полным умиротворением, когда отступают все тревоги, все страхи, все желания? Можно ли наречь успокоением души, если внутри остаётся бескрайняя пустота и отчетливо слышится ничем не затуманенный голос разума?

Риддл прав — позволительно окрестить это эмоциональной смертью, что, наконец-то, принесла каплю покоя в его жизнь.

— Гарри?

В чужом голосе слышалась тревога, и Гарри разгадал причину беспокойства, но всё это было ему безразлично. Отголоски эмоций просачивались подобно фантомным болям отсечённой конечности: чувства должны были быть, и он даже полностью распознавал их, но настоящих ощущений не было, лишь остаточное понимание.

Гарри должен был сходить с ума по Тому — так это ощущалось, без сомнений. Но не сходил. Тот ему был безразличен, и это оказалось весьма любопытным явлением. Скорее всего, таким оно должно быть — как подсказал разум.

— Кто ты? — размеренно поинтересовался Гарри, поудобнее устраиваясь.

Боль никуда не делась, к его сожалению, и путы врезались в одежду, сковывая телодвижения и не позволяя расслабиться. Комфортом здесь и не пахло.

— Я не совсем понимаю, чего ты опасаешься, но не мог бы ты переместить верёвки и оставить их только здесь, — он дёрнул руками и указал на изголовье кровати.

Риддл вздохнул, потерев лоб, и нервно поднялся, пройдясь по спальне. Движения были резковатыми, а мышцы перекатывались при малейшем жесте, выдавая напряжение и физическую готовность. К чему, интересно?

— Ты сейчас нестабилен — вот чего я опасаюсь, — спустя долгую паузу ответил тот.

— Однако же ты свободен, хоть принимаешь зелье… каждые сколько часов, Том?

— Я — другое дело. — Обогнув кресло, Том тяжело опустился в него и уставился на Гарри немигающим взглядом: — Ты теперь хоть понимаешь, какую глупость совершил, выпив зелье непонятно для тебя предназначения? Что, если бы, подменив настоящие склянки, я поместил туда ядовитый раствор или чего похуже?

— Я считаю своё решение верным, — незамедлительно ответил Гарри. — Исходя из предположений, что ты его употребляешь постоянно, пришёл к выводу, что зелье обладает временным эффектом. Конечно, это было только предположение, пока я не увидел количество склянок в каждом ларце: ровно тридцать, — мерно говорил он, не отрывая взгляда от Риддла. — Месяц… или же две недели, что вероятнее. И твоё требование вернуть склянки обратно само поведало мне — зелье настоящее. Кроме запаха и цвета, разумеется.

— Я мог… солгать или потребовать просто так, — явное недовольство проскользнуло в чужой интонации.

Гарри должен был ощутить толику удовлетворения, но ничего даже отдалённого внутри не нашлось. Казалось, разум даёт команды, а тело просто не способно вырабатывать требуемый ответ, словно всё выжгли внутри.

— Невозможно. Я чувствую, когда мне врут, — сухо парировал Гарри. — Ещё одна твоя способность.

Риддл прищурился, требовательно спросив:

— Просто чувствуешь? Это не так работает.

Гарри снова дёрнул конечностями и покачал головой.

— Я не собираюсь ничего говорить, пока ты не устроишь меня поудобнее. Это невежливо и утомляет.

Риддл задумчиво окинул кровать взглядом, а затем взмахнул палочкой. Путы ослабли, скользя вдоль тела подобно змеям, и обвились вокруг рук, сцепив запястья и довольно-таки свободно приковав их к изголовью. Не отвязаться, палочки не призвать, да и не достать её, но двигаться было можно.

— Так лучше, да, — растянул он губы в улыбке.

Том отвернулся, постукивая пальцами по подлокотникам.

— Думаю, я открыл новую способность — интуитивная легилименция, — задумчиво пробормотал Гарри. — Что возвращает нас к главной теме: зачем ты пьёшь зелье, что опустошает тебя на эмоциональном уровне, когда искал способ добиться обратного эффекта? Помни, что я распознаю ложь.

— Распознаешь ложь, — вторил он, будто раздумывая, — и что с того?

Риддл ласково улыбнулся, и в любой другой момент у Гарри зашлось бы сердце от этой двусмысленной улыбки, но сейчас биение было ровным, как часы.

— Мой вопрос носит формальный характер. Ведь я прекрасно понимаю, для чего оно тебе, и лишь даю шанс самому мне обо всём поведать. Признаться, так сказать.

Риддл нахмурился. В глубине глаз мерцала злость и нечто непонятное.

— Лучше расскажи мне про интуитивную легилименцию, Поттер. Почему об этом я узнаю только сейчас?

Гарри не чувствовал веселья, но губы помимо воли разошлись в улыбке, и бурлящий смех прогремел в комнате. Это было удивительно, но эмоции, как оказалось, обладали чем-то вроде мышечной памяти. Чувствуй он в этот момент, обязательно бы рассмеялся после столь забавного вопроса с открыто звучащей в нём претензией.

— Это была жалоба, Том? Сколько всего таишь от меня ты, просто задумайся на мгновение. Фактически моя маленькая тайна, что и тайной-то назвать сложно, ничто в сравнении со всеми твоими секретами. Верно. Я жалуюсь, требуя ответов, но недостаточно, если вдуматься. Ничтожно мало, не находишь?

— Эта жалоба, как ты её назвал, касается силы, — вкрадчиво начал Том. — Моей силы, заметь, о чём клятва обязывает тебя рассказывать.

— Тебе ли не знать, что клятву можно обойти: если ты не задал вопрос, я не обязан отвечать. К тому же… с чего ты взял, что она связана с твоей силой? Нет-нет, — качнул он головой, чуть приподнявшись, чтобы опереться спиной об изголовье и принять полусидячее положение. — Твоя сила, может быть, и пробудила спящий ген прорицания, но это касалось лишь моей силы и моего скрытого потенциала, а легилименция — это всего-навсего способность. Так что отвечаю тебе я лишь из вежливости.

— С тобой невозможно сейчас разговаривать, — отстранённо заметил Риддл.

— То есть на равных? Не волнуйся ты так, скоро действие оборотного зелья должно иссякнуть, — Гарри вытянул ноги, скрестив их. — Или же невозможность морочить мне голову и поучать тебя огорчает? В этом вы с Альбусом как близняшки.

Даже голос Риддла, существенно отличный от его собственного, не вызывал у Гарри прежнего удивления. Сейчас ему было абсолютно всё равно, какой у него тембр и какая внешность. И Гарри чётко определил своё положение и некоторые позаимствованные привилегии, например, нервозность Тома и собственное спокойствие. Но ни его облик, ни новый эмоциональный фон не могли вызвать такой противоречивой реакции у того.

— Кто же ты, Волдеморт? — вновь поинтересовался он, улыбнувшись, и прищурил глаза, мазнув взглядом по побелевшим костяшкам рук, что так сильно сжали подлокотники. — Интересно, могла ли твоя внешность повлиять на блок в моей памяти? — сделав задумчивый вид, громко пробормотал Гарри.

Разумеется, ничего он не вспомнил, но настороженное выражение лица дало желаемый ответ. Прямо в яблочко. Вот только Том не стал бы озадачиваться, если, конечно, не…

— Это опять же риторический вопрос, ведь я всё вспомнил, — признался Гарри.

В этот же самый момент он ощутил грубое прикосновение чужого разума и молниеносно вытолкнул его. Риддл сипло выдохнул, покачнувшись в кресле. Глаза опасно заблестели, скулы заострились, и на лице заиграли желваки.

— Совокупность твоей внешности, остатков твоей силы, твоих способностей и полной безэмоциональности дают интересный эффект. Полная сосредоточенность или же отрешённость, кому как удобно, столь необходимая для окклюменции, — насмешливо протянул Гарри, и фантомное наслаждение вновь растеклось в груди, оставшись лишь призрачным ощущением восторга.

Ему должно быть жаль, что он не может насладиться в полную силу этим триумфом.

— Насколько всё? — в неверии переспросил Том, точно в его словаре пропал термин «всё».

Гарри заметил, как на виске запульсировала жилка, а в глазах, казалось, полопались капилляры, ибо белки приняли болезненно красный оттенок.

— С чего ты начнёшь? Может, с самого начала?

Сохранять полнейшее спокойствие, используя общие вопросы, не составляло для Гарри никакого труда. А вот Риддл, казалось, откровенно растерялся. Всего на мгновение, конечно, но тот стал озираться, будто намереваясь сбежать, и этого хватило, чтобы Гарри вновь задался вопросом: что же хранилось в недрах его памяти?

— Ты морочишь мне голову, — нерешительно прошептал он.

— Ну, не обладая интуитивной легилименцией сродни моей, тебе сложно будет узнать: так ли оно на самом деле, или же ты хочешь в это верить. И по эмоциям ничего не распознать, ибо должное потрясение не наступает… Хоть разум мой ошеломлён, будь уверен, — сымитировал он ласковый тон Риддла. — По истечению этого дня сотрёшь мне память ещё раз? Предупреждаю, Том, попытаешься стереть, — и это положит всему конец, а ты, судя по твоему вчерашнему появлению в моём доме, не желаешь отпускать меня.

Том резко поднялся и вновь прошёлся по комнате, ничего не отвечая.

— Сожалеешь, что оставил тот осколок? — добавил Гарри.

Сейчас сложившаяся ситуация должна была его забавлять, но насладиться по-настоящему никак не получалось. Прекрасная пустота, как и столь же удручающая, наверное.

— Думал, отвлечёшь меня на пару месяцев поисками зелья, и я не буду мешаться тебе под ногами? — задал он следующий вопрос. — Однако, должен признать: этот маленький секрет и вовсе ничтожен рядом со всем тем, что мне удалось вспомнить. И объясняет ту лёгкость, с которой ты подбросил её мне. Хоть тогда мне почудилось, будто в руках я держу Святой Грааль, не меньше; да простит меня Мерлин.

— Ты не понимаешь, — промолвил Том вполголоса, повернувшись, и застыл у подножья кровати.

— Почему же? Понимаю. Теперь каждое твоё действие идеально вписывается в схему. Столь грандиозную, сколь ужасающую схему, — восхищённым тоном протянул Гарри, заметив, как тот ещё больше помрачнел, словно та неуверенность насчёт правдивости слов Гарри начала таять, и Том неспешно принимал истинное положение дел. — И, скорее всего, будет очень больно, когда зелье прекратит дарить мне это блаженное равнодушие ко всему.

— Гарри…

— Имя моё износишь, — резко перебил он, покачав головой.

— Сейчас ты должен понимать, — вполголоса заявил Том, сжав переносицу двумя пальцами, — что я не имею права.

Фантомное волнение переполнило его. Гарри понял, что уцепился за нужную ниточку и предположения оказались верны. Однако теперь не мог решить, в какую сторону ему стоило двигаться. Конкретики не избежать, а оттого, что он притворился, сами воспоминания не вернутся. Так что у него возникла проблема: если спросить, на что Том не имел права, то сразу всё раскроется, если же уточнить, почему тот так думал — тоже. Поэтому, скорчив задумчивую гримасу, Гарри решил потянуть время в попытке найти оптимальный выход из затруднительной ситуации. Приемлемый выход, что позволил бы и дальше дёргать за ниточки, выуживая крохи информации.

— Ты нарушил собственные правила, рассказав всё мне.

Шумно выдохнув, Том отнял руку от лица. Каждая его мышца окаменела от напряжения, а лицо превратилось в непроницаемую маску, что дрожала, готовая вот-вот упасть и разбиться.

— Момент слабости, — отозвался Риддл низким и проникновенным тембром, таким, что, казалось, голоса у них всё же разительно отличались.

— Как и вчера. — Гарри на мгновение прикрыл веки. — Ты презираешь даже одно лишь подозрение в собственной слабости, разве не так?

— Нам не стоит разговаривать, пока ты под эффектом зелья.

— Тогда нам больше никогда не стоит видеться и разговаривать, — флегматично отозвался Гарри, — ведь ты постоянно под эффектом зелья. Хочу заметить, что даже понимаю твою зависимость. Это… восхитительно: ничто не вызывает волнений, никаких терзающих душу мук, притом что суть эмоций для меня полностью открыта. Например, сейчас я могу с уверенностью сказать, что ты мне безразличен, — тягуче-медленно протянул Гарри.

Том остановил блуждающий взгляд на его лице: неприятие этих слов, попытка отдалиться, самоубеждение, твёрдая уверенность… Всё это за долю секунды отразилось в чужих глазах, всколыхнувшись алым маревом.

— Сейчас ты можешь лицезреть себя таким, каким вижу тебя я, — почти что промурлыкал Гарри. — Любопытно, когда же ты принимал дозу? Эффект начал сходить на нет, и я вижу боль, застывшую за этой трещащей по швам маской, — он улыбнулся краем губ. — Твой взгляд так и твердит мне: я так хочу, но не могу, потому что я напуганный маленький мальчик.

Слова возымели удивительный эффект. Риддл выхватил палочку и направил на него.

— У меня, конечно, были другие планы на этот день, — еле слышно сказал он. — Но ты, как обычно, всё испортил, Поттер. Лучше ты проспишь весь день, а потом… потом поговорим.

— Сделаешь это, и мы попрощаемся навсегда, — не дрогнув, ответил Гарри.

— Ты ставишь слишком много условий, но твоё бесстрашие лишь результат полного отсутствия страха.

— Меня удивляет, что ты сам протянул так долго без чувства самосохранения, в чём неустанно обвиняешь меня, — отрезал Гарри. — А если я ничего не боюсь, то ты тоже. Смерти, к примеру. Очередное заблуждение Дамблдора?

— Зелье — удобный инструмент, не более.

— Гарантия, скорее. Боишься поддаться своим желаниям?

— У меня нет никаких желаний в отношении тебя, Поттер, — возразил он.

— Ложь, — снисходительно проговорил Гарри. — Иногда твоя страсть к самообману выглядит даже мило.

Палочка в руке Тома дрогнула, а губы плотно сжались. Повисла гнетущая тишина.

— Чего же мы молчим? Думаешь, наверное, что это всё говорит не Поттер, а сказывается эффект зелья, ведь глупый мальчик Гарри должен любить тебя всем сердцем, — Гарри театрально выдохнул, показывая всю нелепость ситуации. — А ты его, наивного щенка, терпишь под боком. Что же до меня, Том, будь я свободен, то атаковал бы тебя без промедления, а убив — ничего бы не почувствовал. Должен признать, ты поступил даже мудро, сковав меня, — заключил он, показательно дёрнув скреплёнными руками.

Обогнув кровать, Том стремительно склонился, всматриваясь в его глаза.

— А глупый мальчик Гарри любит меня всем сердцем? — внезапно лёгкая улыбка коснулась чужих губ, и Гарри нахмурился. Нельзя было терять контроль. — Но твоя правда — это не ты.

— Как будто ты знаешь, каков он — я, — пожал Гарри плечами.

Злости не должно было быть, однако раздражение появилось, как еле заметный и легко игнорируемый зуд внутри.

Странно.

Том медленно убрал палочку, куда-то её отложив.

— Гарри Поттер — моя головная боль, а не язва, — всё с той же улыбкой заметил он. — И ты слишком самоуверен, думая, что смог бы не только коснуться меня заклятием, но и убить.

— Так отпусти меня, и устроим эксперимент. Я уверен, что запрет не продиктован магией, а лишь чувствами, отговаривающими меня от столь решительных действий.

— Мне кажется, что ты зол, — задумчиво пробормотал Том, сев на край кровати, и схватил Гарри за подбородок, повернув лицо к себе. — Что-нибудь чувствуешь?

— Например? Хоть ты и желаешь так думать, но мне всего лишь интересно: магия ли это или чувства отговаривают меня от хладнокровной расправы над своим врагом.

— А что если и то и другое?

— Приемлемый вариант, — кивнул Гарри, а Риддл убрал ладонь. — У нас, конечно, полно времени, раз ты решил посвятить мне целый день, но чем раньше начнём, тем раньше закончим.

— Поговорим, когда на меня прекратят взирать мои же глаза, — парировал Том.

— А ты всё оттягиваешь с разговором. Страшно, что ли? Разве тебе не приятно смотреть на такого красавчика?

— Считаешь меня красивым?

— То, что ты красив — факт.

— Объективный, лишённый эмоциональной составляющей факт? — хмыкнул Том, прищурив глаза.

— Любовь слепа. Так что будь ты даже чудовищен как гриндилоу, то ничего бы не поменялось, если ведёшь к этому.

Не успел Гарри моргнуть, как уже ставшие привычными черты лица растворились и перед ним предстал когда-то навевающий ужас облик. Бледная кожа обтягивала абсолютно лысый череп, алые глаза опасно сощурились, а прорези вместо носа трепетали. Гарри скользнул взглядом вниз — на впалый живот и выделяющиеся рёбра.

— Разве это чудовищно? — ничуть не смутившись, поинтересовался Гарри. — Не знал, что ты можешь применять морок.

Ни изумления, ни восхищения Гарри не испытал, как и страха. Хоть морок и был сложным навыком, но также довольно-таки нестабильным и мог слететь в любой момент. Это умение всего лишь создавало иллюзию, но не изменяло внешность в отличие от оборотного зелья.

— Удивлён, что ты способен его распознать, — протянул он, оскалившись.

— Всё ещё считаешь меня дурачком? — Том хотел что-то возразить, но Гарри добавил: — Отвлекающий манёвр не сработал.

Мираж растаял, а Риддл глянул на часы.

— Торопишься куда-нибудь? — поинтересовался он. Запястья начали затекать, а кожа чесаться. — Я не смогу провести так ещё одиннадцать часов, Том. Руки отнимутся.

— Могу усыпить, а после развязать.

— Я способен принимать обоснованные решения и полностью безобиден, если ты волнуешься за своё благополучие.

— Ты, Поттер, безобидным полностью не бываешь, — категорично заявил тот. — Не ты ли угрожал мне смертью недавно?

— Не воспринимаешь юмора, значит. Кстати, поделишься со мной зельем?

— Гарри…

— Всего лишь шутка, — хмыкнул он, заметив опасный огонёк в чужом взгляде.

— В каждой шутке есть толика правды.

— Как будто желание тебя убить — секрет, как и немалая польза от бесчувствия. Должен заметить, что ты изрядно потрепал мне нервы, и я бы даже рад больше ничего к тебе не испытывать. Как сейчас.

— Прекрати повторять это.

— Неприятно? — Гарри расплылся в улыбке. — Почему же не отпустишь, если отказываешься от чувств, что я в тебе пробуждаю? А судя по силе зелья, это не просто симпатия. С ней бы ты справился и без искусственных подавителей.

Том сначала нахмурился, а затем резко подался вперёд, буквально нависнув над ним, и грозно отчеканил:

— Ты. Ничего. Не. Вспомнил!

Гарри закатил глаза и с неким горестным оттенком выдохнул. Всё-таки сорвался. Прищурившись, они уставились друг на друга, пока он не рискнул задать вопрос:

— И где я прокололся?

— Взгляд, — криво усмехнулся Том, — алчущий ответов. Вот и нужда стирать память отпала.

Гарри понимал, что то была отговорка, но допытываться до конкретных слов не имело смысла.

— Ты бы это сделал?

— Пришлось бы.

Гарри отвернулся, не ощутив ни капли лжи в чужих словах. Не сказать, что он почувствовал досаду, просто смысловая нагрузка этой фразы пришлась ему не по вкусу.

— Эффект от зелья снижается, что неоспоримо, — протянул Том, вновь дёрнув его за подбородок, и заставил посмотреть на себя.

— Полагаю, ты не оборотное имеешь в виду.

Риддл лишь кивнул, изучая его лицо с азартом магозоолога, открывшего новый вид волшебных существ.

— И сколько часов у меня осталось?

— Без понятия, — вздохнул Том так, будто сам факт того, что к Гарри возвращались эмоции, не обрадовал, а скорее наоборот, озадачил, если не сказать больше — откровенно расстроил.

— Ты что, ещё его не испытывал? — поинтересовался Гарри, наткнувшись на его красноречивый взгляд. Опять в яблочко. — Стало быть, иная дозировка, что так же… неэффективна? А может, повлияло оборотное зелье? Вот об их совместном воздействии на организм я как-то не подумал, лишь предположил, что раз ты употребляешь зелье, а у меня будет твоё тело — то ничего страшного не должно произойти, — чуть охрипшим голосом заметил Гарри.

Оборотное зелье имело лишь одну опасность и то связана она была с частичкой добавляемого человека, а не с побочными эффектами или же передозировкой.

— Раз уж мы определились, что ничего я так и не вспомнил, к моему превеликому сожалению и твоей же столь немалой радости, то теперь свободно могу спросить, имея призрачную надежду получить чистосердечное признание. Ты сам говорил, что не способен испытывать положительные эмоции, тогда… откуда они появились? — Гарри склонил голову, потершись лбом о согнутую руку в попытке убрать лезущую в глаза прядь волос. — Или, надо думать, это я такой особенный, что заразил тебя своей силой любви?

Риддл не спешил отвечать, как он и предполагал, лишь коснулся его лба, смахнув мешавшие пряди назад, и украдкой улыбнулся, а следом прошёлся рукой под его мантией, настойчиво ощупав Гарри.

— В заднем кармане, — подсказал он, приподняв бёдра, и чужая рука тотчас юркнула туда, а пальцы скользнули в крохотный карман брюк. — Знаешь, а меня даже заводит представление того, как ты сам себя за зад сейчас тискаешь.

Гарри томно выдохнул, а Риддл хмыкнул, выудив, наконец, из кармана его брюк крошечный флакон.

— Это простой нейтрализатор ядовитых свойств, — отстранённо пояснил он. — Ничего необычного.

— Разве мне не нужно принять его?

— Нет. Для того чтобы в крови скопился яд, одной дозы недостаточно, — Том вернул склянке оригинальный размер.

— То есть ты добровольно травишь себя, только бы не любить меня? Знаешь, звучит это ужасно.

— Всё куда сложнее, Гарри.

— Ты уже говорил. Но что, если многочисленные сложности тобой же и выдуманы, а на самом деле всё намного проще? Я ведь успешно воспользовался окклюменцией, а легилиментов сильнее тебя ещё нужно найти, и вряд ли они узнают о скромном мне… Тогда в чём проблема?

— О скромном тебе, — невесело усмехнулся Том. — Как ты думаешь, Гарри, твоя символичная фигура рядом с моей не вызвала бы ни у кого никаких вопросов? Мир куда больше, чем ты можешь себе представить, — добавил он, задумчиво покручивая склянку в руке, — и куда опаснее. Не проходит и недели, чтобы какое-нибудь издание не воспользовалось твоим именем на первой полосе. «Ежедневный пророк», «Новости Волшебного мира», даже «Еженедельник ловца» и «Спелла», — со смесью удивления и презрения заметил Риддл, оставляя флакон на тумбочке. — И это не стихнет довольно-таки долго. Для своего поколения ты герой, и оно воспитает следующее, что также будет почитать Гарри Поттера, — победителя Лорда Волдеморта — и ты продолжишь быть под прицелом всего мира.

Гарри сглотнул. Неясное волнение переполнило каждую клеточку тела, выплёскиваясь наружу в виде физической дрожи. Он не нервничал, но его всё равно будто лихорадило.

— Я не победил. Стоит тебе выйти на свет, как вся шумиха вокруг меня стихнет. Я стану чуть ли не обманщиком, а ты, наоборот, займёшь моё место любимчика прессы — «Тот, кого нельзя убить и герой-фальшивка»? — вполголоса промолвил Гарри, а следом шумно выдохнул.

Такой поворот даже облегчил бы ему жизнь, с одной стороны. Однако, с другой — отрицательная репутация тоже надоедлива. Преследования продолжились бы с иной целью — поливать грязью несостоявшегося победителя, к примеру, что уже случалось.

— Ты сделал то, что должен был, — отрезал Том, слегка склонив голову, точно размышляя над чем-то. — Это не обсуждается. Когда самостоятельно всё вспомнишь, тогда и настанет момент уверенности в твоём состоянии защитить себя и свой разум.

— А сам-то ты будешь готов к этому? Я видел твою реакцию и уверен, что то было не представление. Возможно, сейчас, как и всё остальное, любопытство отмерло, но, когда восстановится… я же не отстану от тебя, Том.

— Перекочуешь из головной боли в мигрень, — улыбнулся Риддл, словно его это ничуть не беспокоило.

— В кожный зуд, скорее. Но дело не только в сохранности, — подметил Гарри, сощурив глаза. — Так ведь? Мне кажется, будто ты считаешь, что эти знания сделают меня несчастным, поэтому стабилизация моего сумбурного разума — главное. Опасаешься, что, узнав всё, я натворю глупостей, так как в твоём представлении я вечно что-нибудь творю и в довольно-таки идиотской манере по меркам всё безукоризненно распланировавшего Тома Риддла.

Улыбка Риддла померкла.

— Мы опять же возвращаемся к прежней теме. Опасаюсь ли я твоего сумбурного разума? Куда больше я страшусь того, что некто может воспользоваться этим, потому что, Гарри, каждое твоё движение, каждое твоё желание, даже то, в какой ты одежде появляешься на публике, какие блюда ешь, какие решения принимаешь — всё это освещено в газетах.

— Ты перебарщиваешь, — покачал он головой.

— Неужели? — вскинул брови Том, и в тот же самый момент в его руке появилось последнее издание «Спеллы», что он бросил на кровать. На первой странице говорилось что-то про завидного жениха, стиль форменной одежды в Министерстве и новое волшебное средство, которым герой пользуется для укладки волос… Какой укладки-то? Да он и причёсывается иногда с трудом, так… рукой проведёт — и готово.

Тут же поверх журнала упал «Еженедельник ловца».

«ПОТЕРЯ ИЛИ ЖЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ?»

«…Мир квиддича потерял одного из самых многообещающих ловцов, Гарри Поттера. Но не стоит отчаиваться, ведь взамен мир приобрёл лучшего ловца за тёмными колдунами и ведьмами. Так что это всё-таки — потеря или приобретение? Берегитесь же те, чьи помыслы нечисты!..»</p>

Дальше Гарри читать не стал, прикрыв веки на мгновение.

— Ты коллекционируешь их, что ли? — поинтересовался он.

— Места бы не хватило.

Бумажные издания исчезли, а Гарри очень не хватало отсутствующего ощущения горечи сейчас. Оно должно было быть там, внутри.

— Осуждаешь публичность?

— Нет. Скорее, её порицаешь ты, для меня же это явление ожидаемо. Но твоему положению сопутствуют некоторые неудобства. В какой-то момент ты должен перестать делать вид, что ты — просто Гарри, а всё внимание — незаслуженная заслуга, и научиться управлять тем, куда падает освещение вокруг тебя.

— Подкупать прессу.

— Перенаправлять внимание.

— Я попаду под прицел, — медленно выговорил он, словно освещая неоспоримую истину, и отнял взгляд от уголка кровати, что старательно гипнотизировал, переключая всё внимание на Тома.

— Это будет лишь твоим выбором, Гарри. В ту ночь ты был не готов, а я совершил ошибку, решив всё за тебя, — Риддл нервно провёл рукой по волосам.

— Думаешь, если я буду развязывать один узелок за другим, у меня появится лишнее время подготовиться к великой и ужасной правде? Ты поступаешь, как Альбус. Скрываешь всё… чтобы воспользоваться мной в нужный момент. — Гарри ничего не чувствовал, — ни горечи, ни грусти — но слова почему-то дались с трудом. Он точно вытолкнул их из себя насильно.

— Я уже воспользовался тобой, и ты прекрасно осведомлён об этом, — Риддл без тени улыбки заглянул в глаза. — И разве всё именно так выглядит? Времени для подготовки никогда не бывает излишне много, Гарри, а я лишь даю тебе право выбора. Однако, распечатав воспоминания, помни — ты сам так решил.

— Некоторые люди просто излишне любопытны и не хотят ничего решать, — заявил Гарри, недовольно дёрнув затёкшими руками. — Сваливаешь всю ответственность на меня. Разве это честно? Когда я даже не знаю, что там сокрыто.

— Жизнь вообще несправедлива.

— Сейчас скажешь — не вся ли твоя жизнь, Поттер, сплошная несправедливость? Ты становишься предсказуемым, Том.

— Предсказуемым? Ты меня безумно расстроил, малыш. Когда полностью овладеешь легилименцией — это будет убийственно, — хмыкнул Риддл на вид ничуть не расстроенный.

— Однако от меня в качестве возлюбленного ты отказываешься?

Том не торопился отвечать, а он — услышать ответ. Решение принималось на месте, однако, вопреки обыденному методу действия, — импровизации — не было спонтанным. Гарри ясно понимал, что означало это молчание. Оно превращалось в один весьма прискорбный термин, которым он мог описать себя, и это «ненужный». Наверное, ощущай Гарри всё как раньше, сейчас было бы очень досадно. И хорошо, если только досадно, так как в настоящее время его способность познать всю глубину этого чувства была нарушена.

— Так и быть, Том, — начал миролюбиво Гарри, ласково перекатывая это имя на языке и почти что ощущая его горьковатый привкус. — Для тебя я пятое колесо в телеге. Должен признать, не то чтобы я этого раньше не понимал, но предельная ясность — это нужный толчок. Я не задавал тебе таких вопросов, а ты настолько красноречиво ещё не молчал.

Гарри встретился взглядом с Томом, будто внимающим каждому его слову, и переключил внимание на его мерно вздымающуюся грудь, продолжив:

— Вчера ты пропустил всё мимо ушей, однако моё решение от этого не изменилось. Возможно, тогда я и погряз в отрицании, зато сейчас полностью уверился в своих изначальных намерениях. Раз уж ты даровал мне свободу выбора, хочу любезно сообщить, что я, как ты и просил, не собираюсь играть с тобой в любовь.

Гарри заметил, как чужая грудная клетка замерла на мгновение, а после ритмичное, едва ли учащённое движение возобновилось, и мысленно расплылся в улыбке, смутно ощущая расплавленное удовольствие. Осклабившись, он продолжил бормотать:

— Я упрощаю тебе жизнь, не так ли? Подозреваю, всё это будет довольно-таки неприятно, когда чудодейственное лекарство растворится... И тем не менее я справлюсь. Мне не впервой.

Гарри делал вид, что болтает сам с собой, почти что легкомысленно рассуждая о собственном будущем, в то время как Риддл всего лишь его случайный слушатель, но уж точно не тот, ради кого вся эта исповедь изначально затевалась.

— Раз уж нет смысла отрицать, что у меня есть некая тяга и к собственному полу, то, скорее всего, я обращу внимание на кого-то похожего на тебя, ведь разум — сложная штука, — машинально вздохнул Гарри, и будь возможность двигать рукой, потёр бы лицо, чтобы смахнуть липкую паутину усталости. — Один из новоприбывших мракоборцев... У него схожие с тобой замашки. Себастьян что-то там — вроде так его зовут? А может, и нет. Может, напротив, сосредоточу внимание на полной твоей противоположности…

— Нет, — грубо прервал его речь Риддл, а затем низко и опасно добавил: — Если мне не изменяет память, то вчера мы с тобой всё решили.

Гарри поднял взгляд к его лицу и оценил плоды своих усилий: Риддл был зол. Даже не зол, а в ярости, что затуманила взор, сделав его угольно-чёрным и до мурашек пронзительным.

— Мы с тобой ничего не решали. Ты закрыл мне глаза, а я поддался этому, притворившись слепым. Однако проблема не исчезла. Считаешь, что имеешь право запретить мне жить дальше и любить в своё удовольствие того, кто сможет без страха ответить на мои чувства тем же?

— Да, считаю, — отозвался тот лениво, медленно склонившись.

— Эгоистичный ублюдок, — шепнул Гарри в губы, заметив, как Том напрягся.

— Не дерзи, мальчишка. Ты сам пожаловал ко мне вчера.

— Я не намеревался развлекаться с тобой… У меня были дела и поважнее, — парировал Гарри. Он ощущал себя абсолютно расслабленным, ведь говорил правду: планы и правда были. Вот только перевес был в пользу Тома, а не планов.

Риддл вернул ему насмешливый, едкий взгляд, так и твердящий: и закончились твои планы на дне стакана огневиски.

Что ж, это нельзя было отрицать.

— В таком случае, Поттер, какое тебе есть дело до зелий, которые я пью? — с некой наивностью поинтересовался Том, как будто и правда был озадачен всей этой ситуацией.

— Мало ли ты изобрёл очередную опасную для окружающих игрушку. Знание есть сила, — нахально улыбнулся Гарри.

— При взгляде на тебя думаю, что я действительно изобрёл очень опасную игрушку.

— И опять же мы в тупике. Что же ты будешь делать если я решу жить так, как мне хочется и с кем хочется? Запрёшь у себя в номере?

— Да хоть бы и так, — процедил Том, хищно прищурив глаза. — По крайней мере, ты не будешь встревать в неприятности.

— Альбус как-то говорил, что ты сам создал себе худшего врага в моём лице. Что твоя диктаторская натура всегда была напугана всеми теми угнетёнными душами, и в них же ты искал того, кто бросит тебе вызов. И вот он я — освободитель всея Британии — теперь лежу связанный в твоей постели, а ночью, хочу заметить, даже не попытался придушить тебя, такого беззащитного и полностью открытого, — шепнул Гарри и потянулся всем телом к нему, попутно замечая промелькнувшую эмоцию: его слова развлекали Тома. — И вот он ты, желающий убить меня почти что семнадцать лет, — может статься, даже дольше — нынче обеспокоенный тем, буду ли я влезать в неприятности. Не находишь это абсурдным? Кстати, как тебе флирт с самим собой? Наверное, познавательно, или же ты этим занимаешься каждое утро, пока глядишь в зеркало?

Том протянул ладонь, сжав его затылок, и заставил откинуть голову назад, отчего Гарри пришлось скосить взгляд.

— Займёмся любовью? — продолжил он, нервно облизав губы. — По сути, твоя гордость не пострадает от секса с самим собой, возможно, даже раздуется ещё больше, так почему бы нам не поменяться ролями?

Заметив смазанное движение бровей, — то ли вверх, то ли вниз — будто Риддл не понимал, удивляться ему или же злиться, Гарри хрипло рассмеялся.

— Тебя возбуждает дерзить мне, Поттер. Надо же, — Риддл слегка сжал затылок, массируя его. — В тихом омуте бесы водятся<span class="footnote" id="fn_27263998_1"></span>, как оказалось. И всё же я вижу перед собой именно тебя, а не себя. Интересно, не правда ли?

— Меня? — задумчиво переспросил Гарри, желая коснуться собственного лица и понять, не начал ли его облик возвращаться. Однако сопутствующие возврату ощущения отсутствовали. — Гм… дерзить тебе сейчас и правда должно быть приятно. Помнишь, как ты стирал собственные вещи, а я стоял и смотрел на весь этот беспредел? Издевательства над тобой всегда способствовали каменному стояку.

И он булькнул в задушенном смешке, вопреки полному отсутствию какой-либо радости от сего осознания.