Глава 21. Задыхаясь и сгорая (1/2)

Держись за меня, не ставь на мне крест.</p>

Если я начну тонуть, ты протянешь мне руку?

Я так напуган… Помоги же мне вдохнуть,

Помоги вдохнуть!

Если бы я покорил весь мир, не позволяй им отобрать мою душу,

не хочу жить высокомерием, невежеством, эгоизмом, что глубоко внутри.

Не позволяй этой искре зажечься, если я её недостоин.

Не хочу больше ранить.

Если бы моё королевство сгорело дотла, ты всё ещё любил меня?

Ты бы всё ещё держался за меня или покинул бы, оставив в прошлом?

Повернись и беги.

Если бы моя честь вспыхнула пламенем, ты бы всё ещё хотел меня?

Пришёл бы спасти или позволил бы огню сжечь меня до пепла?

Я допустил это.

Если бы я был никем, просто обычным человеком, одиноким странником,

ты бы всё ещё любил меня или это какая-то извращённая игра?

Используй меня, пока я предлагаю то, в чём ты нуждаешься.

Любовь так просто потерять.

Если моё здоровье ухудшится, ты позаботишься обо мне?

Ты утешишь меня или позволишь пламени обуглить плоть?

Если моё тело превратится в камень, ты будешь жить для меня?

Будешь ли ты думать обо мне или позволишь ветру выжечь все воспоминания?

Ведь любовь так просто потерять.

Свободный перевод

Nathan Wagner — Suffocate

Nathan Wagner — Burn </p>

</p>

Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Гарри перевёл взгляд. Тикают они или же остановились?

Время.

Хотелось бы ему повернуть всё вспять; изгнать из себя мысль найти Риддла, поговорить с ним, сказать чётко и ясно: «Я влюбился в тебя, сделай же с этим что-нибудь. Помоги мне». Хотел бы он воспользоваться чарами Перевёрнутых Часов, если бы это не было столь опасно. Сколько Гарри сейчас всего хотелось и одновременно ничего.

Абсолютная пустота.

Когда он вернулся в штаб, то не стал ни о чём докладывать. Это было глупо — умолчать, но и сообщить о непонятных поступках Тома Гарри не смог. Докатился. Став мракоборцем, получив не только привилегии, но и достаточно чёткие обязанности, вместо выполнения долга он скрывает делишки Тёмного Лорда.

С другой стороны, поимка Фенрира — это занятие для Секции отлова оборотней, а не мракоборцев. Так что Гарри особой вины за собой не чувствовал; да и показания были бы несколько бессвязными: пришёл Волдеморт, что на свободе с подачи Министра магии, поймал бывшего приспешника, а затем растворился. Всё.

«Где же был ваш напарник?» — спросили бы его.

«Без понятия», — пожал бы он плечами. Чистая правда, звучащая ещё чудней.

Кстати, о напарниках…

Август Вагнер пронёсся мимо подобно торнадо, кинув на Гарри нечитаемый взгляд, а следом ему мило сообщили, что теперь он в паре с другим немцем. Осталось лишь гадать — попросил ли Вагнер самостоятельно о смене напарника или же так решили? Но оснований для стороннего вмешательства Гарри не видел, так что, скорее всего, это Август нажаловался. Впрочем, ему было абсолютно безразлично, какой немец будет вертеться под боком.

Гарри не терял времени даром и незаметно подпитался из запасов зелий мракоборцев. Хоть раны от когтей оборотня трудноизлечимы, но Фенрир находился в человеческом обличии, и он оптимистично надеялся, что всё обойдётся. Во всяком случае физические ощущения эдакой старой развалины успешно испарились, позволяя вернуть свободу движений, а вот желание поговорить с Томом лишь усилилось. Особенно когда Гарри увидел группу немцев около портала вместе с Грейбеком. Почему им занимались они, а не отряд отлова, он не понимал, да и как тот оказался в их власти — тоже.

Оборотня можно было опознать исключительно по замаранной кровью одежде, всклокоченным волосам и заострённым когтям; всё остальное походило на непонятную изуродованную массу, больше мёртвую, чем живую. Но грудь вздымалась, а значит Грейбек был жив.

Невольный и волнующий трепет проник глубоко внутрь вместе с разными сомнениями. Проводя параллели, он только ещё больше терялся во всей этой ситуации. Сильнее склоняясь ко второму варианту, Гарри считал, что утаил или триумфальное воссоединение соратников, или же исчезновение — смерть — Фенрира с концами. Тогда каким образом преступник очутился в штабе мракоборцев?

Столь же интересным ему представилось и другое — каким образом Том знал, где его искать?

Мимо вновь пролетел Август.

Озадаченно пялясь в его спину, Гарри с каждой секундой становился всё мрачнее. Уже бывший напарник стал озаряющей догадкой, подталкиваемой новоиспечённой интуицией. Только Вагнер располагал сведениями о местоположении Гарри, если уж конкретизировать, то о точном расположении. В свою очередь, Вагнер являлся сотрудником Кунца, а тот — недостающее звено, что вело прямиком к Риддлу. Связь пробежала столь же быстро, как и идея воспользоваться легилименцией или же применить Империус на Вагнере. Весьма опасные мысли, несомненно. Естественно, вежливого ответа Гарри не ждал от Августа. И не получил.

«Fick dich, Поттер!» — злобно процедил тот.

Казалось, Вагнер теперь его ненавидит не меньше Драко во время обучения в Хогвартсе. Или ему почудилось, или это была какая-то неадекватная реакция. Импульсивная и весьма отрицательная для едва знакомых людей. В любом случае Гарри не стал возвращать любезность, только помахал ему рукой, вежливо улыбаясь.

У него были другие дела.

День рождения Тома, к примеру.

Желание сделать ему подарок назрело само собой, как и идея, что именно подарить. Хотя он понимал, что никакая другая сова не заменит Буклю, как и никакая другая змея не заменит Тому Нагини, но решил сыграть в эту игру: всё или ничего. В голове назревал, нельзя сказать, что гениальный, но вполне достойный план.

Однако в магазине его ждал сюрприз в облике недовольной гримасы и взъерошенной рыжей макушки лучшего друга. Рон сделал вид, что Гарри не существует: прохаживался из стороны в сторону и активно его избегал, но стоило отвернуться, как Гарри затылком ощущал тяжесть чужого взгляда.

Рон явно был не готов к разговору, и Гарри не собирался быть тем, кто его начнёт. Неприятных бесед ему хватило с лихвой. Поэтому он просто сделал вид, что ничего не происходит, и прошёл в зону пресмыкающихся.

Змею Гарри выбирал долго, точно собеседование проводил: каждая имела собственные привычки, даже голос, и, конечно же, норов, а он пытался угадать, какой из них совпадёт с характером будущего хозяина. Так как с недавнего времени характер Риддла стал для него полнейшей загадкой.

В конце концов, змея выбрала Гарри, а не наоборот.

«Хватит на нас с-смотреть, человек. Надоел уже», — гордо прошипела та и отвернулась от Гарри, скрутившись в клубок.

Королевская кобра была прекрасна: совсем юная, но уже достигшая солидных размеров. А пока Гарри втихаря донимал её расспросами, ему вспомнилась самая первая беседа с питоном. В тот момент он не увидел ничего отталкивающего в чешуйчатом создании, как и сейчас, впрочем.

По возвращении домой наступил самый сложный этап: осознание того, что он собирался сделать в ближайшее время. Нужно было найти Тома. Кричера Гарри оставил на экстренный случай, сперва решив попробовать по-другому.

Димбл отозвался сразу же.

«Ты не мог ни сказать, ни показать, куда переместил Тома в то утро, так? — начал Гарри, а эльф настороженно кивнул. — Предположительно, этот приказ относился к той точке, куда ты его перенёс, — удовлетворённо продолжил он. — Совпадает ли то место с местом временного проживания Риддла?»

Димбл молчал, поглядывая исподлобья огромными чуть озорными глазами. Гарри понимал, что нащупал лазейку в приказе и обрадовался, как ребёнок, чуть ли не подпрыгнув вместе с домовиком.

«Полагаю это не секрет, ведь Гарри Поттер хочет навестить мистера Риддла, — забавно покачиваясь, начал эльф. — Сходить в гости, — подчеркнул тот, — а не следить за ним».

«Именно так», — хмыкнул Гарри.

«Запрет был наложен на перемещения, но не на название места проживания, — Димбл довольно кивнул. — Мистер Риддл живёт в отеле «Призрачная Империя». Только я не могу перенести Гарри Поттера… Гарри Поттеру придётся пробраться самому».

Интересное убежище себе выбрал Том: странное, как и всё, что его окружало в последнее время, и вместе с тем весьма ожидаемое. Как обычно — противоречиво.

Призрачная Империя была знакома Гарри, хоть и сам он там ни разу не был. В отеле чаще всего селились иностранные волшебники, делегации или же гости Министерства магии. Для всех остальных Империя была закрыта. Можно было предположить, что Кингсли поспособствовал размещению Тома в отеле, ведь Империя хранила анонимность и отчитывалась напрямую перед Конфедерацией. Иногда там проходили конференции или официальные мероприятия, а также празднества. И нет, этого Гарри не знал: он связался через камин с Драко, и тот во всей красе расписал ему место, куда он собирался бесцеремонно ввалиться; как и весьма скептически отнёсся к его намерениям. Пробраться в такое место равнялось набегу на Гринготтс, но раз Гарри уже однажды проник в банк и даже успешно выбрался, то прогулка в отель казалась сущим пустяком. В крайнем случае он мог воспользоваться служебными полномочиями мракоборца или же своим громким именем.

Воспользовался, называется.

Лучше бы он ничего не делал. Лучше бы остался дома. Лучше бы администратор Империи вышвырнул его, а тот управляющий промолчал. Лучше бы, лучше бы, лучше бы…

Гарри ожидал высокого уровня конспирации и анонимности, как выразился Драко, а Риддл даже имени не сменил. Зачем только тот итальянец разрешил ему воспользоваться порталом, почему кинувшийся следом администратор не остановил Гарри тогда у двери?..

В его голове было так много этих зачем и почему, как секунд в бесконечности.

Предопределённость судьбы.

Он столько хотел ему сказать, когда направлялся в отель, столько мыслей в голове не давало покоя, и куда больше — эмоций. Внезапное осознание, что он чувствует всё острее, чем когда-либо, а чувства гулко резонируют, будто пробуждаясь ото сна, хотя всё это должно было остаться позади. После войны Гарри ощущал себя состарившимся на пару десятков лет, а теперь наоборот, как если бы вернулся на несколько лет назад.

И он нервничал.

Гарри не знал, как Том воспримет его появление. С одной стороны, мелькала непоколебимая уверенность в себе, можно сказать, гордость, что смог отыскать это место самостоятельно, с другой — боялся, что подарок будет обесценен или же вовсе принят за досадное недоразумение. Недопустимую оплошность с его стороны. Всё-таки Нагини была не простой змеёй, а Маледиктусом, и её разум был совершенно на ином уровне.

И была ещё одна вещь, что больше прочих выбивала его из колеи, заставляя покрываться холодным потом и вздрагивать от предвкушения: он хотел предложить Тому каплю силы. Ну, или не совсем каплю, а сколько тот сочтёт нужным забрать.

Гарри всю неделю пребывал в каком-то странном состоянии, но стоило повстречать Риддла в лесу, как барьер лопнул, — и лавина чувств обрушилась. Страсть смешалась с тоской, раздражение от поведения Тома с новоявленной нежностью. Эта гремучая смесь буквально душила его, оборачиваясь осязаемой нуждой поскорее увидеть причину своих постоянных проблем.

А затем он увидел его.

Казалось, свет вокруг померк, тем самым помещая в фокус одну точку перед его глазами; определённо место, от которого хотелось отвернуться; одну сцену, которую хотелось забыть.

Внутри разжигались угольки и тлели — они обжигали его душу, испепеляли сердце и обугливали плоть. Каждую секунду, что он находился там, Гарри умирал и возрождался; срывался в бездну, желая упасть, и цеплялся за край, не позволяя себе такой роскоши.

«Пришёл… поздравить тебя». — Он помнил свой голос, а тот казался чужим. Неестественно хриплым и пронзительно громким одновременно, точно он сам себя пытался переорать. Точно в нём ругались два человека и кричали до хрипоты наперебой, пока он находился в роли стороннего зрителя.

Незнакомка прижалась к Тому, а тлевшие угольки внутри вновь заполыхали, разъедая душу с большим рвением, рождая непонятные желания, настолько тёмные, что он сжал кулаки и сцепил зубы до скрипа. До боли в дёснах.

Она смотрела на Гарри с таким откровенным недоумением, а жалась к Риддлу с такой уверенностью в себе, что Гарри на мгновение прикрыл глаза, дабы не видеть эту не лишённую гармонии картину. Картину, что отравляла его не менее действенно, чем яд Василиска.

Сердце осыпалось, а из пепла прорывалось нечто острое — осколок льда, что с каждым ударом заживо кромсал его изнутри, превращая каждый вздох в мучительную пытку, что никак не кончалась.

Шаг вперёд. А затем второй. И следом третий. Остановился. Потом поворот. И снова остановился.

Нужно было что-то сказать змее, но Гарри плохо соображал что именно.

«Можешь показаться. Служи… и будь верна». — Он не видел, но почувствовал негласное согласие змеи, и также её раздражение.

Раздался еле слышный скрип бумаги, глухой стук крышки об пол, тихое, ничего не значащее шипение кобры… И опять нужно было открыть рот и произнести какие-то слова, но те давались всё сложнее, а язык словно прилип к нёбу. Гарри буквально приходилось извлекать их, выталкивать из себя насильно.

«С днём рождения, Том».

Вот и всё.

Гарри не помнил, как оказался за дверью; ощутил лишь, как силы стремительно покидали тело, будто из комнаты вышла пустая физическая оболочка.

Он не мог думать, не мог здраво рассуждать, не мог ничего понять, только ощущал разрывающий нутро огонь, состоящий из разнородных чувств, некогда чуждых. Внутренности плавились, а он придерживался стены, желая оказаться как можно дальше от проклятой комнаты.

Гарри вошёл в портал, а из него буквально вывалился. Администратор на повышенных тонах что-то говорил, но он не понимал ни слова — в ушах стоял оглушающий шум.

«Нужно идти», — одна лишь мысль билась набатом в голове.

Идти куда глаза глядят.

И он пошёл.

«В таком виде на улицу нельзя, — Гарри дёрнули за плечо, и он послушно остановился, мазнув взглядом по руке, удерживающей его за плечо. — Вы, похоже, в состоянии аффекта. Не делайте глупостей, Гарри», — мягкий голос с лёгким иностранным акцентом прорывался сквозь шум и оседал запоздалым восприятием окружения. На нём была форма мракоборца. Гарри мельком заметил взмах руки управляющего и опустил взгляд. Дезиллюминационное заклинание. — Так лучше. И всё же, может, вам стоит отправиться домой? На улице дождь и снег. Не самая благоприятная погода для поздних прогулок…»

«То что нужно», — пробормотал Гарри и вышел на улицу, не оглядываясь. Магическая дверь сомкнулась за спиной, исчезая.

Переулок оказался пуст, а хлопья снега с примесью дождя тяжело оседали на плечах и лице.

Улицы тоже пустовали: канун Нового года вкупе с плохой погодой разогнали маглов. Пошатнувшись, он замер. Клубок пара вырвался изо рта, и Гарри шагнул вперёд. Ему хотелось ощутить беспощадный холод, пробирающий до костей, хоть зима была на удивление тёплой в этом году. Однако форма мракоборца мешала сему намерению, как и наложенные на неё чары.

Медленно расстёгивая застёжку за застёжкой, он стянул мантию, уменьшил её и сунул в карман. Ощущая, наконец, как влажность прорывается за ворот рубашки, а ткань неспешно намокает, Гарри встрепенулся, застыв, и уставился на небо. Простудиться ему не грозило; с тем количеством лечебных зелий, что циркулировало в организме, наверное, даже драконья оспа была не страшна. А вот остудить голову казалось просто жизненно необходимым.

Мысли потихоньку собирались, и Гарри набрал полные лёгкие морозного воздуха, шумно выдохнув. Вот так — вдох-выдох.

Вдох и выдох.

Колючий холод каждой капли приятно обжигал кожу, пропитывал рубашку, капал с кончиков волос, скатываясь по лицу, застывал на ресницах. Сглотнув комок в горле, Гарри шагнул вперёд и аппарировал.

Глухой хлопок откликнулся звенящим эхом в голове. Согнувшись, Гарри оперся руками в колени, и ткань тотчас намокла, пристав к коже.

«Так… Так!.. Так, так, так. — Попытка номер два прийти в себя окончилась неудачей. Мысли рассыпались, а на сердце стало ещё тяжелее. — Чёрт!»

Думать не хотелось, вспоминать ещё меньше — Гарри просто не мог. Он ясно понимал одно — его чувства неоспоримы, совсем не призрачны, наоборот, слишком сильны. И это медленно, беспощадно и методично убивало его. Гарри заживо разлагался изнутри, столь же ярко осознавая, насколько в безвыходной ситуации он оказался. В том номере осталась не только змея, но и его сердце. Как же глупо. Как же чертовски глупо…

Сжав колени до боли, он сморгнул. Хотелось кричать, и тихий рык завибрировал в груди, взорвался в горле раскатистым звуком, а Хайгейтский лес проглотил тоскливый вой и распространил его эхом по окрестностям. Гарри судорожно закашлялся: в горле неприятно щекотало — он временно охрип. Зато тугой узел внутри, состоящий из ревности, боли, гнева и разочарования, немного ослаб. Самую малость, и тем не менее этого хватило, чтобы перевести дыхание. Смешно, но он не мог винить Риддла ни в чём. Том ни разу ничего не обещал ему, и он не имел права на ревность… Но когда здравый смысл останавливал это ужасное чувство?

Гарри ревновал Чанг к Седрику, ревновал Джинни к Дину… но никогда ни одно из этих чувств не опустошало его настолько быстро, не терзало его так сильно, не превращалось в столь необъятную физическую боль. Почему?..

Присев на корточки, Гарри уткнулся лбом в колени, запустив пальцы в волосы, и судорожно потянул насквозь промокшие пряди. Он промок до нитки, и хоть это и помогло восстановить эфемерное равновесие, но дыра внутри никак не хотела затягиваться. Все эмоции ускользали через неё, проваливались внутрь, исчезая без следа.

Зачем?..

Зачем он цеплялся за Риддла? В лавке Ваблатски, в лесу, а теперь ещё и домой наведался, точно влюблённый дурачок, преследующий объект своей привязанности. Гарри представил, как выглядел со стороны в тот момент, и захотелось вновь завыть, теперь уже от стыда и затравленной гордости, что жалобно пищала на задворках сознания.

Кого он пытается обмануть?

Он и правда влюблённый дурачок, преследующий объект своей привязанности. И с этим определённо надо что-то делать. Только что?

Перед глазами всплыла изящная спина незнакомки, обвитые вокруг шеи Тома руки, прижатые друг к другу тела, и Гарри потёрся лбом о влажную ткань брюк, ощущая, будто шрам до сих пор мог болезненно жечься.

Дождь остановился, а снег, наоборот, увеличил напор. Буквально стуча зубами, Гарри медленно поднялся, ощущая лёгкое головокружение. В канун Нового года, в полном одиночестве, промокший до нитки в старом лесу… Чем он занимался?

Тихий смешок вырвался помимо воли. Откинув голову, Гарри обхватил себя за плечи, сдавленно посмеиваясь. Смешок за смешком, а ломкий смех потрескивал в абсолютной тишине, чтобы потом превратиться в безудержное веселье. Он смеялся до слёз, до икоты, до колик в животе и давящей боли в груди.

Что ж, Том победил.

Мышцы лица онемели, а улыбка медленно сползла. Он не знал, сколько времени провёл там, пялясь в одну точку, словно полубезумный, но влажная рубашка отвердела, покрываясь коркой инея, а влага на ресницах и волосах превратилась в осколки льда. Холод мало-помалу сковал нутро и, наконец, отрезвил разум.

Кричер в мгновение ока появился рядом, пробурчал что-то о больном на всю голову хозяине и перенёс его. Гарри не протестовал: он и был больным на всю голову.

Дом встретил умиротворённой тишиной, что легла печалью на зудящую душу. Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Гарри перевёл взгляд. Тикают они или же остановились?

Внезапное ощущение одиночества пронзило насквозь, заставляя остаться прямо там — в гостиной. Гермиона хоть и не обмолвилась, тактично избегая эту тему, но, скорее всего, они планировали встречать Новый год в Норе; Драко, как обычно, с родителями, однако его приглашение Гарри отклонил — Люциуса Малфоя, точнее, его политических агитаций и толстых намёков за такой короткий период было более чем достаточно. Ваблатски, по сути, не была ему близка, хоть именно такой и ощущалась. Гарри не знал, как она собирается встретить Новый год, да и навязываться не хотел, как и смущать Эдмунда. Парень и так его избегал.

Изморозь на ткани оттаяла, и он ощутил противную, липкую влажность, опутывающую тело. Из состояния аффекта Гарри впал в эмоциональный ступор.

Отлично.

Не первый одинокий праздник в его жизни. И не последний. Тем более у него сформировался чёткий план действий на этот вечер, хотя, как показал опыт, планы его убивались об реальность.

Резко поднявшись, он взмахнул палочкой, подсушив одежду, и глянул в зеркало, а то вернуло безутешную картину: мертвенная бледность, синяки под чуть опухшими, налитыми кровью глазами, заострённые черты лица…