Глава 16. Танец (1/2)

Память. Воспоминания создают время</p>

И путь, каким он идёт по тонкому льду,

Как тот, кто видел обе стороны.

Сделай шаг к свету, окунись во тьму,

Всё будет хорошо,

Ведь мы научимся танцевать

Сквозь хаос из добра и зла, —

И тогда баланс будет восстановлен.

Свободный перевод

Broken Iris — Thread the Needle</p>

На двери лавки болталась табличка «Закрыто».

Гарри стоял, как лунатик, и пялился на вывеску. Он опять провёл под дверьми «Сна Офелии» около десяти минут: с тех самых пор как Гермиона отлучилась по делам. Они договорились встретиться здесь в три часа. Гарри нужна была помощь в выборе подарка для Малфоев, а кто сможет справиться с таким лучше неё? Хоть он и не упоминал Драко, но подруга сразу всё поняла и лишь пожала плечами, не пытаясь уязвить или упрекнуть его новоиспечённой дружбой с хорьком. Что, в принципе, было неудивительно: если она не поджарила его из-за связи с самим Волдемортом, то из-за Драко тем более не стала бы — степень зла Малфоя-младшего явно уступала Риддлу.

Случилось кое-что ещё: Гермиона нечаянно поранилась, — и так они обнаружили осколок. По всей видимости, тот попросту завалился меж сидением и спинкой. Гарри это не удивило: Риддл мог элементарно что-нибудь разбить. А сколько всего скрывалось в таких местах… Он прекрасно помнил диван тёти Петунии, где под сидением можно было обнаружить от потерянного год назад пульта до носков Дадли, не говоря уже о крошках и таблетках дяди Вернона. Однако Гермиона угрюмо глянула на него и заставила добрые пять минут рассматривать стекляшку.

«Это осколок не от бутылки, а от фиала с зельем, — закатив глаза, ткнула она в небольшую выемку в стекле. — Прочное, синеватого цвета, — Гермиона обнюхала осколок, отчего Гарри поморщился, заработав ещё один косой взгляд. — У него был доступ к зельям?»

«Скорее всего, это Укрепляющий раствор», — пожал он плечами.

«Однозначно нет, — покачала она головой и сунула ему под нос осколок. — Чувствуешь?»

Гарри против воли втянул воздух, пытаясь различить запах. Аромат оказался приятным: кедровый, горьковатый, с примесью дыма, видимо, из-за вытяжки и чем-то, что он не мог различить. Странно, но для него он пах Риддлом.

«Может, духи? — аккуратно поинтересовался он, а Гермиона прищурилась. Гарри шумно сглотнул: — Амортенция?..»

«Нет, — напряжённо постукивая пальцами по коленке, она то подносила к лицу осколок, то отдаляла. — Определённо что-то общее в составе есть. Белладонна, да, но Плавучий корень не используют для приготовления Амортенции, и есть ещё кое-что… — она вновь сморщила нос, прикрыв глаза на мгновение. — Не могу понять, странный запах».

Гарри перехватил осколок, повертев в руке, и задумчиво предположил: «Это могут быть Ганглии ведьмы?»

Она распахнула глаза, щёлкнула пальцами, а потом впала в глубокую задумчивость.

«Могут, но Ганглии имеют специфический вкус, а не запах. Здесь что-то другое, — Гермиона выхватила осколок, и он в ступоре наблюдал, как она лизнула стекло и удовлетворительно кивнула. — Вкус насыщенный, сладковатый из-за ганглиев, как ты и предположил, а ещё горный хвойный цветок, но я понятия не имею, что это может быть за зелье, Гарри». В её глазах отразилось непонимание, а следом явное возмущение, словно такой вывод её не удовлетворял.

В тот момент Гарри внезапно осознал связь между словами Слизнорта, признанием Риддла и исчезнувшими исследованиями Амортенции. Он потёр виски и выдохнул: «Это его собственный рецепт».

«Для чего?» — несколько изумлённо спросила она.

«Не знаю. — Гарри замолчал, рассматривая пустую бутылку из-под огневиски. — Если он пил зелье, пока был тут… Что это значит?»

«Болезнь? — заключила она, а Гарри даже мысли такой не допускал. — Может, его тело разрушается?»

Он поджал губы.

«Нет, не думаю».

«Или не хочешь так думать, Гарри?» — поинтересовалась она, мягко улыбнувшись.

Он недовольно сверкнул глазами, и Гермиона примирительно рассмеялась. А затем они вместе обыскали всю комнату, но ничего не нашли, кроме этого осколка.

«Откуда Волдеморт взял его? — между делом поинтересовалась она. — Ведь был постоянно под твоим присмотром, разве нет?»

Гарри вспомнил, как Риддл выдворял его из комнаты и запирался. Если он обзавёлся палочкой без его ведома, то получить зелье — сущий пустяк.

«Не постоянно, Герм», — усмехнулся он, задвигая обратно ящики.

«В любом случае я попытаюсь понять свойства зелья, раз приблизительный список ингредиентов у нас есть… — она вздохнула, нервно заправив прядь волос за ухо. — Это будет сложно без точного рецепта, — доносилось до него тихое ворчание, — и опасно. Неправильная доза, и ничего не получится. Ох!»

А затем — перед выходом — Гермиона заставила его опохмелиться. Гарри не стал с ней спорить, хоть на трезвую голову всё воспринималось куда реальнее. Притуплённая тревога обострилась, а онемение в груди превратилось в непрекращаемое болезненное томление, стоило только подумать кое о ком. Он никак не мог выбросить из головы слова о болезни. Риддл, может быть, принял зелье только раз — и это ничего бы не значило, по крайней мере, ничего серьёзного, как надеялся Гарри. Другой вариант — постоянное употребление, что говорило или о болезни, или о проклятии — и такая версия откликалась затаённым страхом внутри.

Гарри никогда не забудет, как Риддл возродился в первый раз и скольких трудов ему стоило воссоздать оболочку… Что если теперь всё куда сложнее? Что если Гермиона права, и новое тело разрушается?

Тяжело вздохнув, он потёр замёрзшие ладони, невидящим взглядом рассматривая запорошённую снегом каменную кладку. Возможно, приходить сюда в таком-то состоянии — очень далёком от душевного покоя — было ошибкой.

Дверь внезапно распахнулась, и высунулась любопытная голова:

— Мистер Поттер? — улыбнулся мальчишка, сверкая точно начищенная кастрюля. Лишь от одного его вида настроение улучшилось. — Госпожа ждала вас! Прошу, проходите.

Эдмунд отступил, а Гарри проворно юркнул внутрь. Дверь с мелодичным звоном закрылась.

Приятный аромат специй, лаванды и чего-то свежего — то ли фруктов, то ли травы — заполнил лёгкие, успокоил и немного взбудоражил. Он здесь всего лишь второй раз, но как будто домой вернулся — необычное место, странное ощущение.

— Вы себя плохо чувствуете? — Эдмунд нарисовался перед ним, озадаченно разглядывая. — Госпожа сказала вручить вам это, ведь вы не завтракали! — и ему протянули чашку: горячий кофе с шоколадом.

Гарри не стал удивляться. Всё-таки провидцы за гранью понимания.

— Спасибо, — слабо улыбнулся он и сделал глоток.

Горячий напиток поселился сгустком тепла в желудке, но лёгкая заторможенность никуда не прошла: зелье хоть и помогло снять эффект алкоголя, но до конца не вывело его из крови.

— Я думал, мы уже всё решили, Эдмунд, — и, заметив вопросительный взгляд, Гарри пояснил: — Обращайся ко мне на «ты» и зови по имени.

Тот активно закивал, а лёгкий румянец окрасил щёки.

— У нас сегодня будет первый урок? — защебетал он вновь. — Я не готов, мист… Гарри.

— Ты всегда не готов, Эдмунд, — раздался насмешливый голос со стороны. — Здравствуй, дорогой.

Ваблатски улыбнулась, юрко приблизилась и заключила его в крепкие объятья, будто знала — ему было это необходимо.

— Такое состояние — то, что нужно для начала, — мягко шепнула она и слабо похлопала ладонью по спине.

— Эдмунд, хватит набивать рот печеньем. Иди внутрь. — Гарри обратил внимание, что тот и правда шарит рукой под прилавком и активно жуёт, — что вновь заставило его улыбнуться.

— Да, мэм! — кивнул он, слизнув с губ крошки, и тут же исчез за шторой.

— Мне не радостно чувствовать в тебе такое горе, Гарри, — Ваблатски коснулась его щеки, и в этом жесте было столько невыраженной материнской любви, что он невольно прикрыл глаза. — Однако, жизнь — это череда перемен. Возможно, некоторые к лучшему.

Хотел бы он согласиться, но внутри словно заноза засела, не позволяя ему дышать полной грудью.

Когда они прошли внутрь, Эдмунд, виляя меж кресел, бегал по комнате и, шустро вертя палочкой, забрасывал все подушки на сидения. Те снова падали, а парень недовольно пыхтел и вновь подкидывал их в воздухе.

— Эдмунд, прекрати носиться и сядь, — повелительный тон Ваблатски заставил его подскочить на месте.

Он залился краской и нервно затарахтел:

— Госпожа… но я совершенно не готов. Это… — он задохнулся, переводя взгляд с него на Ваблатски, а затем поник: — Это очень смущает…

Гарри, конечно, понимал, что лезть в голову — значит нарушать личное пространство, но такого уровня смущения даже он не испытывал. Проникновение в разум, скорее, вызывало у него неприязнь.

— Садись! — Металл в голосе заставил Эдмунда подчиниться: он неторопливо подошёл и упал в кресло. От строгости и следа не осталось, когда Ваблатски перевела взгляд на Гарри и мягко улыбнулась. — Ты тоже не готов, знаю-знаю, но это поможет тебе отвлечься от иных мыслей. Медитация прошла успешно?

— Не совсем, — вздохнул он, — но могу настроиться на это состояние.

— Тогда всё просто. Заклинание ты знаешь. Попытайся прочитать последние воспоминания, например, вчерашний вечер. Эдмунд, не используй окклюменцию…

— Но госпожа! — он вскочил, возмущённо взирая на Ваблатски, а та одним взглядом пригвоздила его к месту, заставляя сесть обратно.

Гарри достал палочку и поправил мантию, оттягивая момент.

— Милый, об этической стороне вопроса мы будем думать позже, — подтолкнула его провидица.

Он встал напротив Эдмунда; тот ёрзал на кресле, рассматривая собственные колени с каким-то подавленным интересом, а слегка покрасневшие уши выдавали взвинченное состояние.

— Посмотри на меня. — Он не знал почему, но попросить об этом лично было крайне важно. Мальчишка тотчас вскинул глаза. — Легилименс…

Он словно окунулся в омут памяти, хотя до последнего был уверен, что ничего не произойдёт. Разрозненные фрагменты воспоминаний смешивались в бесконечном потоке и давили: маленький Эдмунд на руках матери сменялся снующим около прилавка взрослым, а затем подростком, смеющимся над шуткой какого-то незнакомца, скорее всего, друга. Гарри тонул в его памяти... и тут же отшатнулся, тяжело дыша.

— Заблудился, — категорично заявила Ваблатски. — А теперь приведи свои мысли в порядок. Ты сказал, что можешь настроиться.

— Я не представляю, как искать что-то определённое в таком обилии информации. Скопление воспоминаний просто душит меня.

— Тебе и не надобно искать самостоятельно, чужой разум подкинет нужное, стоит только потребовать или попросить, — всё зависит от связи с читаемым. Поэтому окклюменцией овладеть достаточно сложно, ведь ты должен суметь заблокировать вызов, запутать, подбросить ложное воспоминание — соткать фантазию и выдать её за правду. И тем не менее опытный легилимент будет делать разные запросы: постарается запутать тебя в отместку, даже может подменить воспоминания ложными, вводя в заблуждение. Противостояние легилимента и окклюмента — это своего рода дуэль, Гарри, — пылко заключила она.

— Поэтому я и не выдерживаю долго… Я вам рассказывал, мистер Поттер, — робко встрял Эдмунд.

«И опять он перешёл на официальный тон. Мальчишка неисправим», — мазнул он мрачным взглядом по золотисто-медной макушке.

Гарри вновь повернулся к нему, опустился на корточки, положил ладони на подлокотники и вгляделся в напуганные глаза, буквально кожей ощущая дискомфорт Эдмунда. Он с минуту ничего не предпринимал, лишь всматривался, мысленно погружаясь в абсолютную пустоту. Сегодня небо было свинцовым, но для него такая перемена не стала сюрпризом.

— Легилименс.

Водоворот событий захлестнул его. Гарри просматривал завал из воспоминаний и, если бы не знал, что Эдмунд не оказывает сопротивления, подумал бы, что это и есть ментальный блок. Ему были нужны вчерашние, самые свежие воспоминания, а перед глазами постоянно всплывал годовалый карапуз. Мысленно хмыкнув, он понял, что более не ощущал давления, наоборот, Гарри плавно плыл среди разных фрагментов памяти, отбрасывая от себя всё ненужное.

— А когда он придёт? — убирая чашки и постоянно оборачиваясь, спрашивал Эдмунд. — Госпожа, вы ко мне очень несправедливы, — добавил он ноющим тоном.

— Несправедлива? Я думала, что ты от радости обслюнявишь весь прилавок, — с укором возразила Ваблатски. Она сидела на кресле и делала какие-то записи. — Почему не принял приглашения Брена? Разве не приятнее провести эту ночь с другом и его семьёй, чем снимать паутину с люстры?

— А почему вы не отправились домой? — с мягкой улыбкой поинтересовался Эдмунд и, склонившись над тетрадкой, указал на одну из строчек: — Пятьдесят семь хрустальных шаров, а не сорок два.

— А… Да, — как-то растерянно сказала она, внезапно вскинув взгляд — тот стал стеклянным. Невидящим. А затем её лицо исказила странная гримаса ярости и грусти. — Эдмунд, сервиз номер шестнадцать!

Мальчик подскочил на месте и тут же энергично закивал.

Воспоминание расплылось, теряя очертания, и Гарри сморгнул. На него восторженно пялились два голубых глаза — лицо Эдмунда было совсем близко.

— Получилось? — Скорее утверждение, чем вопрос. — А теперь я хочу, чтобы ты нашёл воспоминание по эмоциям. Любым эмоциям: грусть, радость, ненависть… Затем пролистай их, как оглавление книжки, и выбери интересующее тебя, — в её голосе было столько уверенности в то, что Гарри сможет сделать это по щелчку пальцев, что он немного опешил. — Давай-давай. Не вешай себе медаль на грудь раньше времени! Это лишь начало: Эдмунд не сопротивлялся, а тебе уже было сложно сконцентрироваться.

— Хорошо, мэм, — улыбнулся он краем губ, различая в её тоне напускную строгость.

Хоть ноги и затекли, Гарри не сменил позы. Он крепче вцепился в подлокотники и всмотрелся в побледневшего Эдмунда, а тот, в свою очередь, скуксился, явно страшась этого задания, ровно как и сам Гарри.

— Легилименс.

Он не успел задуматься над эмоцией, сделав простейший выбор в пользу радости, хотя у такого человека, как Эдмунд, скорее всего, счастливых моментов должен быть непочатый край. Собственно, что Гарри ожидал, то и получил. Разные воспоминания мелькали перед глазами, и на каждом появлялся улыбающийся мальчик: от самых юных лет до сегодняшнего утра. Гарри лишь поверхностно останавливался на каждом, пока не заострил внимание на строгом взгляде Ваблатски и потрясённом виде Эдмунда. У парня была газета в руках, а она, казалось, собиралась его отчитать за какую-то провинность.

— Он смог! — заверещал Эдмунд.

Провидица отобрала выпуск Ежедневного пророка, кинув беглый взгляд на первую полосу, и оставила газету на столе.

В её движениях читалась незнакомая ему резкость. Нервозность.

— Мы в безопасности… госпожа. Госпожа, о Мерлин!

Мальчишка звонко смеялся, откидывая голову.

— Я слышу, Эдмунд. Прекрати шуметь, — устало попросила она, а потом слабо улыбнулась.

Ваблатски словно постарела на несколько лет: в уголках рта пролегла тоска, а глаза потеряли знакомый живой блеск. Гарри заглянул на открытую страницу газеты: сенсационный выпуск об окончательной победе над Лордом Волдемортом. В центре красовалась фотография с места событий, а внизу был запечатлён измождённый герой магического мира, то есть он сам.

Безусловно, не самое удачное воспоминание он выбрал.

Перед глазами всплыла макушка Эдмунда.

Парень склонился над газетой, как-то любовно погладив портрет, и не замечал состояния Ваблатски.

— Он такой красивый! — пролепетал тот и обернулся к ней, ожидая или похвалы, или подтверждения словам, но та лишь кивнула, напряжённо теребя браслеты на запястье. Он шмыгнул раскрасневшимся носом и с обидой заворчал: — Мне было страшно выходить на улицу… Вы сами говорили, госпожа, чтоб я не высовывался, что Пожиратели рыскают то тут, то там и узнай они, что я грязнокровка, покалечили бы или убили, — еле слышно прошептал мальчик, а затем вновь обернулся к газете. — Не понимаю, почему теперь вы не радуетесь… Кажется, вы огорчены, и я не могу этого понять, госпожа, ведь мы свободны. Наконец свободны…

Будь он на месте Эдмунда, тоже вряд ли понял необычную реакцию Ваблатски, но их таинственная связь с Риддлом отчасти проясняла такое двойственное впечатление.

— Прости, ребёнок, — тепло улыбнулась она. — Просто всё случилось так быстро, наверное, я ещё не осознала… — Её взгляд скользнул по портрету Гарри, и она добавила: — Уверена, когда-нибудь ты с ним встретишься.

Вынырнув из фрагмента памяти, он резко отстранился от Эдмунда. Тот тяжело дышал, будто по меньшей мере пробежал шесть миль и теперь был полностью измотан, вот только сам Гарри ничуть не устал. Казалось, он мог просматривать воспоминания целый день, не особо напрягаясь.

— Что ж, у тебя и правда талант, — одобрительно выговорила Ваблатски с некоторым удивлением. Вопрос о тех событиях буквально вертелся у него на языке, но Гарри проглотил своё неуёмное любопытство.

— Может, на сегодня хватит? — пискнул Эдмунд, неуверенно косясь на неё.

— Не притворяйся уставшим, ребёнок, — сурово пробубнила она, прищурив лукавые глаза. — Неужели не стыдно? Гарри, не обращай внимания, он просто смущается.

— Естественно! — тот вдруг злобно хлопнул руками по подлокотникам и досадно прикусил губу, явно сдерживая гневную тираду.

Гарри потянулся, с лёгкой улыбкой наблюдая, как Эдмунд, нахохлившись, жевал губу. Красные пятна то выступали на коже, то выцветали, то исчезали в свете ровного румянца. Его привычка краснеть каждые пять минут несколько напрягала Гарри, но и забавляла в то же время.

— Как ты уже понял, воспоминания можно искать по временным рамкам, по эмоциям, а можно и по ключевым словам или действиям волшебника. Например, ты можешь отыскать все эпизоды с посещением какого-то места или моменты, когда был совершён определённый поступок, допустим, покупка метлы. Последнее работает так же, как и с датами, поэтому не будем лишний раз смущать юного Эдмунда, — коротко хохотнув, она подмигнула, а тот виновато опустил взгляд. — Самое сложное сочетать несколько требований одновременно: например, все воспоминания в ранге от недели до трёх, где волшебник испытывал неловкость, а также посещал некий паб. Думаю, предельно ясно, для чего может понадобиться такая информация, ведь легилименты не просто так проникают в разум. Чаще всего в памяти производится поиск каких-то определённых событий. — Она выжидающе вскинула бровь, а Гарри кивнул, давая понять, что всё было предельно ясно. — Теперь же ты постараешься проникнуть в защищённые окклюменцией воспоминания. Эдмунд попытается тебя запутать, — и это станет отличным введением в построение ментального блока. Не напрягайся, если ты не сможешь продвинуться в первый раз и не пытайся прорваться насильно. Может случиться отдача, а она для неопытных легилиментов опасна временной дезориентацией или потерей сознания в худшем случае.

Всё, что она говорила, оказалось правдой. Первые два раза его выкинуло сразу же, как только он произнёс заклятие; когда Гарри попытался ухватиться за первое попавшееся воспоминание, оно раскрошилось, и он снова смотрел в голубые, чуть озорные глаза Эдмунда. Того явно забавлял его огорошенный вид.

— Не обладая окклюменцией, волшебники в большей или меньшей степени, но сопротивляются ментальному воздействию. Даже столь слабое давление фатально для юных легилиментов, как и для неопытных окклюментов встреча с кем-то вроде меня, — заметила Ваблатски после очередной неудачи, подбадривая его.

Гарри упорствовал: смог пробиться и ухватиться за какое-то глубокое воспоминание, где мальчик плакал и кого-то звал, а рядом стояла Ваблатски и поглаживала его по волосам. А затем его буквально вышвырнули оттуда. В висках заломило — и Гарри выпал из реальности на некоторое время.

— Прос… простите! — проблеял Эдмунд, стоило только открыть глаза. — Простите, пожалуйста, простите меня!

Потерев виски, он тяжело выдохнул: в ушах шумело, а головная боль усилилась.

— Ничего страшного, — вяло улыбнулся Гарри.

— Мистер Поттер?

— Гарри, — машинально поправил он Эдмунда и поднял взгляд. Мальчишка чуть не плакал. — Успокойся, всё нормально.

— Эдмунд, не мельтеши, — с нажимом произнесла Ваблатски и предложила Гарри чашечку с какой-то желтоватой жидкостью, пояснив: — Это поможет.

В этот чай действительно было добавлено целительное зелье, и по вкусу он понял, какое именно.

— Лучше? — Гарри кивнул в ответ, а она стрельнула глазами в сторону Эдмунда и приказала: — Иди, утри сопли и успокойся.

Даже ругая, она не выглядела злой или надменной. Странным образом в ней гармонично сочетались неумолимая строгость и душевная мягкость, отчего приказы или упрёки не вызывали отторжения. Эдмунд всхлипнул и исчез за другой дверью — её Гарри приметил только сейчас.

— Весьма неплохо для первого урока.

— Я потерял сознание, — горько улыбнулся он.

Ваблатски приблизилась и доверительным тоном поведала:

— Все мы отключались. Я аж целых два раза! И скажу вот что: если дашь достойный отпор, — сделала она ударение на последнем слове, наблюдая за реакцией Гарри, и он, конечно же, прекрасно понял, о ком шла речь. — Любой, даже самый величайший легилимент тоже потеряет сознание. Забавно выйдет, согласись. Но я таким ужасным вещам тебя не учила, — запричитала она, улыбаясь краем губ. — Вырубать людей налево и направо просто неприлично.

— Я… — голос сорвался. Хотел бы он добавить: «Не думаю, что больше его увижу». Однако язык не повернулся сказать это. Внутри продолжала теплиться робкая надежда, за которую он себя неустанно ругал, ведь в этом непокорном желании увидеть Риддла не было ничего хорошего.

— Какой-то ты взъерошенный, — с улыбкой заметила она и ласково погладила по голове. — Не опоздаешь на встречу с подругой?

Гарри тихо рассмеялся, а остаточная боль слегка сдавила виски и тут же рассеялась.

— Чуть не забыл, — он плавно поднялся и размял плечи. — Неудобно вышло, — указал Гарри подбородком на дверь, где скрылся Эдмунд.

— Не волнуйся, он оправится. Его восхищение тобой может сыграть с ним злую шутку.

— Поэтому вы поставили нас в пару?

— Эдмунд должен научиться контролировать свои чувства в любой ситуации, а ты, — она хитро прищурилась, — полностью разрушаешь его зону комфорта. Думаю, ты понял, чего он так боится, но Эдмунд ещё слишком юн и путает восхищение, даже, можно сказать, платоническую любовь с настоящими чувствами. Тебя это не смущает?

— Я догадался ещё в прошлый раз, — растерянно улыбнулся Гарри, пытаясь смахнуть надоедливые пряди с глаз.

— Тем не менее, Гарри, — внезапно в её голосе прозвучало холодное отчуждение, — не подпитывай его иллюзии. — Ваблатски покачала головой и, приложив палец к подбородку, легонько постукивала, точно была крайне озадачена. — Эдмунд — чудесный ребёнок. Будь ему шестнадцать или двадцать, он останется таким же: наивным комочком света. Не смей пользоваться этим, чтобы унять свою боль.

— Я и не собирался… — Гарри вздохнул, сжав переносицу двумя пальцами.

— Мистер Поттер, вам всё ещё плохо? — прозвенел голос Эдмунда.

Гарри отнял руку от лица и покачал головой, искренне улыбнувшись. Страдальческая гримаса парня и чуть припухший нос являли собой печальную, но и столь же забавную картину. Он высовывался из-за двери, смущённо поглядывая то в пол, то на него.

— Ты что, рыдал? — с укором поинтересовалась Ваблатски, а Эдмунд энергично замотал головой, следом гнусаво забормотав:

— Это всё аллергия, госпожа. Вы же знаете, в этой комнате ужас как пыльно…

— А кто должен там убираться? — Ваблатски усмехнулась, сделав вид, что поверила ему.

— Я, госпожа.

— Вот-вот!

Гарри оттянул штору и выскользнул к прилавку, бегло глянув на часы. До трёх оставалось ещё десять минут. До него доносилась сбивчивая речь Эдмунда и более спокойная — провидицы. Стойкий аромат чая и жасмина сейчас был особенно заметен. Наверное, до его прихода Ваблатски гадала на чаинках, так как несколько сервизов имели остаточную заварку.

Он новообретённым шестым чувством ощутил, что ей нужно было поговорить с Эдмундом наедине. Поэтому просто ходил от шара к шару, рассматривая своё мутное отражение; затем он заглянул в чашки, но ничего не увидел, потеребил рукой странные подвески в форме луны, звёзд, зверей и каких-то знаков. Сова над головой ухнула, и Гарри вздрогнул. С тех пор как погибла Букля, он так и не решился приобрести новую…

Дверные чары звякнули.

Гарри машинально обернулся, ожидая увидеть в дверях подругу, и замер. Время растянулось: в проёме показалась высокая фигура, бледное, до боли знакомое лицо, тёмные волосы в идеальном беспорядке. Том.

Он был не один. За ним так же неспешно вошла женщина, а закрывал процессию неопрятный двухметровый — если не выше — блондин.

Гарри не мог пошевелиться, даже дышать боялся. А ещё он не совсем понимал, что ему нужно делать дальше… «Том пришёл за ней? Хочет убить её? Кто эти люди? Как он успел так быстро откопать своих последователей?» — мысли роились в голове, но логика отсутствовала, а все варианты выглядели по-детски нелепо. Гарри просто растерялся. Он судорожно сжимал палочку во внутреннем кармане мантии, ощущая её тревожную вибрацию.

Том остановился перед прилавком и, наконец, обвёл взглядом помещение. Когда безразличные глаза мазнули по окаменевшей рядом с часами фигуре Гарри, Риддл даже не удивился присутствию постороннего, лишь отвёл взгляд, будто это был просто очередной клиент. Дёрнувшись, Гарри хотел сделать шаг вперёд, схватиться за чужой рукав и как следует встряхнуть, но сдержался, медленно сглотнув — звук, что в звенящей тишине прозвучал неимоверно громко.

Спутница Риддла, наоборот, остановила на нём заинтересованный взгляд. Раскосые чёрные глаза, белая кожа, прямые тёмные волосы, убранные в простую причёску, длинные серьги покачивали в такт движениям головы — женщина была очень красива и в равной степени ему незнакома. Её взгляд блуждал по Гарри, а затем зацепился за шрам на лбу: странно-дружелюбная, но при этом сочувственная улыбка тронула её губы.

— Здравствуй, Офелия, — раздался низкий, пробирающий до костей голос. Гарри точно из-под толщи воды вынырнул, только что заметив, что штора была отдёрнута, а Ваблатски как раз заходила внутрь следом за Риддлом. Последним в проёме исчез помятый великан, и ткань вновь скрыла проход.

Гарри похлопал по плечу, ожидая найти шелковистую материю мантии-невидимки, но её там не оказалось. Он резко рванул вперёд, уставившись в хрустальный шар, будто внешность могла измениться за несколько секунд — и поэтому на него не обратили абсолютно никакого внимания, — но гладкая поверхность вернула всё те же черты лица. С одной стороны, он негодовал, с другой — страх понемногу отпускал, оставляя вместо себя яркое недовольство.