Экстра I. Мишура (2/2)
— Прихожую и обе спальни на четвёртом этаже. Рон упал со стремянки и разбил приготовленную для ужина посуду, — на этих словах Риддл вновь хмыкнул, а Гарри снова ущипнул его, пока подруга продолжала тарахтеть: — И отправился в Косой Переулок за новой, поэтому спальни тоже на вас...
— Отлично! — хлопнул в ладоши Риддл.
Гермионе внезапный энтузиазм Тома явно не понравился, и она стала выглядеть ещё более грозно.
— Мы сразу… приступим, — добавил Гарри, заметив чужую плотоядную улыбку, и, схватив Риддла за руку, потащил за собой.
— Коробки с украшениями уже там, — последнее, что он услышал.
Дверь закрылась.
Энтузиазма Тома он не разделял, заранее понимая, что тот опять нарушит правила и воспользуется магией, а что будет дальше, Гарри даже боялся предположить, сгорая в предвкушении. Всё-таки хотелось попробовать украсить всё самому, что он и планировал сделать, как только переступит порог спальни. И ничего больше. Никаких других занятий.
— Интересно, представитель семейства Уизли сломал себе что-нибудь, — протянул Риддл, — или нет.
— Тебе бы доставило это радость, — хмуро заметил Гарри.
— У меня осталось мало радостей, — пожал плечами Риддл, но тут же прибавил: — Таких радостей.
— Как будто я не знаю, что ты собираешься делать в Германии.
— Это вроде как работа.
— Которая тебе по вкусу.
— Не отрицаю, предложение выглядело привлекательно, — Риддл остановился около одной из комнат и окинул его многозначительным взглядом.
— Шутка так себе, — выразительно фыркнув, Гарри проигнорировал намёк и распахнул дверь. Он вообще не понимал, какой смысл украшать спальню и кабинет, но раз Гермиона настояла, то против неё не попрёшь без риска для жизни.
Шагнув внутрь, Гарри склонился над коробкой и распечатал её, потянув за край клейкой ленты. Разноцветные украшения засверкали на свету. Подцепив алую мишуру и упаковку с кнопками, он подошёл к окну.
— Нужно принести стремянку, — вздохнул Гарри. Всё-таки потолки на Гриммо были высокими, и повесить украшения слишком низко — означало вызвать очередную волну недовольства у деятельной Гермионы.
Стоило только воткнуть первую кнопку, придерживая украшение, как за спиной раздалось шуршание, бренчание и мрачные комментарии Риддла по поводу «белиберды» и «глупого занятия».
Зная заранее, что он увидит, Гарри резко обернулся — комната была полностью укомплектована и переливалась так, что аж в глазах рябило, а Том, прислонившись плечом к косяку, наблюдал за ним со скучающим видом.
— И как я буду это объяснять? Мы управились за минуту с одной комнатой, — напряжённо поинтересовался Гарри.
— С обеими.
— Ещё лучше! — взмахнул он руками и кое-как забросил мишуру на штору.
— Сделаем вид, что мы очень заняты, — добавил тот с улыбкой и отделился от косяка, прикрывая дверь.
— Том… — вполголоса предупредил Гарри, но Риддл, преодолев расстояние, притянул его и стал расстёгивать пуговицы на рубашке. — Том!
— Гарри, — в тон ответил Риддл.
Застигнутый врасплох, он сделал шаг назад и упал на кровать, когда получил лёгкий толчок в грудь. Возмущённо воскликнув, Гарри вцепился в покрывало пальцами, чувствуя приятный вес чужого тела на себе. Тепло разливалось внутри, как и напряжение в паху. Свою чрезмерную чувствительность в руках Риддла Гарри не сможет объяснить, наверное, никогда.
Видимо, песня стояла на повторе, ибо тот же голос вновь напевал:
— In my subconscious mind, I think about you all the time, every dream you occupy, I think about you (в подсознании я всё время думаю о тебе; ты овладеваешь каждым сном, и я не могу прекратить думать о тебе одном).
Стало душно, кровь застучала в висках, и чужие губы накрыли его в томительно-медленном поцелуе. Риддл вылизывал рот, расстёгивая пряжку ремня, а второй рукой прижимал запястья к покрывалу, полностью обездвижив Гарри.
Задыхаясь от ощущений, он выгнулся, а стон был поглощён в ненасытном сплетении языков. Хотелось скорее стянуть штаны, но Риддл медлил и дразнил его, сжимая член через ткань и плавно двигая рукой, но этого было недостаточно — у них не было времени.
Не было времени.
Ещё несколько минут…
Вдруг перед глазами всё поплыло, картинка дрогнула и завибрировала, точно отражение на поверхности воды.
«I think about you» — продолжало повторяться, словно заевшая пластинка.
— Гарри? — далёкий женский голос ворвался в песню, как и в его разум, но испытываемое желание и истома не прекращались, как и сладостное ощущение близости.
— Гарри… — вновь позвали, но он попытался отмахнуться, удержать это осязаемое присутствие, столь желанное, что, когда всё начало испаряться, подобно призрачному видению, он не смог сдержать болезненный стон.
— Гарри, проснись!
И он резко вскочил. Ошеломлённый и встревоженный, осматривая ту же самую комнату, в которой лишь несколько секунд назад он…
— Наконец! — Гермиона недовольно поглядывала на него, держа точь-в-точь привидевшуюся гирлянду в руках. — Скоро все придут, а ты просил разбудить заранее.
— Я?.. — озадаченно переспросил Гарри, всё ещё не понимая, что происходит и куда исчез Том.
— Ну не я же, — возмущённо воскликнула она и вздохнула, а взгляд потеплел. — Я, конечно, уважаю профессора Дамблдора, но слишком уж изматывает он тебя. Неужели преподавание ЗОТИ сложнее, чем труд мракоборца? — спросила Гермиона сама себя. — Ты должен спать по ночам, а не урывать крохи сна по углам, — со вздохом заключила подруга.
Стало быть, сон?
Жуткий, непонятный сон, от которого мурашки по коже и… стояк. Хорошо, что перед сном он накрылся пледом и Гермиона ничего не заметила.
Было стыдно.
Острое разочарование болезненно полоснуло сердце.
Гарри стыдился этого разочарования; стыдился комфорта, что ощутил рядом с врагом в несбыточном, но таком реалистичном сне; стыдился, что до сих пор испытывал отголоски этих чувств уже наяву. Непонятные и тёплые, они выворачивали его наизнанку своей неправильностью.
— Ты проснулся или спишь наяву? — Гермиона стояла на пороге и вопросительно смотрела на него.
— Уже иду, — отстранённо кивнул Гарри. И тотчас услышал радостный возглас миссис Уизли, шутливый тон Джорджа, доверительный тембр мистера Уизли, смущённые возражения Невилла и звонкий смех Джинни — которые перекрывали звучный крик Фреда Уизли-младшего.
Гости пожаловали.