Глава 5. И свет потух (1/2)

Я был неправ, следовал за дождём,</p>

Я выстоял один против огня, но кого это волнует?

Жизнь продолжается, всё возвращается на круги своя,

Однако, нельзя не заметить, что свет внутри потух.

Тебе лучше об этом знать:

В самую чёрную из ночей я гулял с тьмой внутри себя.

Это была прекрасная ночь.

Это была чудесная ночь.

Свободный перевод

Ocean Jet — Dead Black Heart

</p>

Калейдоскоп событий завертелся с необычайной скоростью на следующее утро.

Гарри не выспался: всю ночь переваривал события, справлялся о состоянии Риддла, потом ругал себя за излишнюю тревогу, вновь залезал в кровать, вертелся с боку на бок и вставал с чувством, что ночь превратилась в какую-то бесконечную вереницу минут, наполненных томительным ожиданием.

С утра пришла весточка от Дамблдора: «Гарри, в понедельник урок пройдёт по расписанию, но партнёра для показательной дуэли лучше не искать. Смею предположить, что ты уже обустроился. Береги себя, мой мальчик».

Всё ясно.

Риддл останется на Гриммо, пока Кингсли не перестанет висеть тучей над школой. А когда это случится, было неясно.

Туманное послание навело на мысль, что о зелье лучше сказать при встрече, но сегодня перемещаться в школу не хотелось категорически. С одной стороны, Гарри было неудобно перед Кингсли, а с другой — его одолевали опасения. Всё-таки сокрытие Тёмного Лорда — это преступление, измена; но и перспектива быстрой смерти, если того упекут в Азкабан, тоже являлась намёком на своего рода предательство. Между ними была симпатия, тем не менее Министр имел определённые обязательства перед миром и вряд ли стал бы жертвовать всем ради одного волшебника. В этом Гарри не сомневался, отчасти принимал, только тревога от этого не уменьшалась.

Когда Риддл не проснулся ни в десять, ни в одиннадцать, ни даже в полдень, Гарри вновь забеспокоился, но эльф, смущённо покачиваясь, заявил: «Димбл взял на себя смелость дать мистеру Риддлу усыпляющее средство, чтобы восстановить силы. Мистер Риддл не проснётся до вечера… Но Гарри Поттер не должен злиться!»

Гарри не злился, наоборот, почувствовал облегчение, даже обрадовался.

«Своевольничает тут. Ох, если бы госпожа была жива…» — бормотал Кричер, пока ковырялся где-то рядом. Тот постоянно что-то делал, но Гарри не понимал что. После войны мрачный домовик умерил свой пыл и стал терпимее, но осуждающе кряхтеть не перестанет, наверное, никогда.

В час камин пришлось открыть, и в ту же секунду появилась сияющая Гермиона и набросилась на Гарри.

«Живой!» — осуждающе посмотрела она и вновь сжала в объятьях. Родное тепло и лёгкий аромат цитруса охватили Гарри, и только сейчас пришло осознание, что прошло несколько месяцев с их последней встречи, а сколько именно, уже и не вспомнить.

Камин вспыхнул во второй раз, и явился Рон.

«Гермиона, не так сильно, — притворно пожаловался Гарри, улыбаясь и подмигивая взъерошенному другу. — Задушишь».

«Жив, — констатировал факт Рон, не ведясь на провокацию, и шутливо заехал кулаком по плечу. — Если бы не Джинни, мы бы подумали, что профессор послал тебя куда-то и скрывает от нас очередную заварушку!»

Они расположились в гостиной, и Гарри незаметно рассматривал друзей. Он всеми силами старался не вспоминать о третьем посетителе наверху, а ещё молился, чтобы Кричер не начал ворчать где-то за спиной и жаловаться госпоже на очередных гостей.

Гермиона чуть приподнялась и вновь уселась. Жадное нетерпение красочно иллюстрировало, насколько сильно она хотела завалить его вопросами, но, как только открывала рот, в последний момент всё-таки не решалась начать говорить и, прикусив губу, аккуратно скрывала свой порыв. Всё-таки он знал обоих слишком хорошо. Знал этот огонёк интереса в глубине её глаз и кривую улыбку Рона; но при этом в чужих движениях и жестах ощущалась толика скрытой тревоги, странное болезненное беспокойство — нервозность, одним словом.

— И? — откинулся Гарри, а Димбл появился с подносом, поставил и сразу исчез, кинув полный слепого обожания взгляд на гостей. По удивлённо-восхищённому выражению лица эльфа можно было прочесть: «Это Гермиона Грейнджер — лучшая подруга Гарри Поттера, а это Рональд Уизли — лучший друг героя! Какая честь для Димбла!»

— Кхм, кхм… — кашлянул Рон и посмотрел на Гермиону, а она вернула ему взгляд полный возмущения. — Гарри… получил моё письмо? Как тебе новый ассортимент? — начал друг, и тут же раздался тяжёлый вздох.

— О-ох, это нелепо, Рональд Билиус Уизли! — прервала она, хлопнув руками по коленям, а затем строго посмотрела на Гарри. — Рон хотел спросить: ты расстался с Джинни и ничего нам не сказал? Ты что, не собираешься становиться мракоборцем? Где ты вообще пропадаешь? Во что впутал тебя профессор Дамблдор?

Гарри немного опешил от такого напора.

— С чего такие странные вопросы? — выдавил он и даже вжался в кресло, чувствуя себя мишенью, в которую залпом стреляют из артиллерийских орудий.

— Потому что, Гарри, встретиться с тобой в последний год сложнее, чем с Министром магии, — деловито пояснила Гермиона и закатила глаза.

Рон молчал. С виноватым видом косился исподлобья, мол, прости друг, но она права.

— Мы все были заняты, — пожал он плечами. — Разве нет? Вы живёте вместе и видитесь чаще… Про расставание, это Джинни сказала? — голос дрогнул. Внутри что-то тревожно защекотало. Не могла же его девушка решить расстаться и ничего ему об этом не сказать?

— Нет, просто Джинни намекнула, что ты хочешь бросить её, кажется. Гермиона так это поняла и сказала мне, а я…

— А он только что раскрыл тебе тайну, — раздражённо шикнула та, и друг съёжился, виновато улыбаясь.

Их отношения по сей день были для него загадкой. Полные противоположности притянулись и сложились непонятным образом. Гермиона всё чаще примеряла ежовые рукавицы, но Гарри не видел, чтобы Рон особо сопротивлялся. К тому же друг постоянно что-то вытворял и, казалось, что своего рода нянька ему была просто необходима, а Гермиона отлично справлялась с этой ролью. Как-то Рон сказал: «…Но я всегда могу положиться на её разум». И даже не обиделся, когда Гарри пошутил в ответ: «Она заполнила пустоту в твоей голове, понимаю».

Конечно, глупым он друга не считал, но правда была в том, что тот иногда вёл себя немного безалаберно: сначала действовал, а уже потом думал. Впрочем, Гарри находил странным судить об этом, когда именно он втравлял всех в неприятности, так что и ему самому была присуща некая иррациональность. Поэтому казалось естественным, что Гермиона стала своеобразной гирей в противовес общей глупости.

Джинни была не такой — мягче. Движимая чувствами, эмоциями, она всегда смущалась и ждала, когда Гарри сделает первый шаг; и даже потом, когда они сошлись, могла ворчать, ясно изложить свою точку зрения, но никогда не пыталась заткнуть его за пояс или же управлять…

«На колени!» — раздался шёпот над ухом. Вздрогнув, Гарри резко обернулся и сжал кулаки. Прикрыв глаза на миг, он сглотнул.

«Показалось…» — попытался он вновь отмахнуться от всех сторонних мыслей.

«Показалось?» — Едкий хохот задребезжал внутри и так же резко стих.

— Ну какая это тайна? Ты же всё рассказала мне, — бубнил Рон.

— Ты её брат!

— А он её парень. И наш друг!

— И о чём только я думала, поделившись с тобой! Никак не могу запомнить, что хранить секреты ты не умеешь.

— Тоже мне секрет нашла, — буркнул Рон.

Гарри вздохнул и, склонившись над столом, разлил чай по чашкам. Прислушиваясь к перепалке друзей, он размешивал сахар и поглядывал на них с лёгкой улыбкой.

— И чего ты молчишь? — Гермиона гневно сверкнула глазами.

— Я не собираюсь расставаться с Джинни, — спокойно пояснил он. — Я собирался сделать ей предложение, но… — «как я могу, если надо мной снова повисла угроза в лице Тёмного Лорда. И не только угроза…» — Вы правы, Дамблдор поручил мне задание, очень важное задание, — спешно заключил Гарри.

— Что?! — совместный возглас заставил вздрогнуть от неожиданности.

«Да простит меня профессор», — мелькнула мысль. Всё же это он виноват в сложившейся ситуации. Гарри буквально гробит свои отношения не только с девушкой, но и с друзьями, а никакой правдоподобной легенды Дамблдор не предоставил ему, ведь фактически роль профессора не спасала от объяснений по поводу постоянных отсутствий, а теперь ещё и затворничества.

— Ничего опасного, — поспешил он успокоить их, продолжая откровенно врать. — Просто профессор хочет пересмотреть систему образования в Хогвартсе, а вы представляете, что это такое? Почти что полная реорганизация, начиная с основ…

— Как так? Зачем? — Гермиона даже вскочила, в неверии взирая на него.

Возможно, он выбрал не самую удачную из историй: затрагивать тему с ключевыми словами «знания», «обучение» и «школа» рядом с Гермионой — значит сыграть партию с госпожой удачей.

— Ну, времена меняются, а школа нет, и он посчитал, что настало время шагнуть в новую эпоху.

— Да, без угрозы «Сам-Знаешь-Кого» неудивительно, что всё меняется, — важно кивнул Рон, а Гарри поморщился.

Он никогда не сможет привыкнуть к «Сам-Знаешь-Кому», как и к званию «Мальчика, который выжил». Когда Гарри слышал нелепые прозвища от друзей, то возвращался в те длинные ночи и неясные, наполненные страхом дни. Для остальных это время должно остаться в прошлом, так зачем же повторять «Тот-Кого-Бла-Бла-Бла» — вот чего он не мог понять. Судя по всему, тень ужаса будет преследовать волшебников ещё многие десятилетия, если не учитывать вариант будущего, где этот самый ужас снова вернётся (такого Гарри не может допустить никак!).

Чашка в руках стала необычайно холодной и привлекла внимание. Пар исчезал, а напиток, подобно вихрю, двигался спиралями, затягивая его куда-то в бездонную глубину. Там была одна пустота и тишина, а он будто проваливался внутрь.

Вспышка. Резкая боль. Громкое «нет».

Ловкие движения пальцев, горячий шёпот, еле различимый запах леса, смешинки в глазах сменяются тревогой. «Гарри…— низкий голос звучит необычайно ласково и доводит до приятного онемения. Пульс учащается, и лёгкая дрожь пробегает по телу. Прикосновение к щеке — он буквально чувствует тепло кожи, а пленительная нежность в каждом слове вводит в состояние близкое к оцепенению: — Я знаю, что для тебя идиотизм и геройство — это синонимы, но не смей вмешиваться. Всё это тебя не касается, ты понял меня?»

Хочется кивнуть, но сделать по-своему, ведь Гарри не может позволить рисковать другим и бездействовать. И то, как его резко хватают за плечи и встряхивают, а тон становится угрожающим, вызывает трепет в груди: — «Даже не думай! Не думай об этом…»

Фраза ускользает, как бы он ни пытался расслышать последние слова. Прикосновение губ выбивает из колеи. Требовательный, влажный поцелуй расцветает счастьем, тепло разливается по телу, и он отвечает, переплетая руки в тесных объятьях. «Ты сводишь меня с ума, мальчишка, — рычащие нотки в голосе возбуждают. — Сводишь с ума…»

«С ума, с ума, с ума…» — Гарри продолжал слышать эхо.

Голос постепенно стихал, но он хватался за угасающую фразу и тянул на себя…

— Гарри!

Внезапно чашка обрела контуры. Напиток — самый обычный чай — переливался тёплыми оттенками и дрожал.

Нет, не сам напиток — это его рука дрожала.

Гарри словно выпал из реальности на мгновение — весьма и весьма странное ощущение.

Неожиданно плеча коснулись, и он вздрогнул. Рон посмотрел на него вопросительно:

— Что такое?

Гермиона тоже выглядела странно: взволнованно и… заинтересованно. Неужели он снова что-то учудил?

— Я мало спал сегодня, — вздохнул Гарри и, оставив чашку на столе, потёр глаза.

— Дружище, точно всё хорошо? — Рон нахмурился. — Смотреть в чашку чая и бормотать…

— Не похоже на сонливость, — влезла Гермиона. — Ты словно увидел что-то, Гарри. Что это было?

— Прости, не должен был называть «Сам-Зн…». — Рон сразу замолчал и, вернувшись на место, смущённо почесал нос. — Не бери в голову, ладно?

— Так что ты видел? — настаивала Гермиона, но, бегло глянув внутрь, тут же добавила: — Чаинок нет, странно… Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?

Гарри сам не понял, что произошло. Насколько знал, даром провидца он не обладал, а гадать так и не научился. Щемящее чувство ворочалось внутри, точно он кого-то любил один краткий миг, а потом это право отобрали. Вот только любил он Джинни, а ощущалось и виделось всё по-другому… Новое помешательство?

Скоро соберётся целая коллекция и можно будет обвешать стенку «странностями Гарри Поттера». Прямо рядом с мётлами.

— Прорицание, то есть задумался над тем, как улучшить дисциплину, — болтал он с беззаботным видом. — Помните беспорядок на уроках с Трелони? Считаю, что нужно более методично преподносить предмет, да и некоторая подготовка не повредит. Профессор вновь напугала нескольких учеников, рассказав их будущее в своей излюбленной манере. Разве так можно?

Ну тут хотя бы не соврал, ведь та и правда довела до слёз парочку третьекурсников. Даже состоялась беседа с Дамблдором по этому поводу — беседа, которая закончилась слезами Трелони и огорчёнными вздохами профессора, была малопродуктивна, как понял Гарри.

Гермиона скептически смотрела на него, а Рон тут же закивал:

— Жутковатая она всё-таки. У меня от неё мурашки по коже.

— Прекратите! Она со странностями, конечно, но хороший преподаватель, — спокойно возразила Гермиона. — В любом случае как ты-то можешь помочь «шагнуть в новую эпоху»? — во взгляде подруги открыто читалось: «Ты и учиться особо не любил, чтобы сейчас взвалить на себя такую важную задачу». Его это не обижало, ведь Гермиона всегда была такой, да и окажись ложь правдой, он сам бы не стал участвовать в таком.

— А вот это секрет, — выдавил улыбку Гарри. — Когда всё закончится, сами увидите.

— Значит, поэтому в Хогвартс так сложно попасть…

Поверили.

Гарри мысленно выдохнул. Открывшийся актёрский талант весьма удивил его, а в состоянии, когда он не знал, услышит ли очередной внутренний голос или зависнет, переживая ненормальные видения, — и подавно. Нет, не видение — шутка утомлённого разума. Нельзя думать о случившемся, ведь всё он понимал (ещё бы не понимать — воспоминание въелось в подсознание), но отказывался принимать, отбрасывая истину куда подальше.

Позже. Думать он будет потом: может, завтра, или, возможно, послезавтра. Когда-нибудь.

«Ночью» — смешок.

— Но… как может помешать задание предложению руки и сердца?

К другу, как обычно, озарение пришло не вовремя.

— Эм… Это тоже часть секрета, — выдавил он, перебирая в уме все возможные варианты.

«Отъезд в Дурмстранг».

Гермиона прищурилась — этот взгляд инспектора мог проделать в нём дыру. Она ведь не отпустит без ответа, который бы удовлетворил не только любопытство, но и рассеял все возникшие подозрения.

— Ну ладно-ладно, — развёл он руками. — Мне нужно будет посетить Академию Шармбатон, потом Дурмстранг, Колдовстворец… Это долгие и утомительные путешествия, можно считать — исследования. Я не уверен, сколько времени это займёт. Может, год, а может — три. Точно не знаю, поэтому думал сделать предложение, как вернусь, — уверенно заключил он и мысленно себе поаплодировал.

«Себе или мне?» — хмыкнуло нутро, а Гарри глубоко вздохнул, пытаясь унять раздражение из-за этого навязчивого — собственного — голоса внутри.

— Гм, Гарри, а ты не подумал, что она устанет ждать?

Да, об этом он не подумал, потому что вообще думал на один день вперёд.

Он немного отстранился от обстановки, постукивая по подлокотнику, а друзья настороженно смотрели и явно ждали очередного откровения. Только репертуар был ограничен, а сказки закончились.

— Думал, конечно. Но понравится ли ей такой образ жизни? Вечно в дороге, из одного места в другое... Я буду почти всегда занят, а она предоставлена самой себе, — почти бормотал он. — Не о таком Джинни мечтает. Мне нужно всего лишь год—два, а потом я осяду.

— Ты хоть с ней об этом говорил?

— Нет, ещё нет. Мы немного поссорились, она разозлилась, а я решил дать ей время.

— Что за чушь, — взмахнула руками Гермиона. — Ты не подумал, наверное, что твоё «дать время» покажется ей намёком на прекращение отношений?

Да и об этом он не подумал. Тоже. Сейчас мысли текли в иное русло, были сосредоточены на новых проблемах, на очень больших проблемах, которые с каждым днём казались всё более неразрешимыми. Несколько минут назад прибавилась ещё одна. Час от часу не легче.

— Ну хватит, пусть они сами разбираются, — хлопнул Рон в ладоши. — Ты так и не сказал, как тебе письмецо?

Гарри улыбнулся, незаметно кивнув другу в знак благодарности, а тот моргнул в ответ, вернув улыбку.

— Твои шутки с каждым разом всё более опасны, в этот раз моё любимое кресло чуть не сгорело дотла.

— О! Надо уменьшить эффект, — почесал макушку Рон. — А сколько горело?

— Пять секунд, пока я доставал палочку. Агуаменти сработало на ура. Но ты бы хоть предупреждал цветом конверта, например, — прибавил он.

— Мда… да-да, — отстранённо ответил тот, задумавшись, скорее всего, о способе улучшения розыгрыша.

— Гарри! Совсем забыла тебе рассказать...

Они ещё долго болтали. Гермиона рассказывала о своей работе в Отделе регулирования и контроля за магическими существами и возмущалась отсутствием поддержки в борьбе за свободу домашних эльфов. Гарри предпочёл обойти эту тему, ведь она весьма остро реагировала на то, что сами эльфы ополчились на неё и отказались от свободы. Он же считал, что это и есть свобода выбора: если домовикам близка такая жизнь, то это их право и насильно освобождать — тоже в какой-то мере проявление тирании. Естественно, Гарри не был сторонником жестокого обращения и лишь в этом аспекте поддерживал стремления Гермионы.

Рон же постоянно вклинивался и энергично рассказывал про новые пополнения в магазине и о том, что они планируют открыть ещё один и выйти за пределы страны в скором времени. Рассказал, что, возможно, Перси станет главой Отдела магического транспорта, поэтому в последнее время он более придирчив, чем обычно; а малыш Фред не даёт покоя Джорджу ни днём ни ночью, из-за чего тот постоянно рассеян и недавно чуть не слопал партию обморочных орешков.

Но, когда они уже собирались обсудить последнюю игру «Пушек Педдл», появился Кричер и с явным недовольством проскрипел:

— Мистер Драко Малфой ожидает наверху. — Обведя всех нечитаемым взглядом, эльф пробормотал что-то непонятное и исчез.

— Что ему нужно?

Рон сразу напрягся: движения стали нервными, резкими, а лицо ожесточилось.

— Пожалуй, мы пойдём, — Гермиона с пониманием улыбнулась. В чём-то она была более демократичной.

— Ты же не простил его, Гарри? Не простил?! — подозрительности в голосе только прибавилось, и Рон поднялся.

— Опять! Прекрати, это же смешно! — она взяла его под руку и повела за собой. — Гарри, мы ждём тебя в «Норе» в пятницу, надеюсь, ты не забыл.

— Буду пунктуален, — сдержанно улыбнулся он, шагая следом. — Вы ведь понимаете, что школьная реформа — это тайна?

— А ты думаешь, что мы пойдём всем рассказывать? — раздражённо возразил Рон и остановился около камина. — Хорёк всё знает, да?

— Рон, я не это имел в виду, — вздохнул Гарри, поглаживая палочку в кармане.

Подобно тому как некоторые дёргают цепочку, кусают губы или крутят кольцо на пальце, так он искал волшебное орудие в кармане. Вскоре после войны этот жест стал чем-то вроде привычки.

— Всё-всё, Гарри, не забудь! Отправлю тебе громовещатель в четверг, а то опять завертишься и всё пропустишь, — Гермиона зажала в руке летучий порох и с нетерпением посмотрела на Рона.

Тот продолжал сверлить Гарри недоверчивым взглядом чуть прищуренных глаз.

— Не пропадай, — под конец буркнул он и взял горстку пороха.

Зелёный свет озарил комнату дважды.

Так же, как не менялась Гермиона, Рон сохранял импульсивность: вспыхивал сразу и ярко, а иногда — может, даже чаще, чем Гарри хотел признавать — было сложно заставить друга взглянуть на всё с другой точки зрения.

Взъерошив волосы и кинув последний взгляд на камин, он отправился наверх.

Малфой ждал в кабинете. Стоял спиной ко входу и рассматривал коллекцию мётел, но стоило Гарри подойти, как тот сразу развернулся. Зализанные волосы, строгая мантия, прямая осанка, расправленные плечи — горд собой, как всегда.

— Поттер, — кивнул он.

— Малфой, — ответил тем же, Гарри.

А затем уголки губ расплылись в еле заметной улыбке, и Драко указал на свёрток, лежащий на столе.

— Тебе в коллекцию.

Гарри подошёл к столу и развернул бумагу. Скользя пальцами вдоль массивного древка из тёмного дерева, он наслаждался гладкой поверхностью древесины, изящной линией стяжки прутьев. «Варапидос» — последняя модель, изготовленная в Бразилии.

Прекрасна в своей простоте.

— Ты слишком балуешь меня, — усмехнулся он и поднял взгляд на Малфоя.

Отношения с Драко кардинально поменяли направление вскоре после войны.

На самом деле, Гарри сам не заметил, как сблизился с бывшим неприятелем, да и Малфой тоже, наверное, не сразу обнаружил перемены.

Внутри него потускнела та сила, тот свет, к которому привыкли остальные, и притворяться, что всё хорошо, также было сложно. Не сказать, что он раньше являлся неунывающим оптимистом, но всегда смотрел на всё с позитивного ракурса. И вдруг это угасло: Гарри просто устал, был надломлен и не видел нового будущего.

То же самое творилось и с Драко, только тот, наоборот, обнаружил внутри частицу света, возможно, задал себе правильные вопросы, но в равной мере был сломлен и потерян в новой реальности.

В Хогвартсе они иногда сидели на руинах и просто смотрели на силуэт запретного леса. Иногда он уходил первым, кивнув Малфою; иногда, буркнув короткое «пока», первым отчаливал Драко; иногда Гарри приходил первым и, заметив его, приветствовал простым жестом; а иногда Малфой находился уже на месте и, кивая, сдержанно говорил: «Поттер».

Как-то раз, когда они вновь гипнотизировали взглядом тёмную гущу деревьев, Гарри прошептал: «Малфой, а ты помнишь…».

Помнил, конечно.

Так началось общение. Поначалу обменивались скудными фразами, ничего не значащими фактами о погоде, о назойливых вредителях, о реконструкции школы, и спустя некоторое время Гарри поделился самым страшным моментом в своей жизни: истинной ролью в предназначении. Драко тогда долго молчал. Тишина вновь стала третьей в их компании, пока поздно ночью Малфой не пришёл с бутылкой огненного виски и не вернул должок: поделился наиболее тёмным периодом своей жизни.

Ни одному из них не надо было притворяться: Гарри видел худшее в нём за все эти года, но не отвергал Малфоя из-за столь несвойственных ему сомнений; Драко же нашёл некого советчика, — горе-советчика по добрым делам, как считал Гарри — а из-за собственного прошлого не видел в новом эмоциональном обличье Гарри ничего особенного.

Гарри не знал, стала ли новоиспечённая дружба положительным фактором для посвящения Малфоя в тайну, но Дамблдор сделал это буквально сразу же. Он иногда думал, что знающих людей намного больше, чем профессор упоминал, но не хотел углубляться в эти дебри.

Драко относился к Риддлу с опаской, но сдержано. Если он и боялся, то виду не подавал, а тот в свою очередь тоже проводил Малфоя нечитаемым взглядом и лишь изредка говорил что-то вроде: «А, мой юный друг». Драко кривился, но ничего не отвечал; он стал более сдержан или, вероятно, так было всегда, когда дело касалось Тёмного Лорда.

Тем временем Малфой сел в кресло и, указав рукой куда-то в сторону, поинтересовался:

— Как там пленник?

Гарри вновь бегло коснулся метлы и размял плечи. Тело болело, хоть он и принял утром укрепляющий раствор, когда понял, что рука всё-таки пострадала. Не сильно, но связки были или повреждены, или это простое растяжение.

— Спит.

— Спит? — Удивление в голосе вызвало веселье.

Такие вещи, как сон, еда, какие-то бытовые нужды и Тёмный Лорд в одной фразе — казались диковинкой. Раньше он сам сомневался не только в перечисленном, но и в том, что Риддл способен испытывать возбуждение. Ведь столь низменные инстинкты не соответствуют размеру чужого эго.

— Эльф постарался, — туманно заметил Гарри и опустился в кресло. Единственное, во что не был посвящён Малфой, так это в некоторые детали их отношений. Крохотная тайна должна остаться навсегда между Гарри и его совестью; ну и Дамблдором, раз так случилось.

— Ещё один презент, — добавил он и положил на стол коробочку.

— Они?

— Те самые, — кивнул Драко. — Серебро, кожа Украинского сталебрюха.

Гарри открыл коробку, прикоснувшись к наручам. Они имели форму змеи, кусающей собственный хвост — Уроборос. Кожа с металлическим отливом туго оплетала браслеты в некоторых местах, в других — оставляла открытые полоски серебра, покрытые тончайшей гравировкой, которая от прикосновения вспыхнула и погасла.

— Прекрасны, — заметил Гарри. Даже жалко было растрачивать такой экземпляр.

— Знал, что ты оценишь. — Драко откинулся и замолчал, пока он рассматривал артефакт, словно ребёнок новую игрушку. Следом Малфой вновь заговорил, но интонация поменялась: — Гм… Ты слышал что-нибудь про Азкабан?