10. Ариведерчи (1/2)

Когда Антон был маленьким, он часто любил представлять себя героем какого-нибудь мультфильма или сериала, хотя и не смотрел их часто. Он любил быть именно героем, персонажем, который спасает всех, кого только можно, постоянно даёт советы, никогда не бросает в беде. С какой-то стороны Антон и был таким человеком. В детстве он редко анализировал, что такое хорошо, а что такое плохо, просто в силу отсутствия ситуаций, требовавших такие решения. В детский сад он не ходил, на улице почти не гулял, только учился, а все знания уже не были как-то связаны с простыми вещами, которые объясняют детям в раннем возрасте, только с фактами и аргументами, не более. Одна бабушка, к которой маленький Антон попал на лето чисто случайно, подарила ему крупицу детства. Мальчик гулял по всей деревне, ходил в лес, купался на речке, смотрел мультики, уплетал за обе щеки землянику прямо с грядки - в общем вёл себя, как и должны вести себя дети его возраста.

Тогда же бабушка читала ему перед сном разного рода сказки и рассказы, до сих пор самым любимым у Антона был «Рикки-Тикки-Тави» Киплинга. Он помнит, как всего лишь за пару часов прочитал эту книгу полностью, а когда радостный подбежал к бабушке, что жарила картошку на ужин, и рассказал ей о книге, она очень сильно удивилась. Антон не понял, почему бабушка напряглась, но та сказала ему, мол, странно, что в четыре года мальчик с лёгкостью осилил для себя не такое уж и маленькое произведение. Тогда погрустнел Антон, ему не было сложно или тяжело читать, наоборот «Рикки-Тикки» дался ему куда легче, чем все учебники, которые ему сувала мама.

В итоге бабушка вздохнула, но обещала прочитать «Рикки-Тикки» внуку ещё один раз перед сном, а на утро следующего дня поискать книги с похожей тематикой. Так Антон полюбил читать, и собственно стал представлять себя главным героем произведений, бесстрашным и мужественным персонажем, который мог помочь абсолютно во всём.

Антон слишком поздно понял, что ему самому нужна помощь.

***</p>

Шастун разлепил глаза и уставился на тонкую полоску света, что пробивалась сквозь не до конца закрытые голубоватые шторы. Сначала он пару секунд пытался вспомнить, где находится. Стены не были обшарпаны, не было холодно — значит, это не заброшка. Одеяло не такое тонкое, как у него, матрас более мягкий — значит, это не родительская квартира. Перекручивая шестерёнки в голове под разными углами, парень с горем пополам вспомнил, как вечером учитель забрал его к себе.

Выползать из тёплой постели, которая так и манила, совершенно не хотелось. Однако Шастун подумал о том, что может быть с его стороны слегка не культурно валяться в комнате Арсения целый день, поэтому нужно было встать. Антон присел, начал опускать ноги, кисло предвкушая холод от пола, но шершавые пятки столкнулись лишь с мягкой поверхностью пушистого ковра. Подросток почти замурчал от удовольствия и, пересилив себя, поднялся на ноги.

Антон прошёл на кухню, недовольно сощурившись из-за солнечных лучей, которые бились в стекло. Весьма тёплая погода для последнего времени. Шастун уставился на мужчину, сидящего за столом с чашкой кофе, облокотился на косяк, чтобы выглядеть непринуждённо, одной рукой взъерошил и без того спутанные кудрявые волосы на макушке, чем вызвал смешок учителя.

— Доброе утро. Ещё чуть-чуть, и можно было бы сказать, что день, — Арсений поставил кружку на стол. Ложка звякнула о керамическую стенку.

— Сколько времени? — хрипло поинтересовался Антон.

— Доходит двенадцать.

— Воу… Я столько проспал? — похлопал глазами Шастун. На самом деле это не было столь удивительно. Хотя обычно юноша просыпался максимум в половину двенадцатого, так что может быть в этом и есть странные нотки. Вчера Антон лёг спать не так уж и поздно — почему же проснулся в обед, непонятно.

— Да.

— Почему вы меня не разбудили? — недовольно спросил парень, растирая заспанные глаза.

— Я же сам сказал, что не буду тебя будить, — пожал плечами педагог. — Думаю, может если ты в выходной день выспишься, не придётся опять с твоими опозданиями на учебной неделе разбираться. А то мне уже завуч замечание сделала.

— Извините.

Антон присел на стул, начиная прожигать глазами чашку с недопитым кофе. В животе тихо заурчало, подросток чуть ссутулился — есть он не собирался.

— Что на завтрак хочешь? — вдруг проговорил Арсений.

— Ничего, — Антон мотнул головой. — Я, наверное, ещё бы поспал.

Мужчина внимательно посмотрел на ученика: действительно, выглядит так, будто он ночью совсем не спал. Под глазами просвечиваются тёмные круги, да и сами они какие-то уставшие. А ещё лицо имеет нездоровый красный оттенок.

— Ты часом не заболел, дружок? — нахмурился Попов, подавшись чуть вперёд, чтобы дотронуться рукой до лба Антона.

Парень на долю секунды затаил дыхание, когда горячая рука педагога прикоснулась к его холодному лбу. По телу побежали мурашки, и Антон был рад, что их никогда не видно на лице.

— Да вроде бы нет… Я бы наоборот сказал, что ты замёрз.

— У меня непонятное тело, — протараторил Шастун, когда рука учителя исчезла с кожи. — Мне всегда холодно. Даже летом я могу спокойно кофты и свитера носить. Да и заболеть я не могу… Вернее, я редко болею, но когда это случается, то болезнь проходит очень тяжело, один раз я наверное месяц в постели валялся с температурой, которая почти не спадала.

— Это плохо конечно, — покачал головой Арсений. — Ты к врачу никогда по этому поводу не ходил?

— А зачем? Толку-то. У каждого в организме свои заморочки.

Попов помолчал пару секунд, видно обдумывая слова юноши, а потом сказал:

— Я сейчас тебе чай наведу. Будешь яичницу или кашу сварить? Могу и бутерброды сделать.

— Честно, ничего не хочу. Только чай выпью.

— Значит будешь кашу. Не бузи только. Вчера ничего вечером не съел, так что позавтракать ты должен.

— Я умываться, — проигнорировал фразу парень.

— А я варить пшёнку.

***</p>

За завтраком Антон придумал продолжение своей истории, почему он не пошёл вчера домой. Сказал, что ключи потерял, а родители вместе с сестрой уехали в гости с ночёвкой, сегодня вернутся ближе к вечеру, поэтому парню нужно где-нибудь пошататься до этого времени. Арсений упрекнул его за невнимательность, хотя и рассказал, как сам однажды чуть не потерял ключи, мол, обычное дело; потом заставил парня съесть ещё несколько ложек каши, которая оказалась не самой плохой.

Димы, как предполагалось, у себя ещё не было, с Серёжей Антон так и не помирился, он вообще отключил телефон, чтобы лишний раз не отвлекаться на уведомления в беседе или личных сообщениях. Делать было нечего, а парню, который не очень-то хотел слоняться по городу в гордом одиночестве, на самом деле не хотелось уходить от Арсения Сергеевича. У учителя в доме было тепло и уютно, так как у него самого никогда не бывало. При этом Антон понимал, что и остаться у него не может — некультурно как-то, да и лишний раз стеснять не хочется.

Попову, вроде бы, общение с Антоном также доставляло удовольствие, он не спешил отвозить его, напротив предложил вместе выйти прогуляться, чтобы скоротать ожидание приезда родителей Шастуна.

— Никогда я не гулял с учителями, — сказал юноша, натягивая на себя кеды. — Разве что только с Павлом Алексеевичем.

— Он рассказывал, — ответил Попов. — Ты не думай, я не такой старик, как он, даже моложе. Думаю, со мной будет не менее весело.

— Кто знает, кто знает… — загадочно протянул Шастун.

На улице было свежо. Листья стали желтеть, падать на землю, превращая её в шебуршавшую под ногами перину. Голуби слонялись туда-сюда по пыльному асфальту в поисках хлебных крошек или скорлупок от семечек. Первое впечатление о погоде за окном было ошибочным, несмотря на яркое солнце, дул сильный ветер, который сразу опускал температуру на несколько градусов. Антон посильнее засунул ладони в карманы ветровки, чтобы не мёрзнуть, и остановился около подъезда, ожидая учителя. Он в этот момент придержал дверь старушке, с которой перекинулся парой слов, видно, они были соседями.

— Думаю, стоит поговорить, — сказал Арсений, когда они вышли к тропинке, проходящей через детскую площадку. — Делать всё равно нечего.

— Давайте.