Часть 5. Клятва. Глава 1 (2/2)

- Да. Гриндевальд убил папу, а Вы его нет, - жутковато было слышать подобные слова из уст ребенка, который будто еще вчера слюнявил его мантию, требуя свою лошадку.

Альбус вздохнул:

- Ну а что ты думаешь об этом? Нужно было убить Гриндевальда?

Едва ли мнением Андре об этом когда-либо интересовались. Крепко задумавшись, он закусил губу:

- Не знаю. Иногда мне хочется, чтобы Гриндевальд умер. Почему он живет, а отец нет? Но потом я думаю: теперь он в тюрьме совсем один, и все его ненавидят. Это ведь тоже наказание?

- Так и есть, - серьезно кивнул Альбус. - Запомни, Андре, никогда не стоит торопиться отнять чужую жизнь. Ведь вернуть ее ты уже не сможешь, - он легонько похлопал крестника по плечу. - Жизнь сложная штука. Ты еще не раз столкнешься с разногласиями, такими как у меня с твоей мамой. По ее мнению Гриндевальда следовало казнить, и у нее есть право так думать. Как и на то, чтобы не желать больше меня видеть, но ты - другое дело. Ты ее сын, и тебя она любит, очень. Так что все у вас наладится, вот увидишь. Ты получил утром почту?

Как правило, в первый учебный день родители первокурсников отправляли своим чадам письма, чтобы смягчить резкую разлуку с домом, или как минимум присылали забытые вещи.

- Да, но от Джейкоба, - будто это легко доказывало обратное, возразил Андре.

- Готов поспорить на пакет клубничных тянучек, твой ответ они будут читать вместе, - подмигнул Альбус, взглянув на часы. - Ну а теперь тебе пора на занятия. Не то профессор Кловерфлок закроет теплицу. Может, мне проводить тебя?

- Не надо, я сам! - махнув полами мантии, сорвался с места Андре. - Увидимся на ужине, дядя!

- Увидимся, мой дорогой, - шепнул Альбус ему вслед.

***</p>За новыми лицами и вводными уроками первая учебная неделя пролетела как один, но очень трудный день. Тем не менее ранним утром субботы вместо того, чтобы задержаться в постели с газетой и чашечкой чая, наслаждаясь первым выходным, Альбус отправился в Нурменгард.

По постановлению суда у него как у официального представителя Гриндевальда имелось право на три посещения в месяц. Этого, разумеется, было слишком мало. И пока Альбус в судебном порядке добивался увеличения количества посещений с целью медицинского обследования, чтобы навещать Геллерта, ему приходилось преступать закон.

Снова.

За прошедший месяц у Альбуса было достаточно времени, чтобы осознать свой поступок и во всех деталях вообразить его вероятные последствия. Империус сам по себе был непростительным заклятием, за которое грозило тюремное заключение, а уж примененный к служащему при исполнении. И не к одному… Если вкратце, в случае установления правды участь Альбуса обещала быть ничем не лучше участи его подзащитного. Или как предрек, протрезвев после приступа ярости, Аберфорт: “В соседней камере будешь куковать, придурок”.

Может и так. Но сделанного не воротишь, да Альбус и не хотел. Он знал, что не мог поступить иначе, и это стало решающим аргументом в пользу сделанного им выбора. Вместе с тем он не питал иллюзий относительно того, что ждало его в ближайшем или более менее отдаленном будущем, так что решил использовать оставшееся время, чтобы вернуть Геллерту вменяемость.

Пока что выходило скверно.

Изначально Альбус предположил, что плачевное состояние психики Гриндевальда связано с пагубным влиянием наркотиков, употребляемых им до ареста в воистину космических количествах. Ибо Геллерт, которого он знал - Геллерт тринадцатилетней давности, юный и независимый - оставался расчетливым и хладнокровным до самого конца, в самых опасных передрягах и никогда не позволял себе терять контроль над ситуацией. Нынешний же не то что других людей, не был способен контролировать самого себя.

Именно так и описывал профессор Вудворт разрушающее воздействие наркотических средств на организм человека. Геллерт следовал его схеме настолько точно, что становилось не по себе, но в этом были и свои плюсы. Зная, направление процесса, Альбус мог понять, как его обратить. В этом ему здорово бы помогли медицинские прецеденты, но тех, к сожалению, пока особо не существовало. Магловские наркотики лишь недавно начали обретать популярность в среде волшебников, и их первые жертвы либо погибали в безвестности, либо, наоборот, были слишком известны, чтобы открыто заявлять о своей зависимости и искать помощь. Можно сказать, в своей борьбе Альбус был первопроходцем.

И так как по опыту Вудворта полное лишение больного наркотиков грозило быстрым ухудшением состояния и смертью, у Альбуса родилась идея ограничивать их потребление постепенно. Замысел состоял в том, чтобы заменять привычные наркотики похожими, но все менее и менее губительными субстанциями до полной победы над зависимостью. И в теории план был идеален, с тем единственным недостатком, что подобных субстанций в природе не существовало.

Вот тут-то пригодилась помощь Николя. Тот, правда, честно признался, что не видит шансов для Гриндевальда, но согласился, по крайней мере, использовать его для экспериментов. Если б не он, едва ли Альбус смог в столь короткие сроки вывести формулу зелья, маскирующегося под смесь морфия и кокаина, но не вызывающего привыкание. Именно его Альбус варил перед началом учебного года, зная, что по обыкновению навестит Гриндевальда в уикенд, и что зелье должно настояться и полностью растворить вулканический песок в своем составе. И так как уже после первых порций Геллерт смог, наконец, немного прийти в себя, Альбус возлагал на их с Фламелем экспериментальное зелье большие надежды.

Вспыхнув ярким золотом, метка перенесла его аккурат в камеру Гриндевальда в Нурменгарде. Несмотря на то, что узников лишали их волшебных палочек, все камеры волшебных тюрьм были снабжены антитрансгрессионными чарами в первую очередь для того, чтобы исключить возможность побега с помощью сообщников. Второй по важности причиной была защита осужденных от мести родственников их жертв или чересчур ретивых авроров - смерть Багрова тому яркое свидетельство. Таким образом, никто не мог проникнуть в камеру трансгрессией, то есть не вскрыв решетку, а потому охранные заклинания промолчали. По сути метка делала Альбуса призраком.

Обратно он рассчитывал выбраться с помощью Фоукса. Тот от своей новой должности личного водителя был, мягко говоря, не в восторге и в любой момент мог встать в позу - это гордый феникс отлично умел - но пока что на зов Альбуса охотно откликался. А тот умасливал его, чем мог: красивым новым золотым насестом с удобной чашей для пепла - Альбуса чуть удар не хватил, когда Фоукс впервые сгорел в пламени перерождения - семенами чили и отборными упитанными огневицами, которыми феникс обожал лакомиться. Последнее выглядело особенно устрашающе.

Поправив рукав мантии, привычно скрывая погасшую, но вполне различимую (и все еще саднящую) метку, Альбус вгляделся во мрак камеры. Вне зависимости от времени дня в подземельях Нурменгарда всегда царила ночь.

- Геллерт? - шепнул Альбус, не желая будить его, если он спит, одновременно высвобождая из делюминатора пару припасенных огоньков. Взвившись над его головой, те озарили мягким, приглушенным светом низкий потолок, влажные каменистые стены, крошечное окно-бойницу и

пустую кровать.

Рыжие брови Альбуса полезли на лоб. Геллерт не мог сбежать! Не в его состоянии. Не в кандалах, закаленных щитовыми чарами.

Может, его кто-то забрал? Но кто? И главное, зачем? Чтобы спрятать или расквитаться?

И почему молчат охранные чары?!

Метнувшись к решетке, Альбус обнаружил на ней нетронутую аврорскую печать.

Вот почему. Значит, похитивший Геллерта был аврором. Но ведь я же лично проверил их всех!

- Черт!

Тут за его спиной раздался взволнованный шепот:

- Seid bitte nicht so laut! Oder er kommt!*

* - Пожалуйста, тише! Не то он придет! (нем)

Развернувшись с палочкой наготове, Альбус оторопел. И тому было несколько причин.

Во-первых, Геллерт все же присутствовал в камере.

Во-вторых, он был под кроватью.

В магическом свете тень под ней особенно сгустилась, и Альбус по-видимому просто не различил его силуэт. Но это все равно был какой-то абсурд.

- Геллерт? Ты чего? - он шагнул к кровати, и выглянувший было Гриндевальд втянулся во мрак как вспугнутый моллюск.

- Ruhe! Bitte sprechen Sie leiser!** - донесся оттуда его не на шутку встревоженный шепот.

** - Тише! Пожалуйста, говорите тише! (нем)

Откровенно ничего не понимая, Альбус тоже перешел на немецкий:

- Вылезай, Геллерт. Пора пить зелье.

- Нет! - упрямо отозвался тот, и в этот раз в его испуганном голосе появились нотки какого-то почти детского непослушания. Это было что-то новенькое. Несмотря на то, что Гриндевальд весьма скептически относился к попыткам своего исцеления, до сих пор он ни разу ничему не противился, даже если язвил.

- Мне что, вытаскивать тебя силой? - начал раздражаться Альбус.

Ответа не последовало. Но перед тем, как он замахнулся палочкой, чтобы вытянуть Гриндевальда из-под кровати, оттуда донесся всхлип.

А потом еще один.

Опустившись на колени, Альбус потрясенно заглянул под кровать. Свернувшись калачиком и забившись в угол, насколько это было возможно при его пусть похудевших габаритах, Геллерт рыдал практически навзрыд. Теряясь в светлой щетине, по его впавшим щекам катились крупные, неподдельные слезы.

У Альбуса долго не находилось слов.

- Не стану я тебя трогать, - наконец, пообещал он, предположив, что у того может быть видение. Только весьма странное, ведь обычно в пророческом трансе Гриндевальд терял связь с реальностью и на вопросы не отвечал. - Ты только скажи, что случилось.

Захлебываясь и заикаясь, Геллерт выдавил самым жалобным на памяти Альбуса голосом:

- Отец. Он придет и накажет меня!

- Райнхард?! - опешил Альбус. - Да с чего бы ему приходить?

- Потому что я прогулял урок музыки, - громко шмыгнул Геллерт, закусив губу совсем как Андре. - Не хочу туда ходить. Господин Мирбах бьет по рукам.

Вглядевшись в заплаканные голубой и синий глаза, Альбус вдруг начал понимать.

- Геллерт, - очень мягко позвал он, - напомни, пожалуйста, сколько тебе исполнилось в этом году?

Тот взглянул на него с гордостью уже совсем взрослого мальчика.

- Семь!