Глава 5 (2/2)

Ты уже давно обо всем догадался, ведь так? Но хотел, чтобы я сам это сказал. Ненавижу! Ненавижу тебя, Дамблдор!

Перед глазами внезапно промелькнуло неподвижное, мертвенно-бледное лицо в ворохе спутанных рыжих волос.

- Поздравляю, Дамблдор, - оскалился Геллерт, насилу отгоняя призрак давнего видения. - Ты самый дерьмовый защитник из всех возможных.

- Зависит от того, что понимать под словом «защита», - высокомерно парировал тот. - Пришлось повозиться, но зато обошлось без магического или иного принуждения. И так будет и дальше, если ты перестанешь испытывать терпение Конфедерации и согласишься на сотрудничество. И поможешь мне спасти твою шкуру.

- Да не вопрос! - с жаром отозвался Геллерт, в красках представляя, как грубо имеет Дамблдора прямо на этом столе. И как тот пытается солгать, что ему это не нравится. - А может, мне еще что-нибудь для тебя сделать? Может, попросим Азимуса выйти на пару минут? Хотя можешь остаться, Азимус, - саркастично фыркнул он. - У нас ведь больше нет секретов.

- Что за мерзость, Гриндевальд! - демонстративно возмутился Азимус, переживая за репутацию Дамблдора больше, чем он сам, а в следующий миг в щель под дверью влетела служебная записка. Поймав листок, Дерек пробежался взглядом по имени на нем и передал Альбусу. - Наверное, стоит сделать перерыв?

- Да, определенно, - перечитывая, нахмурился тот, не подняв взгляд, даже когда Солер и Азимус увели клокочущего злобой Геллерта обратно в камеру.

Очень надеюсь, что там плохие новости.

***</p>

Перерыв длился недолго. Геллерт успел лишь проораться и сломать о решетку единственный в камере стул, а за ним уже пришли снова. На этот раз Азимус и Оболенский.

- Что-то я не припомню, чтобы сейчас была твоя очередь на прием, - фыркнул Геллерт, обращаясь к последнему, но тот в отличие от Дерека не имел к нему личных счетов (и, кажется, терпеть не мог Крапивина), а потому спокойно спускал любые шуточки. К тому же Геллерт подозревал, что Старшая палочка волнует мракоборца куда больше, чем осуществление карательных мер в отношении его скромной особы, несмотря на то, что Министерство Российской империи требовало выдать Гриндевальда с не меньшим упорством, нежели МАКУСА. Геллерт в свое время ощутимо попрал престиж обеих этих организаций, и в них обеих, к слову, практиковалась смертная казнь. - И куда делась Солер? Уж извините, джентльмены, но лицезреть ее смуглую мордашку намного приятнее. Особенно когда она злится.

- У нас пересменка, - прохрустев останками стула, разбросанными по полу, отозвался Оболенский, входя в камеру. И не солгал. Альбуса в комнате для допроса тоже не оказалось. Впервые за полторы недели.

У Геллерта промелькнула мысль, что будь на нем сейчас золотые треугольные запонки, подарок Альбуса, то они покрылись бы инеем.

Значит, веселье начнется уже сегодня.

- А где Дамблдор? - плюхаясь на стул, беззаботно поинтересовался он, заведомо понимая, что вряд ли услышит правду.

- Альбус занят в другом проекте, - нехотя пояснил Азимус, запечатывая магией дверь.

Неужели у тебя появились более важные дела, чем мое перевоспитание, Дамблдор?

Тем временем Оболенский повесил пиджак на спинку стула и положил перед собой короткую волшебную палочку из какой-то темной древесины.

Не хочет оставлять следы. Да и Азимус, смотрю, не торопится доставать записывающее устройство.

- Но как же я без своего защитника? - продолжал строить из себя идиота Геллерт. Конечно, он прекрасно понимал, что его ждет, и морально готовился к пыткам с самого момента своего ареста. Однако он давно уже не тот самонадеянный школьник, угодивший в лапы русских мракоборцев, что пять лет назад. За прошедшие годы он многому научился, и ныне его самонадеянность имела под собой веские основания. - Альбус будет очень расстроен, что пропустил такое представление.

- Не будет, - отрезал Азимус, прислоняясь спиной к дверному косяку и складывая руки на груди. Происходящее за спиной у Дамблдора он явно не одобрял.

Не одобрял, но и не вмешивался. Как же Геллерту нравилось это лицемерие.

- Начнем с простого, - сказал Оболенский. - Это Вы ответственны за убийство Роба О’Брайена, мистер Гриндевальд?

- Я скорее назвал бы это демонстрацией, - с ухмылкой поправил Геллерт. На самом деле Альбуса стоило поблагодарить, ведь к тому времени О’Брайен как раз утратил для него всякую полезность. Во-первых, отпала необходимость в лице, представляющем общего врага, так как волшебники, вовлеченные в борьбу, уже не могли так просто из нее выйти. Во-вторых, своими ужесточающими поправками к законам О’Брайен, сам того не зная, помог Геллерту довести ситуацию в магическом международном сообществе до точки кипения. И, в-третьих, вывел Геллерта Грейвза на лиц, которые финансировали его антимагловскую деятельность - и, следовательно, прокладывали его политический курс - в число которых, как оказалось, входили не только американские магнаты, но и многие бизнесмены Европы.

Так что нельзя сказать, что Геллерт пустил свой новенький кольт в дело совсем уж с неохотой. Жаль только, что сразу после убийства их небольшую команду ожидаемо покинул Акерли. Найти замену такому толковому фотографу и журналисту оказалось делом трудным и по сей день невыполнимым.

- Демонстрацией Вашей силы? - вежливо улыбнулся Оболенский.

- Возможностей маглов, которые волшебники почему-то упорно игнорируют, - снова поправил Геллерт.

- Понятно. А что насчет взрыва на площади Трех крестов в Варшаве? Вы имеете отношение к этому инциденту?

- Нет, не имею.

- А теракт на вокзале Сент-Панкрас, Лондон?

- Вы перечисляете массовые убийства, а я в отличие от вас, - он насмешливо кивнул в сторону их обоих, - не настоящий аврор и подобным не занимаюсь.

- Потому что за тебя это делают другие! - с блеском металлической ярости в серых глазах отрезал Азимус. - Роль мистера Багрова в организации тех терактов нам доподлинно известна.

- Вот и спрашивайте с Багрова, - надменно пожал плечами Геллерт. - Он взрослый, самостоятельный волшебник, способный ответить за свои поступки.

Пожалуй, даже слишком самостоятельный. Я ведь столько раз твердил ему, что чрезмерное насилие на данном этапе лишь снизит нашу популярность! Но нет же! Попробуй, объясни ему, что такое долгосрочное планирование!

- Неужели ты рассчитываешь, что мы поверим, что он действовал не по твоей указке, Гриндевальд? - в отсутствие Альбуса Дереку, похоже, было особенно трудно сдерживать накопившийся гнев.

Все? Уже не мистер Гриндевальд?

За пять лет совместной работы в Конфедерации Геллерт успел очень хорошо изучить этого человека. Впитав в юношестве некие принципы, люди наподобие Азимуса придерживались их до конца своей жизни, не считая нужным что-то пересматривать или хоть как-то меняться. И раз уж он вдолбил себе в голову, что Геллерт - зло во плоти, ничто на свете не заставит его передумать. А значит, Гриндевальду можно приписать вообще все злодейства, произошедшие со дня его рождения.

- Возможно тебя это удивит, Азимус, но мне откровенно наплевать, верите вы мне или нет, - презрительно фыркнул Геллерт, резко переводя взгляд на Оболенского, решившего воспользоваться тем, что он отвлекся. - Зря стараешься.

- Попытка - не пытка, - подмигнул тот, и в следующее мгновение виски Геллерта сдавило дикой, скрежещущей болью. Не Круциатус, конечно, но приятного мало.

Вообще ничего приятного.

- Согласен, на пытку это пока не особо похоже, - глумливо хмыкнул Геллерт, когда боль сменилась сладкой истомой облегчения. После стольких дней бездействия он буквально хотел испытать себя на прочность. Сбросить кого-нибудь в ту же бездну ненависти, страха и отчаяния, над которой висел сам. - А я всегда полагал, что русская школа легилименции одна из самых сильных.

Впрочем, вскоре Оболенский взялся за него всерьез.

Сперва он только мучил. Ни о какой легилименции не было и речи - лишь старая добрая пытка с чередованием заклинаний, чтобы истязаемый не очень-то привыкал к характеру боли. Так пытали авроров и других специально обученных волшебников - обычный Круциатус заставлял желать смерти, несколько часов под этим заклятьем - и человек готов был сказать что угодно, даже то, о чем не имел ни малейшего понятия. А вот подобный подход изнурял постепенно, выдавливал даже слабые отголоски сопротивления. Не ломал ментальный барьер, а попросту вынуждал сомневаться в его необходимости. Но, конечно, на это требовалось время.

- Оболенский!

С предупредительным выкриком Азимуса хватка тисков, вплавляющих кости его черепа в мозг, в очередной раз ослабла, но не успел Геллерт сделать осторожный вдох - казалось, череп вот-вот раскрошится - как сознание мракоборца вонзилось в его разум дождем раскаленных спиц.

Что ж. Вот тебе и русская школа.

- Уже лучше, - прохрипел Геллерт, почти не различая мракоборца за пульсирующими красными пятнами перед глазами. Все тело покрылось холодным потом, от которого рубашка липла к спине, цепи остро врезались в запястья, но его ментальный барьер не дрогнул. - Еще пара-тройка лет в таком ключе, и я точно все расскажу.

- Знаешь, что самое забавное, Гриндевальд? - улыбнулся, хоть уже и не так расслабленно, как в самом начале, Оболенский, награждая его очередной порцией боли. - В нашем распоряжении действительно есть столько времени.

Лжец.

Надо признать, у него был свой стиль. По крайней мере, Геллерт до сих пор ни разу не сталкивался с тем, чтобы его разум пыталась подточить стая остервенелых москитов-бурильщиков. Да ментальный барьер Геллерта уже походил на подушку для иголок! В какой-то неопределенный момент Оболенский все-таки начал задавать вопросы:

- Где сейчас Дмитрий Багров? - он усилил давление, и Геллерту подумалось, что так, наверное, чувствует себя человек внутри железной девы. - Какое задание ты ему поручил?

- Велел вернуться в Петербург и навестить твою милую кузину, - скрежеща зубами от боли и напряжения, оскалился Геллерт. - Ей, кажется, недавно исполнилось шестнадцать? Дивный возраст.

- Он продолжает Поиск, ведь так? - Оболенский проигнорировал этот выпад, но иглы его сознания всверлились еще глубже в барьер Геллерта, по поверхности которого от одного острия до другого разошлись тонкие трещины.

Совершенно ослепнув, Геллерт закричал.

- Владимир! - из пульсирующей тьмы вновь раздался обеспокоенный окрик Азимуса, но Оболенский уже не обращал на него никакого внимания. Он слишком увлекся.

- Где Непобедимая палочка?! - заклятья хлестали Геллерта вперемешку с ментальными атаками, уже неразличимые между собой. - Ты так легко поверил, что она у Дамблдора - ты напал на ее след? Она здесь? В Европе?

Вот, что ты на самом деле хочешь вызнать. Вот, зачем убедил Азимуса нарушить закон. Вот, почему так торопишься.

Слишком торопишься.

Под одной из игл барьер вдруг с хрустом поддался, и Оболенский ринулся в пробоину, обернув сознание в один тонкий стилет.

Это было ошибкой. За треснувшим барьером оказался еще один, плотный как грозовое облако и вязкий как болотная топь...

Большеротая веснушчатая девочка лет семи в пышном платье с рюшками прыгала у его ног, протягивая руки.

- Ну Володушка! Ну поднимииии! - капризно канючила она, потрясая бантами в кудрявых волосах.

- Нет, Софья, ты уже слишком взрослая, - с доброй укоризной усмехнулся он. - Взрослых девочек не носят на руках.

- Ну пожааалуйста! Ты всегда меня катал! - она прильнула к его ногам как ласковый котенок. - Покатай совсем немножечко.

Он положил ладонь на ее мягкую шелковистую макушку и, сдавшись, рывком поднял на руки, лихо закружив в воздухе.

- Ух, бандитка! - хохотал он под аккомпанемент ее восторженных визгов. - Ух, вымогательница!

- Володушка самый хороший, - насилу переведя дух, она мокро чмокнула его в щеку и снова рассмеялась, вопя, что он ужас какой колючий.

Ее чистый, звонкий смех был для него самым приятным звуком в мире. Ее улыбка, с возрастом все более скромная, но такая же искренняя - лучиком солнца в пасмурный день. И когда к шестнадцати годам Соня из милого веселого ребенка вдруг превратилась в трепетную, нежную девушку, он вдруг понял, что готов порвать любого, кто хотя бы даже посмотрит в ее сторону. А таких было немало, и кому-то она, в конце концов, ответит благосклонностью. Кому-то, но не ему…

НЕТ!

Выдрав свое сознание из цепкой хватки Геллерта, Оболенский вскочил на ноги, отшатнувшись к стене с перекошенным до неузнаваемости лицом.

- Что, никогда не встречал легилимента сильнее себя? - злорадно ухмыльнулся Геллерт. Измученное тело била дрожь, к горлу подкатывала тошнота, но вкус победы слишком опьянял. - И надо же как удачно я угадал с кузиной! А она и правда ничего, Володушка.

Посерев, Оболенский вскинул на него палочку, но Азимус успел отвести его локоть в сторону.

- Хватит! Оболенский! Возьми себя в руки!

Тот не стал атаковать, но продолжил буравить Геллерта убийственным взглядом. Да он и убил бы, если б не Азимус.

- Не знаю, чего ты добиваешься, Гриндевальд, - рассерженно нахмурился Дерек, - но лучше ты свое положение точно не делаешь.

Еще один благодетель нарисовался.

- А ты, Азимус, не хочешь попробовать? Уверен, в моих воспоминаниях найдется для тебя что-нибудь интересное. Что-нибудь с Аль…

В следующий миг в его лицо ударило заклятье немоты.

- Заткнись, Гриндевальд, - отрезал Азимус, мановением палочки ослабляя цепи и сдергивая его со стула. Затем оглянулся на Оболенского, совершенно растерявшего былое хладнокровие. - Я уведу его в камеру. А ты постарайся, пожалуйста, прийти в себя. Или хочешь присоединиться к Солер?

Сжав палочку так, что кожа между костяшками грозила вот-вот треснуть, тот молча открыл им дверь.

Подведя Геллерта к камере несколькими минутами позже, Азимус чуть задержался, взмахнув палочкой перед его лицом. Но вместо того, чтобы вновь обрести голос, Геллерт вдруг почувствовал, как на его горле будто сжалась невидимая рука.

Какого Мерлина!

Не способный ни вскрикнуть, ни вдохнуть, Геллерт уставился на аврора в возмущенном изумлении, вцепившись в решетку, чтобы не упасть, но вскоре ноги подкосились сами собой, и, багровея с каждой секундой, он сполз на пол.

Дешевка ты, Азимус. Я же знаю, что ты меня не убьешь!

- Если я еще раз услышу, что ты пытаешься навредить Альбусу, - чуть наклонившись, процедил тот шепотом, едва различимым за гулким шумом прилившей крови у него в ушах. - То добьюсь твоей передачи в МАКУСА и смертной казни. Ты понял меня, Гриндевальд? - Носки начищенных аврорских туфель перед глазами пошли алой рябью и куда-то поплыли. - Ты убийца и ненормальный, и ты мизинца его не стоишь, так что не смей пачкать его имя своими россказнями. Все равно тебе никто не поверит.

«Если мне все равно никто не поверит, зачем ты тогда пытаешься заставить меня молчать, придурок?» - хотел съязвить Геллерт, но сознание утекало будто песок сквозь пальцы, и, судорожно дернувшись в последний раз, он провалился в небытие.

***</p>

Неизвестно сколько он пролежал без сознания на полу камеры - часов ему не предоставили, а темнота за решеткой была явлением постоянным - но очнулся Геллерт с четким пониманием, что нужно делать.

Если Альбус отбыл по неведомому делу, значит, его нет в штабе Конфедерации. И, значит, дело за малым.

Он привычно сосредоточился не на точке пространства, не на желаемом пункте назначения, а на ненавистном лице Дамблдора. Что было несложно - оно буквально выжглось на внутренней поверхности его век. Конечно, каждому волшебнику известно, что трансгрессия невозможна без волшебной палочки, но отчего-то Геллерт был уверен, что русалочьих меток это ограничение не касается. Да и к тому же такой опытный волшебник как он уж точно…

Ничего не вышло. Тускло вспыхнув, Альбусов щит обрубил его трансгрессию на корню, укоризненно щелкнув по носу слабым разрядом тока.

Хренов Дамблдор предусмотрел все.

Упругой, сметающей разум волной Геллерта накрыл приступ бешенства.