Глава 3 (2/2)

- И ты любезно решил помочь ему в этом? - скептически приподнял бровь Альбус, подумав о том, что хоть слова Геллерта, в целом, имеют смысл, уж кому-кому, а не ему учить других такту и предусмотрительности.

- Раз уж ты этого до сих пор не сделал, - эта нахальная уверенность в том, что он имеет полное право поучать младшего брата Альбуса в обход его самого, граничила с дичайшим неуважением, но Альбус решил осадить Гриндевальда чуть позже при первой же удобной возможности. Сейчас его интересовало другое.

- Но если не Аберфорт, то что тебя так разозлило?

- Ты, похоже, не читал сегодня Пророк, - Геллерт бросил ему сложенную вчетверо газету. Альбус, честно говоря, был убежден, что помимо своей персоны Гриндевальд ничем больше не интересуется, тем более последними новостями. Заголовок сообщал крупными буквами: “Магия для волшебников”. Большая статья под ним более подробно сообщала о том, что по инициативе Роба О’Брайена, делегата от США и непримиримого противника маглов даже по меркам суровых законов его родины, Международная конфедерация магов с текущего года вводит запрет на смешанные производства.

Так как труд маглов стоил все дешевле по сравнению с трудом волшебников, а с развитием технологий разница в скорости работы стала незначительной, все больше европейских производителей переводили весь возможный объем работ в магловские цехи, сокращая таким образом магический штат. Такие товары, как одежда, мебель, предметы быта и прочие, не требующие высококвалифицированной магической сборки, изделия вполне успешно изготовлялись рабочими-маглами, а волшебникам впоследствии оставалось лишь наложить необходимые заклинания для продажи на магическом рынке. Подобные производства как раз и назывались смешанными и, как показала практика, оказались куда более эффективными, чем традиционные.

Тем не менее вопрос об их запрете в связи с угрозой для Статута о секретности висел на повестке вот уже несколько лет и горячо обсуждался в мировом магическом сообществе, склоняющемся то в одну, то в другую сторону. Соединенные Штаты Америки, в которых уже столетие свирепствовал закон Раппапорт, по очевидным причинам возглавляли сторону “за”, а страны Старого Света, исторически связанного с маглами намного теснее, по большей части выступали “против”. И едва ли перевес сместился бы в одну из сторон, если бы не печально известный инцидент с волшебными бритвами, произошедший около полугода назад.

Все началось под Рождество, когда на прилавках магловских магазинов по всей Америке вперемешку с самыми обычными оказались зачарованные бритвенные наборы известного английского производителя James Barlow & Sons. Это вызвало дикий переполох, повлекший несколько жертв, и все же ужас, пережитый маглами при столкновении с волшебными бритвами, нельзя было сравнить с потрясением, охватившим американское магическое сообщество. Возмущенные безответственностью конкурентов американские компании призвали бойкотировать товары европейского смешанного производства, а в обществе снова поднялись анти-магловские настроения. Что стало основательным поводом для О’Брайена снова вынести на свет свое детище - закон, окончательно изолирующий магическое производство от последних достижений магловской науки и техники. И в этот раз за его принятие проголосовало подавляющее большинство.

- Ох, - вздохнул Альбус, дочитав статью, завершившуюся пояснением, что новый закон вступит в силу с начала грядущего года, оставляя смешанным производствам (сомнительное) время на реорганизацию.

- Это какой-то ******! – смачно возмутился Геллерт, не стесняясь также в выражениях родного языка, от которых у Альбуса, накануне подыскавшего перевод излюбленных словечек Геллерта в словаре, завяли уши. Он успел познакомиться со многими эмоциями Гриндевальда, щедрого на их выражение, будь то насмешка, презрение, радость или воодушевление, а вот злости на красивом, хоть и слегка заострившемся лице еще не видел. Голубые глаза метали молнии, и Альбус почти слышал их громкий треск. – Чертов О’Брайен, blöder Wichser, под шумок добился-таки своего.

- Но ведь это глупо, - Альбус еще раз неверяще пробежался взглядом по строчкам. - Я и представить себе не мог, что его законопроект воспримут всерьез где-либо за пределами Соединенных Штатов. Всем известно, что вещи, изготовленные волшебниками, стоят гораздо дороже, да и на всех их попросту не хватит.

- Именно так, - кивнул Геллерт серьезно, снова принявшись беспокойно вышагивать у Альбуса перед носом. - Зато в Америке, как ты знаешь, смешанных производств нет, так что снижение объемов им не грозит. Отличный способ не только заполнить рынок своими товарами, но и убрать самых сильных конкурентов.

- И предотвратить появление новых. Но как же Европа пошла на такое?

- Не знаю, да это и не важно! - раздраженно отмахнулся Геллерт. - Важно то, что теперь волшебники потеряют последнюю связь с технологиями маглов. Теперь мы не заметим, когда они догонят и обойдут нас. Черт, Альбус, для тех, кто не так давно открыл для себя огонь, они научились слишком многому, что раньше было доступно только нам, магам. Но магия им и не нужна. Зачем, если есть телеграф, поезда и пароходы, дирижабли, электричество, оружие, динамит? Никаких заклинаний и волшебных палочек, бери и пользуйся! Я могу перечислять бесконечно - и все равно это только то, что они умудрились изобрести в этом веке! Они развиваются невероятными темпами, и, будь я маглом, то испытывал бы невероятную гордость за свое племя. Но я не магл, и гордиться мне нечем.

Геллерт с вызовом посмотрел на него, предоставляя возможность возмущенно не согласиться, но он испытывал странное чувство дежавю. Ведь пытаясь, вероятно, шокировать Альбуса, Гриндевальд в итоге озвучил его же собственные мысли. Не говоря уже о том, что от его слов веяло жаром, а гневное пламя в голубых глазах очаровывало. Поняв, что возражать ему никто не собирается, Геллерт снизил градус пылкости, продолжив со звенящим льдом презрением:

- Мы, волшебники, не приучены меняться и думать наперед. Мы так привыкли к комфорту, который дает нам магия, что страшимся одной мысли изменить унаследованный от праотцов, привычный уклад жизни. Не стремимся к большему. Прячемся за спиной у маглов, тешим свое самолюбие тем, что так якобы защищаем их, но все это полный бред. Мы спрятались не от маглов, а от ответственности. Вот только так больше не получится. Уже нет. Этот мир почти перешел в руки маглов, как бы такие непроходимые тупицы как О’Брайен не были убеждены в обратном. Еще совсем немного, и наша изоляция потеряет добровольный характер. А если кто-нибудь из их ученых вдруг изобретет прибор, позволяющий видеть магию… Где мы тогда будем прятаться? Вот почему нельзя выпускать маглов из поля зрения. Вот почему этот запрет - абсурд, а О’Брайен и все те, кто проголосовал за него…, - тут Геллерт разразился таким трехэтажным ругательством, что не было надежды найти его перевод в словаре, а после повисла звенящая тишина - только шуршал песок под босыми ступнями Гриндевальда.

Его слова накладывались на давние мысли Альбуса вплоть до последней буквы, будто были созданы по одному трафарету вольнодумства. И нельзя сказать, что подобные мысли время от времени не заражали умы других молодых волшебников, но подобно легкой осенней простуде обычно проходили быстро и бесследно. Лишь очень немногие маги открыто выступали за снятие Статута и, как правило, не воспринимались обществом всерьез. Поэтому собственные взгляды Альбус рассматривал скорее в утопическом ключе, и уж точно не ожидал встретить единомышленника в лице нетерпеливого, самовлюбленного и самонадеянного Гриндевальда. Сам Альбус ни за что бы не высказал эти свои мысли человеку, которого едва знает, а потому поневоле оценил его смелость.

- Ну давай, докажи, что я не прав! - в конце концов не выдержав, вздернул подбородок Геллерт совсем как Аберфорт. Альбус, все еще оглушенный его внезапным эмоциональным взрывом, неопределенно покачал головой.

- А как по твоему мнению, - задумчиво проговорил он, глядя вниз на свои большие пальцы, медленно вращающиеся один вокруг другого, - должны вести себя волшебники, если не прятаться? Воевать?

- Война - самый грубый и невежественный метод, - фыркнул Геллерт ровно с тем же злым снисхождением, с которым недавно поучал Аберфорта. - Я считаю, нам нужно открыто заявить о себе, пока мы еще можем что-то противопоставить маглам. Пока мы - сила, с которой нельзя не считаться.

- А что, если маглы все же захотят войны? - допытывался Альбус, придирчиво испытывая Гриндевальда также, как тот все время испытывал его.

- Нет ничего, с чем бы не справилась парочка Империусов, так ведь? - алые губы перекосила беззаботная ухмылка, но глаза горели прежним огнем непоколебимой убежденности. - И прежде, чем ты праведно возразишь, что это аморально, позволь заметить, что допущение бессмысленного массового кровопролития представляется мне куда более аморальным поступком. Разве это не та самая пресловутая ответственность сильного перед слабым?

- Так и есть! - подхватил Альбус, чувствуя как ускоряется взволнованное сердце. - Я никогда не понимал, почему со всеми нашими знаниями и умениями, а главное с реальными возможностями многое изменить, мы прячемся и бездействуем, тогда как могли бы возглавить прогресс. Разве это не наша прямая обязанность - использовать подвластную нам магию не эгоистично, но ради общего блага?

- Отлично сказано, староста, - кивнул Гриндевальд без тени насмешки. - Это вопрос совести и чести любого уважающего себя волшебника.

Между тем Альбуса прорвало:

- Меня давно уже не покидает мысль о совмещении их науки и нашей магии на более глубоком, фундаментальном уровне. Я выписываю несколько магловских научных журналов и нахожу поразительным то, с какой изобретательностью их ученые иногда обходят отсутствие магии. И мне не понять, почему в списке школьных предметов до сих пор нет чего-нибудь вроде магловедения.

- Точно, - закивал Геллерт воодушевленно. - Я убежден, что врага нужно знать лучше самого себя.

- Врага? – настороженно вскинул брови Альбус, впервые ощутив внутреннее несогласие. - Я думал, ты имеешь в виду единое общество.

- Потенциального, конечно же, - тут же поправился Геллерт, поведя плечами. – Соперника, если угодно. Исходя из моего богатого дуэльного опыта, соперника нельзя недооценивать. Поэтому я всегда признаю чужие таланты, - тут он как-то по-особенному взглянул на Альбуса, и к скулам того начала прилипать кровь. - А маглы заслуживают нашего признания все больше и больше.

- Не думал, что услышу подобное от чистокровного волшебника, - смущенно кашлянул Альбус, пойманный врасплох своей реакцией на, казалось бы, ничем не примечательный комплимент.

- В ***** чистую кровь! - выпалил Геллерт вдруг с такой ненавистью, будто Альбус оскорбил весь его род.

- Прости? - снова поднял брови Альбус, решив не спешить с выводами. Отвернувшись, Гриндевальд засунул руки в карманы брюк и весь как-то сгорбился. И когда недоумевающий, но не желающий завершать столь увлеченную беседу на неприятной ноте Альбус уже решил перевести разговор в другое русло, проговорил сквозь зубы:

- Моя семейка помешана на чистоте. История рода Гриндевальдов уходит корнями в дремучую древность, и одно уже это гарантирует примесь магловской крови, но попробуй заикнись об этом при моем папаше.

- Батильда упоминала, что у тебя в семье какие-то разногласия, - осторожно сказал Альбус, весь обратившись во внимание. За прошедшую неделю Геллерт ни разу не заикнулся о своей семье, предпочитая вспоминать школу или свои похождения вне ее.

- Разногласия! - фыркнул Геллерт саркастично. – Разногласия – это если отец не одобряет твой выбор галстука на званый ужин. А когда он выбивает тебе зубы за то, что ты ходил на рыбалку с друзьями-маглами из соседней деревни, это уже патология.

Альбус сначала даже подумал, что Геллерт, как часто с ним бывало, немного привирает, приукрашивает историю для пущей выразительности. Но обычно подвижное лицо Геллерта, красивое даже в гневе, вдруг словно окаменело, а в складке губ появилась непривычная жесткость. Такая реакция на воспоминания о родном отце казалась дикостью. Альбус помнил своего отца всегда спокойным, строгим, но понимающим, мудрым, в неизменно аккуратном костюме, застегнутом на все пуговицы, и идеально начищенных ботинках. Персиваль Дамблдор являлся для Альбуса, который, к слову, поддерживал знакомство со многими светилами современности, самым первым образцом для подражания. И Альбус никак не мог представить, чтобы отец поднял руку на него или брата, и уж точно не на Ариану. То, как отец обошелся с теми маглами, сломало его быстрее, чем Азкабан.

- А как же твоя мать? – все еще недоумевал Альбус, вспомнив Кендру, которая скорее убила бы себя, чем позволила кому бы то ни было причинять вред ее детям. С Арианой, по сути, так и вышло, учитывая, что сестра причиняла вред самой себе.

- Свихнулась после смерти брата, - в этот раз Геллерт не стал вдаваться в подробности, но Альбус успел уловить в его голубых глазах тень затаенной боли, какой в них не было даже при упоминании насилия со стороны отца. Что ж, теперь многое прояснилось.

Они снова замолчали, оба переваривая внезапную откровенность Геллерта, сегодня будто сорвавшегося с цепи самоконтроля (а может попросту открывшего настоящее лицо?), но Альбус вдобавок с удивлением обнаружил в себе способность сопереживать чужому горю, когда собственные раны все еще не затянулись. И это неожиданное открытие вдохновило его на встречную исповедь.

- Ариана не сквиб, как ты, наверное, решил, - сказал он тихо, глядя на носки своих покрытых дорожной пылью башмаков. Краем глаза он заметил, что Геллерт вскинул на него внимательный взгляд, отвлекшись от своих мрачных воспоминаний. – Когда ей было шесть, какие-то мальчишки из маглов увидели, как она колдует на заднем дворе, и что-то с ней сделали, я не знаю, что именно, но после этого она начала панически бояться магии в любых ее проявлениях. Вот только магия все равно вырывается из нее стихийными всплесками, как это бывает у детей, а потому сестре нужна посторонняя помощь, чтобы справляться с ними. Теперь понимаешь, почему Ариана не учится в Хогвартсе? Волшебство провоцирует ее приступы. А дома, в знакомой обстановке она хотя бы может жить спокойно.

- Вот почему твоего отца отправили в тюрьму, – догадался Гриндевальд. – А твоя мать...?

Альбус ждал этого вопроса и знал, что обязан на него ответить, раз уж Геллерт теперь желанный гость в их доме. Вот только горло сдавило так, что пришлось силой проталкивать слова наружу.

- Обычно Ариана очень спокойная, даже слишком, но в тот день, видимо, произошло что-то, что сильно ее взволновало - не знаю, мы с братом были в школе. И, наверное, мама просто не успела защитить себя... Мы получили сову от Батильды…, - тут его горло сдавило окончательно, а в следующее мгновение на плечо легла теплая ладонь.

- Не продолжай.

Альбус кивнул, постаравшись, чтобы длинные волосы свесились на лицо, и отстраненно подумал о том, как легко открылся человеку, которого едва знает. Рассказал больше, чем Элфиасу за все годы их дружбы. И чувствовал странное нежелание останавливаться. Он сел на песок, подняв глаза к пронзительно голубому небу, но почти сразу же ослеп от его яркости и зажмурился, сдерживая выступившие слезы.

- Знаешь, я часто думаю, что если бы не Статут, возможно, Ариана не стала бы такой. И родители были бы живы, - тихо признался он, заранее уверенный, что Геллерт поймет его лучше нерешительного Элфиаса, лучше категоричного Аберфорта, лучше, может быть, даже его самого. - И я не застрял бы здесь... Наверное, я ужасный человек, раз думаю так?

- Ты талантливый человек, - уверенно поправил Геллерт, и Альбус почувствовал, как он присаживается рядом, вытягивая босые ноги. - В этом все дело. Я никогда не слышал, чтобы про Мерлина или Парацельса говорили: “Он воспитал брата и сестру”. Нет, не подобное оставляет след на страницах Истории. И это совершенно нормально для таких как мы - хотеть большего. Когда чувствуешь, что тебе по силам что-то изменить, что стоишь чего-то, бездействие угнетает. И никаким грамотам, медалям и значкам старосты этого не унять. Поэтому ты, Альбус, всю жизнь не можешь отделаться от навязчивого чувства вины, хоть и стараешься всем угодить. Поэтому ты так одинок.

Затаив дыхание, Альбус внимал его словам, впитывая их, как потрескавшаяся от засухи земля впитывает живительную дождевую влагу. Как часто он убеждал себя теми же доводами? Но услышать их из чужих уст - совсем другое. Да, Геллерт прекрасно его понимал. И даже больше - разделял эти муки.

Гриндевальд щурился, но упорно не отводил взгляд от слепящего неба. Сморгнув слезы, Альбус глядел на его профиль, уже не удивляясь тому, какие глубины оказались спрятаны за этой красивой и беззаботной маской. До этого момента он был убежден, что Элфиас Дож - его лучший друг на всю жизнь. С ним прошли все его школьные годы, с ним вместе Альбус учился и взрослел. Но часть себя, постыдную, но все же, как ему казалось, лучшую Альбус прятал от друга так же, как и от всех прочих. И именно ее Геллерт безошибочно разглядел в нем всего за какую-то неделю, парой метких фраз обнажил его сокровенную, кровоточащую суть. И, что странно, Альбус не почувствовал себя беззащитным словно выуженная из панциря улитка, как было в вечер их знакомства. Внешне сохраняя спокойствие, внутри он весь дрожал от охватившей его эйфории. Как мало сейчас значили годы дружбы с Элфиасом в его глазах по сравнению с этим мигом. Ужасно захотелось обнять юношу, громко рассмеяться, но Альбус, конечно, сдержался.

Где же ты был, чертов Гриндевальд, все эти годы моих затаенных угрызений?

Никакие переживания, впрочем, не могли погасить пыл двух молодых волшебников, и вскоре они уже носились по песку, обстреливая друг друга заклинаниями, и в этот день Альбус проиграл Гриндевальду даже с удовольствием.

С тех пор вопросы политики и социального устройства поднимались в их разговорах не реже академических, иногда перерастая в жаркие споры, во время которых они нередко забывали изначальную цель встречи. Их дискуссии зачастую начинались, едва они делали шаг за порог дома Дамблдоров, и продолжались весь день в перерывах между занятиями и даже часть ночи, пока, совершенно измотанный Альбус не засыпал с пером в руке или неясыть Батильды, протестуя, не улетала в лес, отказываясь носить письма. Птолемея, филина Альбуса, когда-то принадлежавшего еще Персивалю, позаимствовал Аберфорт, наверное, для переписки со школьными друзьями.

Вскоре они в общих чертах обрисовали ставшую общей идею о лучшем мире. Обоих решительно не устраивала изоляция от маглов, оба мечтали об открытости и коллаборации, само собой под чутким руководством магов, и в своих, становившихся смелее день ото дня фантазиях рисовали человечеству общее, великое будущее. Не обошлось, разумеется, без некоторых разногласий в практических способах воплощения их теории в жизнь. Альбус считал, что двигаться в направлении светлого будущего следует постепенно, прививая новым поколениям идеи о свободе и равенстве, слой за слоем счищая многовековую наледь устаревших обычаев и традиций. Геллерт, напротив, придерживался того мнения, что масштабные перемены необходимо проводить быстро и решительно, словно вправляя вывихнутый сустав. Да, будет много недовольных, но люди быстро привыкнут к новому порядку вещей, осознав, что он куда лучше старого.

Так пронеслась вторая неделя. Погруженный в магические поединки, обучение Гриндевальда первомагии и непрерывное обсуждение единственно верного варианта мироустройства Альбус никогда не чувствовал себя более живым и вдохновленным, никогда не ощущал себя всецело собой.

Ну, почти.