Часть 38 (1/2)

Владимир спал уже двенадцатый час, когда к нему в комнату зашла тётя, укрыла, села рядом и мягко гладила. По очертаниям уплотнения под брюками поняла, что парень был также ранен. Вышла на кухню, где её ждал муж.

— У Володи тоже ранение?

— Да, но тоже царапина. Катя на каждого из нас по рулону бинта ухайдокала. Надо будет её научить отличать сильные раны от царапин. Хотя, должна сама это уметь, опытная и не маленькая.

— Может, в этом вопросе не опытная. И хорошо. — вздохнула Надежда Николаевна.

— Ну, что такое? Всё хорошо, только опять перепутали день с ночью. — Бенкендорф присел на корточки рядом с женой, а она запустила руку в его шевелюру.

— По сути, уже утро, шесть часов. Пора стричься.

— Знаю, сделаю, на выходных. Сейчас сбегаю в магазин, хоть что-то куплю, потом посмотрим более внимательно.

— Я с тобой.

— Надюш, родная, я в маленький возле дома, хлеб, молоко, сыр. Остальное купим вместе. Может, яблоки ещё. Пять минут и я тут. Ну, не дуйся. Я заодно и погоду проверю, а то как-то свежо. — передёрнул плечами. — Сынок, проконтролируй мамулю.

— Хорошо, уговорил. — мягко улыбнулась.

— Кстати, как себя ведёт Мандаринка? По почкам больше не бьёт? А то когда ты сказала «чувствительно», я испугался.

— Нет, уже нет. Я сама испугалась, но почки, видимо, единственный чувствительный у меня орган.

— Главное, чтобы не болели. Ты вся самый чувствительный у нас человек. Ладно, я сейчас.

— Я уже скучаю.

— Я тоже.

***

Владимир открыл глаза и смотрел в потолок. Было паршиво, всё не мог поверить, что это случилось. Что Анна опять ушла. Его Аня, его любовь. Он крепко проспал всё время, но ближе к подъёму ему начали сниться глаза жены. Нелюбящие и холодные. Да, он позвонил ей только один раз, но она же видела дело изнутри. Не со слов…. Всё это время он коротко переписывался с сыном. Нет, ну не приснилось же ему это? Включил телефон, залез в переписку, ну да, вот: «Сынок, привет, у нас всё сложно, звонить буду редко. Как вы? Как в школе? Мама? 😘» Вот и ответ: «Я понял, что у тебя запарка. В школе всё хорошо, у нас тоже. Скучаю. Береги себя. Мама норм. » Дальше короткие: «Я в порядке, вы как?» « Хорошо, но очень скучаем», и т.д. В чем причина? Что не Ане лично писал? Но Вовка ей всегда всё показывает. Откуда взялась эта фраза, что сын уверен, что о́н опя́ть ушёл? Откуда?! Закрыл глаза. Она обещала быть тылом, быть рядом. Что не то?! Отпуск весь вместе, 24/7, на работе вместе, дома вместе. Ревность к Ракитиной? Да, видел, Аня ревнует, но это смешно. Нет, зачем спекулировать сыном? Они его, что пополам раздирать будут? Нет. Господи, а, может, нах…р это всё, а? Жил себе сам спокойно, никаких нервов и хоровода мыслей. Нет, без Вовки он не сможет. Никак. Аня… Анечка… А Анечка ли? Она сама говорила, что от слова «развод» ей стало страшно и она никогда этого не допустит. Но она никак и не пытается сохранить их отношения, беречь их. А он один долго не протянет. Да и надо ли? С таким подходом? Ладно, точно надо встать, привести себя в порядок и отдохнуть. И от проблем, и от семьи. Будем считать, что в отношениях пауза. Набрал сообщение сыну: «Вовка, привет, как дела? Люблю, папа». Отправился в душ, но сделав пару шагов решился на ванную. Включил воду, добавил пару капель геля для душа, чтобы с кожи слезла вся грязь. Вернулся в комнату, начал готовить чистые вещи, пришёл ответ от ребёнка: «Привет, пап, всё в порядке, скучаю. Ты свободен? Сможешь меня со школы забрать? Погуляем? Люблю, сын» Корф горько усмехнулся, Анна манипулирует сыном, через него проверяет его на вшивость. «Да, свободен. Заберу с удовольствием. И вернёшься домой?» «Ура! Уроки все на завтра сделал. Надо спросить у мамы» «Спрашивай. Со школы заберу в любом случае. Я мыться, отвечу потом» «Ок, лёгкого пара».

Несколько минут ушло на разматывание бинта, Катя явно перестаралась. Ну, это царапина в прямом смысле. Пуля давно в вещдоках. Сейчас залепим пластырем и всё. Забрался в душистую воду и расслабился.

В кухне обнаружил Бенкендорфа с Надей. Женщина сидела на стуле, а мужчина готовил еду.

— Доброе утро, — улыбнулся парень и поцеловал тётю в щеку. — ароматы божественные.

— Доброе утро, сынок.

— Даров! Сказал бы ты, что не божественные. — хохотнул Александр Христофорович. — Выспался?

— Не, потом продолжу. Сколько у нас?

— Минимум до понедельника. Но, судя по Романову, то нас заложат на дно.

— Не сомневался.

— Так, идём, покажешь мне ногу, — Надежда Николаевна встала. — может, её не нужно было мочить.

— Мам, да там реально царапина, ну.

— Идём, не спорь.

— Не спорю, объясняю.

Надя осмотрела ранку, смазала бетаизодоном, наложила лёгкую повязку.

— Ну вот, я же говорил, что царапина. — Корф улыбнулся.

— Остальные показывай. Явно воспаление, ты под утро стонал. И явно не от кошмара.

Парень смутился.

— Показывай, показывай.

Нанесла противовоспалительное.

— Если совсем невмоготу, то вот две таблетки. В идеале, по половинке дважды в день.

— Я понял, спасибо, оставим на крайняк. — сел рядом и осторожно приобнял тётю, но она высвободилась и сама обняла племянника, молча гладила.

— Сильно болит?

— Терпимо. Может, действительно, ужастик снился. — положил голову ей на плечо, как в детстве.

Молчали.

— Господи, почему тебя нельзя клонировать, мамуль? — тихо, с болью.

— Ну вот, — нежно, как с малым дитям, — что за глупости.

— Ты — идел женщины.

— Редкая глупость. — помолчала. — Вы поссорились, но ничего, милые бранятся, только тешатся. Всё уладится, всё будет хорошо и даже лучше.

Владимир молчал. Огорчать вторую маму не хотелось, но знал, что она из него всё равно всё выудит. От неё что-то скрывать или лгать он не хочет и не может. И не будет.

— Сынок? Что случилось, мальчик мой?

— Не знаю. Смешно, но не знаю. Я уже сам ничего не знаю. Я всё думаю, может, я зря тогда с первых минут её замуж позвал?.. А как же сын? Мой сын? Надо было познакомиться заново, узнать друг друга. За столько лет люди меняются, а я забыл. Обрадовался, что она — вот. И всё. Господи, ничего не знаю. — отчаянно.

— Из-за чего вы поссорились? Если я могу спросить?

— Ты можешь не только спросить, но и знать. — Пауза. — Из-за того, что я е́й не звонил и не писал. Я писал Вовке, он писал, что она нормально. Знаешь, что самое тупое? Аня заявила, что сын уверен, что я опять ушёл. Понимаешь? Я́ опя́ть ушёл. Я. Опять. Понимаешь? — в голосе звенела боль. — Она манипулирует ребёнком. Она сама видела дело, общалась, анализировала. И предъявляет претензии. Господи, они за бронированным забором с охраной, у тебя Седой с оружием в больнице. А она истеричит, что я не писал ей! Понимаешь?! И дело не в отсутствии романтики, она была. Буквально накануне вечером был романти́к. Что я делаю не так? Максимально освобождаю на работе, чтобы она могла больше быть с сыном, отдыхала, жрать готовим ты, я и Саша. Не она. Только в крайнем случае. За уборку с тобо́й ругались. А виноват я? Я же не требую от неё сидеть дома или вкалывать сутками?! Но она не хочет видеть, что есть я. Ты рану по штанам определила, а она… ай… — махнул рукой, обнял женщину и поцеловал в висок, взгляд в стену. — Прости. Прости. Не нервничай. Прости, не нужно было тебе этого говорить. Прости.

— Всё хорошо. Я согласна с тобой. Я часть слышала, прости. Я с Аней не всегда согласна, а уж понять её я могу очень редко, но я думала, что вы счастливы… Она, вроде бы, понимала, что не всегда права и хотела меняться. Я ошибалась… Но я не знаю, чем тебе помочь. Я не люблю лезть в это. И не буду, но ты можешь рассказывать мне всё, если нужен совет, я постараюсь, но не гарантирую. Мальчик мой…

— Спасибо большое, мамуля. Знаешь, она как-то сказала, что боится развода, а я теперь думаю, что это выход. Но сын. Не хочу делить его. Рвать на части. Перетягивать каждый в свою сторону.

— Сынок, подожди, какой развод? — женщина опешила. — Ты о чём? Не спеши. Да, в ссоре нет ничего приятного, но это время. Время всё обдумать. Не спеши. Разрушить можно всё и очень легко. Сложнее сохранить.

— Знаешь, я уже думал. Не один раз. Порой казалось, что воспалённый мозг бредит, мерещится, я придерживаюсь… Я готов меняться, стараюсь, криво, косо, но стараюсь. Может, я слеп, но я не вижу от неё встречный действий. Я понимаю, что я должен как-то вписываться в уже готовую семью. Пытаюсь. — пауза. — Значит, так и будет. Буду жить один. Забирать сына после уроков и проводить с ним выходные. Не могу больше. Не понимаю.

Надя сморгнула слёзы.

— Не спеши, пожалуйста. — голос дрогнул. — Это вы всегда успеете. Подумай хорошенько. В жизни не бывает легко и хорошо. Хотя, если честно… — молчание. — я сама её не понимаю. Не только сейчас, вообще. Но это я. С ней ты́ живёшь. Тебе решать. Но у вас ребёнок, он страдать не должен.

— Понимаешь, она явно рядом, когда Вовка мне пишет. Я сам предложил забрать его со школы, погулять вместе и дома побыть. Но не идёт речь об их возвращении. Она живёт в чужом доме и ей нормально. Ей. Не сыну. Я вообще боюсь, что он нам заявит, что не хочет возвращаться и останется здесь. Как она отреагирует? Расскажет, что я ребёнка забрал? Теперь я не знаю, чего от неё ожидать. А психолог у нас она, а не я! Господи, я же знаю её с детства…. Или не знаю.

— Но минус двенадцать лет. Мы с Сашей на полтора разъехались, а я его местами не узнаю. Он изменился. Просто изменился. Каждый из нас что-то понял, начали друг друга больше ценить. Нет, я не призываю вас брать такой тайм-аут. Но, возможно, на неделю-другую и нужно? Просто остыть? Ты горячий, она тоже.

— И каждый раз так? Может, проще говорить?

— Может. Я сама её к этому призывала. Но вижу, что бесполезно. Если Вова действительно закатит такой концерт, что делать?

— Я напишу Ане и спрошу, можно ли на ночь его оставить дома. Ребёнок должен быть с мамой. Это однозначно. Я и так всегда рядом. Спасибо большое. Что рядом, что выслушала. Идём завтракать, заморю ещё вас с братиком голодом.

— Нас не заморишь. — гордо улыбнулась Надя. — Идём. Потом ещё раз все и всё обсудим.

— Да не. Я сам. Вы отдыхайте. Это касается в первую меня. Спасибо большое, что выслушала. Это самое важное.

***

-Папа!

Володя-маленький с распростёртыми руками вылетел из школы и обнял его.

— Привет, родной. Привет. — стиснул в объятиях. — Как ты? Маме сказал?

— Да. Я остаюсь дома. Я и вещи забрал.

— Подожди. — отстранился от мальчика. — В смысле, вещи?

— Все учебники и спортивки. Я буду с тобой. Я там не могу. Мама молчит. Как с Францией. А я там не могу. Да, здорово, но у меня есть дом. Почему я должен быть там, когда всё спокойно?! Нужно будет, вернусь.

— Так, давай пообедаем, потом обсудим. — Владимир был растерян. Нет, они с Надюшей и Сашей проговаривали этот вариант, потому что Вовка действительно очень привязан к отцу, но сама ситуация была… Мягко говоря. А к разговору с женой он был не готов. От слова совсем. Чёрт.

Зашли в ресторан суши, сделали заказ.

— Потом погуляем?

— Да, пап.

— Рассказывай, как у тебя́ дела.

— Нормально, в школе…

— Вов, давай про школу потом. Меня интересуешь ты́. В первую очередь. Про школу и всё остальное потом.

Болтали, гуляли в парке, поиграли в большой теннис, Володя-маленький показал свои успехи. Приближалось время ужина. И разговора. К которому отец так и не смог найти правильные слова. Зазвонил телефон и на дисплее высветилось лицо Сычёвой. Владимир притянул мальчишку к себе:

— Да, мамуль? Да, скоро будем. Да, но нет. Спасибо. Целую. — спрятал мобильный. — Так, тётя Надя с дядей Сашей ждут нас на ужин. Так, сейчас полседьмого, пиши маме, что к девяти я тебя…. К девяти ты будешь дома.

— Я сейчас буду дома! Там не мой дом! — Володя-маленький насупился. — Я не хочу туда! Я с тобой хочу! С тётей и дядей!

— Поехали, там поговорим. — набрал сообщение жене со своего аппарата. Ответа не последовало.

Надя отошла от окна, как только оба Корфа подошли к парадной.

— Похоже, будет разговор. Если не скандал. — тихо вздохнула.

— Главное, не нервничай. Или мы сейчас вместо ужина сложим вещи и уедем в твою квартиру. Ты не успела из больницы выписаться. Ты и Данька мне важнее! Ребята сами разберутся. Сами заварили, им и разгребать!

Надежда Николаевна уткнулась в плечо мужа и молчала.

— Я спокойна. — услышала звук ключа. — Идём.

— Тётя Надя! — младший Корф искренне и счастливо улыбнулся, осторожно обнял женщину. Постояли немного.

— Так, раздевайся, мой руки и за стол.

После ужина Надя увела ребенка в свою комнату и они шушукались. Мужчины остались одни.

— Что ты решил?

— Ничего. К девяти должен привезти его Анне. Знаешь, что он мне сразу заявил? Что не хочет возвращаться к Романовым. Что его дом тут. С нами. И он хочет остаться тут.

— Он прав.

— Да. Но он не игрушка. Делить его я не буду. Анна, оказывается, всё время была рядом и читала каждое наше сообщение… Я чего-то не понимаю. Не по-ни-маю. Не знаю, чего ей опять не то. Я же не закатываю ей кандибоберов. Может, я хочу, чтобы она сидела дома, готовила-гладила-стирала?! Но она работает, всё сама видит.

— Знаешь, извини, конечно, это твоя женщина, но она ведёт себя как избалованный ребенок.

— В точку. — Владимир хмыкнул. — Хотя никогда ничего подобного не замечал. Не понимаю. Почему просто не спросить? Сразу начала с крика. Хотя, это тоже не её совершенно, но спишем на страх и стресс. При чём тут, что я́ опя́ть ушёл?! — понизил голос — По правде говоря, это она́ опя́ть ушла, а не я. Она пытается манипулировать сыном! Зачем?! Скажи мне, в чём я не прав? Только серьёзно. — встал и подошёл к окну.

— Не знаю, Вов. Я вообще ничего не могу сказать, потому что не свидетель. Но поговорить, конечно, нужно было бы…

— Да как? — расстроенно спросил парень. — Я тогда засыпал на ходу, в голове манная каша, а она кричит. Я спрашиваю у неё сегодня, как дела, с намёком, что я со свежей головой и готов к беседе. Игнор. Спросил про сына, в ответ лайк. Нормально?! На работе чуть ли ни сцены ревности, а тут скандал на пустом месте.

— Так я и говорю, что поговорить бы́. Ладно, я не советчик, но не раскисай. Может, вам просто перерыв нужен. Так бывает. Как оказывается. Только не увлекайтесь.

— Да, а двенадцать лет это что было?

Бенкендорф промолчал. Володя-маленький зашёл к ним, а полковник вышел, оставив на едине. Мальчик забрался на колени к отцу и обвил ручонками шею. Оба Владимира молчали, старший гладил младшего.

— Пап, если вы с мамой разойдётесь, я с тобой буду.

— Ты о чём? Мы не расходимся. И мы всегда будем все вместе. — твердо прозвучало в ответ, хотя такой твёрдости в мыслях не было.

Без двух минут девять внедорожник Корфа остановился у ворот дачи генерала, он достал вещи сына из багажника, обнял на прощание и проконтролировал, чтобы тот спокойно зашёл за калитку. Охранник приветливо кивнул. На территории Володю-маленького встречала Анна. Молодые люди смотрели друг на друга, но встречных шагов не делали. Охранник не торопился закрыть дверь. Владимир смотрел внимательно, спокойно. Анна молчала. В её глазах он не увидел ничего, кроме грусти. Чуть прихрамывая обошел машину, сел, завёл мотор, увидел, что мальчик машет ему рукой, махнул в ответ.

Заехал в магазин, закупился, по дороге позвонил Седому и предупредил тётю, что ночевать будет вне дома.

***

Сергей проявил чудеса деликатности, вопросов не задавал, бросил вариться сразу килограмм домашних сосисок, пока друг распаковывал привезённое.

Владимир налил водки и молча, не чокаясь, сделал первый глоток. Тут же второй. И захрустел солёным огурцом.

— Всё образуется. — философски прокомментировал друг.

— Я не знаю, хочу ли я этого. Ладно, давай, не чокаясь, за наших.

Встали, молча выпили.

— Мы и до этого не особо чокались, — усмехнулся Сергей. — Ты не части, да и мне завтра на работу, я за старшего.

— Так нас же на дно посадили, какая работа? — Корф тремя пальцами взяли основательную щепотку квашеной капусты и забросил в рот.

— Тоже да, я и забыл. Но всё равно, надо будет заскочить, проверить здание.

— Не парься. Сказали «залечь», значит, «залечь».

— Я, блин, в отпуске изнывал, а теперь…

— Учитывая, что я тебе его пересрал, то компенсация.

— Да я тебя прошу! Я и так думал раньше выйти, а так, провёл время в компании приятного человека. — Седой усмехнулся и поставил под стол пустую бутылку из-под «беленькой». Из пакета, стоящего тут же, достал четыре бутылки с пивом.

— Ты только при полководце такого не ляпни, он ревнивый. Как оказалось.

Несмотря на то, что мужчины на двоих «приговорили» литр водки, Владимир оставался абсолютно трезвым. Его расчет на то, что удастся расслабиться и забыться явно не оправдывался. Полировка пивом давала слабую надежду. В принципе, они хорошо ели, от закуски ломился стол. Но и жрать хотелось сильно. Именно жрать, руками, пальцами, так, чтобы сок по рукам тёк.

— Не ляпну, — хозяин убрал столовые приборы, которыми и сам не пользовался. — жить хочу. Да и Надежда Николаевна его очень любит. Ладно, это их дело. — чокнулись пивом и принялись чистить картошку в мундире. — Я так понимаю, ты не расскажешь, что мы поминаем?

— Нет, — мотнул головой Корф. — список большой. Можно я у тебя перекантуюсь ночь?

— Пф, есессно. Хоть живи. Только своих предупреди.

— Уже.

— Слушай, Аза, — Сергей сломал крышечку от пивной бутылки и сделал глоток. — ты где малому псину брал? Думаю себе завести.

— У заводчика. С документами и прочей лабудой. Могу координаты подбросить. А с нашими командировками? Куда его?

— Я об этом думаю. Романовы всех не потянут. Ладно, буду думать. — Замолк.

— Аза?

— М? — порция картошки с сосиской и квашеной капустой во рту. Глоток пива.

— Я так понимаю, что на Чёрном Адвокате история не заканчивается?

— М. Ты где такие роскошные сосиски взял?

— Тут недалеко стихийник есть, женщина привозит. Я с ней договариваюсь, и она оставляет. Беру все, что привозит. Нормальные вроде. И сала немного.

— Вкусные.

— Хоть что-то домашнее. А не пельмени.

Повисла тишина.

— Я так понимаю, что да. — Владимир ответил на вопрос друга. — Самому интересно, нам доверят или «ребятки» сами почистятся? Наша тишина наводит на мысли, что сами. Попробую потом у генерала материалы почитать.

— Мне до сих пор наш котел снится. — Сергей достал из холодильника добавку квашеной капусты. — Ты нахрена торт купил? Пивас зажёвывать?

— Захотелось. Потом, на десерт.

— Да ясно, что не с капустой.

Захрустели.

— У меня так не получается.

— Так по твоему же рецепту.

— У меня дырки старые болят в последнее время. Надюша сегодня намазала, чуть легче. Так хорошо.

— Умгу. От тишины в квартире уши закладывает, так хорошо. Спать будем?

— Уже? Давай. А торт?

— Ну давай. Тоже не хочется.

В один присест слопали десерт.

— Слушай, всё время забываю спросить, как называются твои «солнышки»? У них же есть название?

— Сюрикэны. А что?

— Просто интересно. Научишь как-нибудь?

— Да хоть завтра. Только прозреем.

***

Корф тихо вошёл в квартиру, разделся, усмехнулся непривычной тишине. Правильно, раньше хоть псина встречала гавканьем. Ощутил позывы и отправился в ванную. Умылся ледяной водой. К нему прилетела птичка Перепил. Чёрт. С трудом, на ватных ногах, добрался до куртки, достал пакетики. Налил себе воды и залпом выпил около пятидесяти таблеток активированного угля, запил «похмелином». Немного полегчало. На кухне нашел еду, постоял под душем, лёг спать. Проспал сутки, не просыпаясь, чем удивил и слегка взволновал Надежду Николаевну.

— Отрывается парень, — успокоил её Бенкендорф. — не нервничай. Значит надо. Пусть чудит, он хоть коротко и на глазах.

— Ты знаешь, где он был ночь и сутки?

— У Серого. Они обычно втроём бухают, ещё Сашка. Но сейчас двое. Ничего. Оклемается, отправлю на рыбалку к Варе, там Григорий, присмотрит. Всё устаканится. Хотя, я не думал, что до этого дойдёт. Бухают-то они крайне редко. В основном сок-чай и еда с разговорами.

— И что делать?

— Ничего. Это их жизнь.

— Согласна, но и смотреть на это…

— Возвращаемся?

— Нет! — голос дрогнул — Нет! Ни за что! — принялась за приготовленную мужем запеканку. — Поговорить с Аней? Я не умею. — посмотрела растерянно на Александра. — Попросить Шуру? Неэтично. И некрасиво. Да и никто из ребят не просил.

— Просто поболтай с Шурой, может, между слов что и выяснится. Можем к ней на чай съездить, увидишь собственными глазами.

— Не хочу. Нет, против чая ничего не имею, поболтать тоже, но не готова видеть Аню. Не знаю. Может, потому что смотрю на ситуацию Володиными глазами.

— Хорошо, можно пригласить Шуру к нам. И тебе не трястись в машине.

— Посмотрим. Пока я хочу побыть с тобой.

— Я тут. Всегда. Сейчас поешь и выйдем? Или полежишь?

— Выйдем. — кивнула жена. — Только Володе записку напишем.

Бродили молча медленно по парку, Надежда Николаевна крепко дежалась за руку мужа, наслаждалась его близостью и теплом. Как мало, оказывается, нужно для счастья. Любимый мужчина рядом.

— Посидим на лавочке или зайдём в кафешку?

— Пока походим. — чуть улыбнулась женщина. — Или тебе нужно сесть?

— А я-то что? Я нормально абсолютно. Тебе не тяжело?

— Нет. Эта ноша не тянет. Но на балерину я сейчас явно не похожа.

— Ты очень похожа на мою самую любимую женщину. — с трудом вытолкнул из себя эти слова Александр Христофорович, стало опять сложно говорить такие слова. — Ты ею являешься. А самый любимый мальчик это мой сын.

— Папуля? — Надя остановилась и внимательно смотрела в глаза мужа. — Расслабься. Уже всё хорошо. Я дома до дня Х. Почти. За неделю до я опять лягу, но это перестраховка. Я тут.

Бенкендорф молча кивнул и поцеловал её в щеку.

Дальше брели опять молча и за руки. У Нади зазвонил телефон.

— Давай присядем. — полковник сбросил с себя куртку, оставшись в кенгурушке, свернул и усадил на импровизированную подстилку жену. Присел на корточки.

Аппарат продолжал пищать. Надя не спешила отвечать.

— Аня.

— Возьми. Хоть послушай.

Кивок и глубокий вдох:

— Да, Анечка? Мы уходили, он спал. — Тишина и молчаливое покачивание головой. — Анечка, я тебе уже всё сказала в своё время. Реши сама, что ты хочешь и что тебе важнее. Я знаю только одно: любой человек с самым безграничым терпением однажды устанет ждать и прощать. Больше, увы, я не знаю, что тебе сказать и что посоветовать. — Тишина — Не знаю, Ань. Решать тебе. Ты заварила, ты и расхлебывай. Привет племяшке, пока. — спрятала телефон в сумочку, встала, отряхнула куртку мужу и потянула ему, попутно растирая его спину и плечи. — Ты же замёрз. Зачем?

— Я нормально. Ты как?

— Нормально. Идём в кафе, поговорим там. Смотрю, мне после таких разговоров пирожное нужно. А тебе кофе с коньяком. Или хотя бы глинтвейн!

— Кофе отпадает точно, слышать его не хочу. Надюш, Солнышко моё родное, только спокойствие. Всё можно решить. Только спокойствие.

По дороге опять зазвонил телефон, на этот раз Корф.

— Да, сынок, как ты? Поняла, это главное. Ты дома? Правильно, лови момент. Там всё в холодильнике есть. Нет, не волнуйся. Хорошо, уговорил. — мягко улыбнулась. — Хочешь, присоединяйся. Хорошо, хорошо. Только не спеши. Дай организму пару дней отдыха и разгрузки. А лучше неделю. Умничка. И я тебя.

Зашли в помещение и ждали меню.

— Что Вовка? — Бенкендорф держал ладонь жены в своей, сухой и сильной.

— Нормально. Проснулся, привёл себя в порядок. Сейчас будет кушать. Спросил, через сколько времени после их мальчишника можно в зал. Решил восстанавливаться. И правильно. Он парень умный, сильный.

— Надюш? Во-первых, успокойся. Всё хорошо, все живы и здоровы.

Принесли меню, сделали заказ. В том числе два глинтвейна — один алкогольный, один без.

— Я у тебя глоточек безалкогольного сделаю? — Надя смутилась. — Нельзя, но очень хочется.

— Я только хотел спросить, почему глоточек? Конечно, родная моя. — целовал каждый пальчик. — Успокойся. Сейчас покушаем, расслабимся, всё хорошо. Что Аня?

— Спросила, как Володя и что ей делать. — насмешливо. — Я́ должна ей сказать, что е́й делать?! Нормально?!

— Не нервничай. Успокойся. — пересел к ней, обнял, вторую руку положил на животик и мягко поглаживал. — Тихо. Всё хорошо. То, что Аня чухается на эту тему — хороший признак. Спокойно. Значит, они поговорит и разберутся сами. Всё. Ты должна думать в первую очередь о себе и Даньке. Может, она хотела понять твой настрой, а через тебя и Вовкин. Она же знает, что Вовка горячий, вдруг действительно на развод подал? Или новую пассию себе завёл. А с тобой посоветоваться, по-женски, по-матерински.

— Это как нужно его не знать? — Надя заметно успокоилась. Бенкендорф вернулся на своё место. Принесли заказ. — Так, кинь что-то в рот и давай пей горячее. Давай-давай. Не хватает только заболеть.

— Каждый судит по себе. Я не понимаю, зачем закатывать скандал? Тем более, когда он практически спал? Смысл? Дело она видела, слышала. Ладно, сами разберутся. Сами. А мы гуляем, отдыхаем, восстанавливается и бережёмся. Да, мамуля?

— Да, папуля. — улыбнулась Надя. — Как скучно мы живём, ни скандалов, ни ссор.

— Б-р. Зато вместе.

***

Наташа стояла на балконе, пока муж плескался. На сегодня ему отменили все процедуры, лишь таблетки. Решили посмотреть, что с ним будет. Её муж — подопытный кролик?!

— Натусь? Как ты, любимая? — парень обнял её со спины, мягко развернул и привлёк к себе, заглядывая в глаза.

— Я в порядке.

— Тогда почему так напряжена твоя спина? Что такое?

— Думала про твои процедуры.

— Их отменили. Оставили только лекарства. Значит, им нужно посмотреть на мое состояние а состоянии покоя. Есть такое дело. Со мной всё хорошо. Но самое главное — ты. И не только. — склонился и целовал её живот. — Что делаем сегодня?

— Отдыхаем. — перебирала его жёсткий волос. — Почему у вас, мужиков, такие роскошные шевелюры, а нам, чтобы добиться такого эффекта, нужно идти на ухищрения?

— Несправедливо. — согласился Саша. — Зато вы красивые и у вас ноги ровные. — Выровнялся и поцеловал жену. — Господи, — уткнулся лбом в лоб девушки. — как мы будем работать? Я уже так привык, что мы постоянно вместе?

— Учитывая, что тебя перевели на сидячку, то нормально.

— Угу. Тебе к врачу точно не нужно?

— Да. Сань, нам всё расписали. Успокойся.

Парень обнял Наташу и они вместе дышали воздухом.

После завтрака и приёма лекарств гуляли по территории. Увидели на одной из аллей Кашина, но не подошли и он явно не собирался общаться. Саша выдохнул.

— Как с его просьбой?

— В силе. Тем более, что и ребята не всё ещё знают.

— Хорошо. Только без ущерба для здоровья.

— Конечно, Натусь. Не волнуйся. Давай посидим?

Устроились на лавочке, Романов обнял жену и игрался её пальцами. Строили приблизительные планы на будущее, Саша предлагал переехать к родителям, чтобы и воздух, и мама рядом. Да и маленькому там будет лучше.

— Сань? Зачем? Это наша семья. Нас и касается. Я уйду в декрет на три года. Всё время буду с маленьким. Я же не против родителей, они будут приезжать и играть с ним, мы к ним. Это да, конечно, я сама первая, кто за это и буду первым ллобистом. И от помощи тёти Шуры, её участия в нашей жизни я не отказываюсь и не против. Но я предлагаю, жить раздельно.

— Хорошо, как скажешь, как тебе будет удобнее. Я просто думаю что… У родителей и домработница. Она и убирает, и кушать готовит. А ты бы была только с малышом. Но я не настаиваю, только предлагаю. — поцеловал жену в носик и заглянул в глаза. Он очень любил именно её глаза — зелёные, глубокие, искренние, тёплые, любимые.

— Я думаю и размышляю вслух. — потёрлась носом о его щеку. Продолжила шёпотом. — Я просто очень хочу свою семью. Хочу вытирать детям сопли, мазать коленки зелёнкой, заниматься их делами, готовить еду, гладить твои вещи, встречать с работы.

— Я буду поздно приходить домой, когда вы уже будете спать. — тоже шёпотом отозвался муж. — Но я буду брать отгулы, за свой счёт, отпуск, выходные. Буду осторожен на работе. Я хочу двух пацанов и девочку.

— Только троих детей? — счастливая улыбка и не только.

— Я, может, и больше хочу. Но всё мои хотелки воплощать тебе. Поэтому, я думаю, остановимся на троих… — приблизился к таким манящим губам.

— А если я согласна на больше? — дыхание обжигало кожу и дразнило.

— Я полностью поддерживаю и согласен…

Поцелуй. Долгий, глубокий, сметающий всё на своём пути. Его ладонь на её щеке. Её пальцы крепко плетены с его.

— Ой, смотри! Репнина! Хорошо устроилась!

— Ого, красавчик! Интересно, а он знает, что у неё брат-наркобарон, отец застрелился, чтобы не сесть и мать алкашка и шлюха?

Три девицы хихикали, не двигаясь с места в ожидании реакции парня, не узнав Романова.

Наташа напряглась и попробовала отстаниться от мужчины, пальцы обмякли. Но Саша только крепче сжал её руку и ещё более дерзко целовал. Наконец отстранился, весело подмигнул ей и встал. Девушка встала следом, но он задвинул её за спину, мысленно усмехнулся, это движение настолько въелось, что уже и в мирной жизни с ним, сжал пальцы Наташи. Властного и гордо смотрел на сплетниц.

— Ой, Александр Николаевич… — раздалось тихо и удивлённо.

— Вы решили рассказать мне что-то новое о моей жене? Но это, всего лишь, Ваше частное мнение, не так ли? Если бы оно имело для меня значение, я бы обиделся. Но, увы. — окинул властным взглядом стайку сплетниц. — А, Нарышкина, ну, кто бы сомневался. Ты так и не научилась думать, прежде чем говорить. Ну, а говорить хоть что-то умное, это вообще не про тебя. Кстати, как твой муж? Сколько лет его нынешней любовнице? Надеюсь, ей есть восемнадцать? — Пауза. Холодно и сухо. — Запомните, Наталья Александровна Романова — моя супруга. Если я услышу хоть один кривой звук или увижу неподобающие взгляд в её сторону — ответ не замедлит себя ждать. Хорошего дня.

Зашли в номер, Наташа ушла в санузел, Александр скрестил руки на груди. Взволнованно и внимательно прислушивался к звукам, но ничего не слышал.

Молодая женщина тихо вышла и села на койку. Крепко сплетённые пальцы на вытянутых и опущенных вниз руках. Отстранённый взгляд. Влажное лицо и припухшие глаза говорили о том, что она плакала. Саша сделал шаг навстречу к ней. И споткнулся на её словах.

— Ну что, вот оно. Реальность. Ты думал, что смена фамилии сменит судьбу? Получили?

Романов всё-таки сел рядом и прижал любимую к себе. Она попробовала отстраниться, но он второй рукой перекрыл последнее отступление.

— Я не меняю своих мнений и не отказываюсь от своих слов. А от любимого человека тем более. Ты — моя. Ясно? Не слушай всяких дур озабоченных. Нарышкина от зависти. Я как-то с перепоя с ней, один раз. Сам не понял, как и что это было. Её потом выпихнули замуж. Там мужик-кобель, пересёкся один раз, вот ядом и капает на всё нормальное. И ты вообще кого слушаешь, а? Ты меня слушать должна. Твой муж — я.

— Ты же понимаешь, что это — только начало. Всюду, где мы, да и ты один теперь, появимся, будет шу-шу… Жена Романова — та самая Репнина… Ты это понимаешь??? — тихо и отчаянно.

— Натусь? Этого не будет. Я это знаю. Как и то, что эти три кумушки сейчас пакуют чемоданы и сваливают. Всё хорошо. Всё, забудь.

— Не хорошо. Сань, давай разойдёмся, а? Тихо, мирно. Ничего не выйдет, ты же видишь сам.

Романов замер, потом встал и подошёл к окну.

— Почему мы должны расходиться? Я люблю тебя, ты любишь меня. У нас будет ребенок. Ты что, из-за каждой дуры будешь бегать? Может, легче наплевать?!

— Да я даже не нашлась что ответить им! Ты всё сделал! Кому нужны эти сплетни?! Господи, зачем я вышла за тебя? Моя жизнь загублена, так я ещё и твою за собой потащила …

— Да что с тобой, черт побери?! — Саша подошёл к Наташе, схватил за плечи, поднял и хорошенько встряхнул. — Забудь! Не было ничего! Мы вместе! Есть ты с малышом и я! Мы. Мы есть! Есть наша семья, наше чувство! Это самое важное! Самое ценное! Да, есть и дуры редкие! Но на них не стоит обращать внимания! — тихо. — Я не смогу без тебя. — притянул и поцеловал.

Осторожно уложил на постель и, неразмыкая губ, держал в своих руках. Наконец отстранился и смотрел в глаза, в которых стояли слёзы:

— Запомни: я люблю тебя. Никогда никому не дам в обиду. И никогда не дам развод. Я забыл предупредить, ты попала в рабовладельческий строй. Ты — моя. Ясно?

Наташа кивнула, завороженная его властностью и властью, его силой.

— Вот. Это правильно. Иди ко мне. — склонился над женой, прижался своей щекой к её и шептал нежно на ухо. — Наташка моя. Запомни, тебе нечего бояться. У тебя всегда есть я. И всё твои вопросы я решу. А на идиоток или идиотов не обращай внимания. Чужая успешная личная жизнь всегда вызывает зависть. Я люблю тебя. Любой. Веселой, грустной, расстроенной и заплаканной. Ты даже не представляешь, что́ ты для меня значишь. Ты меня из моего личного болота вытащила. Благодаря нашим пикировкам, сначала ироничным, вынужденным, потом я без них и дня не мог, ты меня из саморазрушения вытащила. И я не позволю тебе́ заниматься тем же. Тем более, что в тебе живёт наш маленький. Наше чудо. Наше счастье. Ты моё счастье, дурочка моя, любимая моя, моя Наташка… — он давно уже целовал каждый миллиметр её тела. — Не скрывай от меня ничего, я хочу, я должен, знать всё. Девочка моя, счастье моё….

Романов и сам не подозревал, что может быть таким нежным, трепетным, ласковым. Его поцелуи были прерваны тихим всхлипом. Вздрогнул, отстранился и смотрел на Наташку:

— Что такое? — пальчики гладят её лицо, а хочется большего.

— Я люблю тебя, Сань. Я только сегодня подумала, что никогда в жизни мне не было так спокойно и так хорошо. Так надёжно.

— Вот и отлично. Так будет всегда. Я с тобой. С вами, да, малыш? — поцеловал живот и вернулся к жене. — Моя, моя, моя…

Наташа вытерла тыльной стороной кисти слезы, стянула с мужа футболку и принялась за джинсы. Саша расстегнул её блузочку и целовал, целовал бархатистую кожу с запахом солнца и счастья. Выцеловывал дорожку от пупка вниз, к юбочке, которую они нещадно помяли. Стянул ненужную тряпочку и продолжил свои действия. Резко поднял голову, внимательно смотрел в любимые глаза и поцеловал. Лёгкий вскрик неожиданной ожидаемости, поцелуи до боли и следов-меток собственности, плотно прижатые тела заставили забыть обо всем на свете.

Наташа лежала в полудрёме на плече Саши и завидовала сама себе. У неё самый лучший мужчина на свете. И самый сильный. И дело не в обхвате мышц или прессе. Дело в в другом. Мужская сила — делает мужчину успешным, желанным, интересным, богатым не столько финансово. Она делает мужчину Мужчиной. К таким тянутся, таких уважают, с такими спокойно и хорошо вместе. И рядом с таким человеком появляется чувство защищённости в любое время жизни. Как с её Сашкой. Мужская сила — это не просто сила. Это умение сдерживаться. Контролировать себя. Поддерживать и прощать тех, кто слабее. Сознательно щадить. Мужская сила только увеличивается от сдержанности и великодушия. Те, у кого есть истинная мужская сила, добиваются многого в жизни. Даже не добиваются, а завоевывают. Сила мужчины в великодушии, не только в мускульной силе или в железной воле. И рядом с такими мужчинами женщины расцветают. И дети тоже. Их дети. Улыбнулась. Ощутила, как рука мужа массажирует голову. Тихо мурлыкнула и плотнее прижалась к нему. Сильному. Очень любимому. Было так непривычно и приятно ощущать себя в его руках. И не только физически.

На обед они шли за руки, смеясь и с гордо поднятой головой. В столовой было как всегда тихо. Внимания на них никто не обратил. Как и Наташа перед выходом не обратила внимания на то, что муж с кем-то переписывался.

— Натусь, я нашёл, что неподалёку отсюда есть музей гончарства. Вечером у них мастер-класс для всех желающих. Произведенный шедевр можно забрать с собой. Ты как? Или хочешь отдохнуть?

— Ты как? Мне всё равно. Главное, чтобы на территорию пустили.

— Пустят. Тогда идём.

На выходе из здания пищеблока Саша ещё раз окинул величественным взглядом всех присутствующих, не заметил ничего неподобающего, как и оскорбивших его женщину. Но и его месть не заставила себя ждать.

— Кстати, ты сказал, что любишь меня со всеми моими недостатками, так? — девушка с хитрецой посмотрела на мужа.

— Именно. Всегда.

— Оказывается, у меня есть недостатки? — наигранное удивление и свет в глазах. — Никогда не замечала.

— Ну-у, не совсем недостатки, так, мелочи. — принимая игру усмехнулся Романов. Вот теперь он узнавал свою Наташку.

***

Корф шёл по знакомой тропинке с удочками и остальными рыболовными прибамбасами к показанному и прикормленному Григорием месту. Глубоко дышал. Он здесь третий день и второй день удит рыбу. Ну, как удит… Скорее спортивный интерес, потому что часть пойманной рыбёшки он тут же отпускал. Варя сказала, что уже не может её видеть. И релакс. Погода, конечно, не отдыхательная, довольно прохладно и дожди. Но ничего, отдохнуть отдохнём. Улыбнулся. Как же хорошо, когда отпуск. А какой воздух… Упоительный. Расставил стульчик, разложил все принесенное, закинул удочку, закутался в плащ-палатку, достал домашнюю колбасу, усмехнулся, вспомнил Седого, термос с горячим чаем и засел за воздушные ванны.

В голове было спокойно, уравновешенно и взвешенно. Корф понял, что никакого развода он жене не даст. По крайней мере сейчас, после этого момента. Нужно спокойно ещё раз поговорить. Да, отчасти Аня была права, он писал сыну, а не ей, ребенок мог гулять, не слышать, вообще пропустить. Можно было и через раз, то ей, то Вовке. Дело же видела, понимала, какое дерьмо, вот и психовала. И вообще, нужно отправить Аню в декрет. Нервничать будет противопоказано, вот она и будет спокойнее. Ещё, нужно будет договориться, что все вопросы они решают только на свежую голову, а не после четырехдневного недосыпа.

Расслабился. Тихонько поквакивали жабки, шумели камыш и деревья, попискивали комары. Постепенно поднималось солнце.

Он шел по лужайке, залитой солнцем. Остановился у дерева, закрыл глаза, считал до десяти, чтобы потом пойти искать Вовку, где он там спрятался. Ощутил, как к его спине прижалась любимая женщина, обняла его со спины и тихо прошептала:

— Я очень сильно люблю тебя.

Вздрогнул, открыл глаза и понял, что последнее ему явно не приснилось. Анна действительно прижалась к его спине, вот и локоток, и рука на плече. Напрягся.

— Прости меня. Я знаю, я говорю это так много, что уже обесценила. Дай мне последний шанс. — шёпотом. Не поворачиваясь к нему лицом, и, не давая повернуться самому. Её дыхание щекотало шею. — Я ревную. Очень. Катя, теперь собственный сын. Я знаю, это смешно, нелепо, глупо, но ничего не могу с собой поделать. Пока ждала тебя, включила телевизор, там — ДТП ровно на том участке дороги, которым ты обычно ездишь. А ты вваливаешься домой молча, раздевается и так же молча брыкаешь спать… Вот меня и прорвало.

Псих ещё этот. Садист… Я же не знаю твоего прошлого, но по тебе видно, что встреча не из приятных, ты утром куда-то уезжаешь, ничего не говоришь. Если и пишешь, то только Вовке. Я понимаю, что у тебя не в голове, кому и что, главное — написать. И правильно. А я себя накрутила, так кто мне доктор. Я не могу без тебя. Мне физически плохо. Я не могу. Хватит. Я буду делать всё, что ты скажешь, только дай мне последний шанс. Правда, последний.

Тишина. Камыш продолжает шуметь, правда, куда-то исчезли комары, солнышко начинает светить ярче, даже припекать. Самое классное для рыбы. Вон и клюёт. Но Владимир не реагировал, даже не замечал невероятно красивый цвет неба.

Одной рукой перетянул Анну себе на колени. Долго, внимательно, изучающе смотрел ей в глаза. Она не отводила взгляда, в этот момент она вся перед ним нагая. Не в прямом смысле, а в том, в котором сейчас нужна ему. Открытая, откровенная, искрення, любящая, любима. Обожаема. Со своими демонами и страхами. Со своей виной и своим счастьем.