Часть 28 (2/2)

Александр Христофорович наклонился, поцеловал жену, потом сына. Выровнялся:

— Спите, любимые. Я с ребятами пока. Буду проведывать. Потом к вам. Спите. — укрыл пододеяльником и вышел.

— Значит так, сейчас спим, — хмыкнул Николай Павлович, — подъем в шесть утра у всех, кроме Нади и Вовки. Да и Корфов в целом. Надя и Корфы, сидите на участке. Александр Христофорович, Надюша рассказала-показала, что и где искать?

— Да.

— Тогда ты и Репнина смотаетесь на её работу. Саша и Седой отсматриваете видео. Костя и Писарев, по друзьям-коллегам.

— Николай Павлович, разрешите, я́ в детдом смотаюсь? — подал голос Седой. — Я знаю как говорить, чтобы сказали.

— Хорошо. Тогда утром слушаем Шубина и разбредаемся. Теперь спать.

Полковник бесшумно вернулся к жене и понял, что она плачет.

— Наденька? Что такое, родная? Плохо? Врача?

Женщина отрицательно покачала головой, Александр Христофорович привлёк к себе:

— С ребят подозрения сняты, я завтра с утра в её лабораторию, всё поищу. Девочку жаль, согласен, но мы ей не поможем уже. Мы выполним свой долг перед ней тем, что найдём кто это сделал. Всё, Надюша, всё, не надо плакать.

Анна ждала Владимира из душа:

— Анют, ты чего не спишь? Поздно уже, — мягко произнес парень, обнимая её со спины и целуя основание шеи.

— Тебя жду. Я соскучилась. — прошептала в ответ севшим голосом девушка.

— Я тоже, — Корф повернул любимую лицом к себе, подхватил под коленки, она взяла лицо мужа в свои руки и покрывала каждый миллиметр поцелуями, Владимир перехватил нежные губы жены.

Как они оказались в постели, они не помнили. Помнили и ощущали лишь плотно прижатые другу другу, словно спаянные, разгорячённые тела, их танец и тихие «я люблю тебя», «я только с тобой».

Владимир отстранился от любимой, подложил ладони под её головку с разметавшимися волосами, опёрся на локти и рассматривал каждую чёрточку Аниного лица при лунном свете. Анна же обвила его шею своими тоненькими руками.

— Я больше тебя никуда и никогда не отпущу, — прошептал парень.

— Я больше никогда, никуда и ни за что от тебя не отойду. Тебе на руки можно так долго давить?

— Нормально, — склонился и поцеловал Анну.

***

Утром Бенкендорф и Наташа выпили несколько чашек крепкого кофе с яичницей и отправились на повторный осмотр рабочего места погибшей. Для этого Александру Христофоровичу пришлось довольно зло и по-хамски поговорить с непосредственными руководителями бывшего криминалиста. Наконец-то они зашли в лабораторию. Репнина первым делом проверила её на наличие записывающих устройств, ничего не обнаружив, включила компьютер.

— Товарищ полковник, тут чисто, сугубо отчёты.

— Качай, чуть что выбросим.

Бенкендорф тем временем искал «заначки» тем методом, который ему показала жена: подходил к каждому столу, ладонями «нажимал» на дно центра столешницы, словно приподнимал стол, обнаруживал тайник. Довольно примитивно, но действенно. Нашел четыре флешки, две карты памяти, несколько дисков и кассет от диктофона.

— Кажется, я всё, — произнес вполголоса полковник.

— Я тоже. Я возьму на всякий случай её сменную одежду? — уточнила криминалист-программист.

— Давай. Там разберёмся.

Приехали на работу. Ребята во главе с генералом ждали их в комнате отдыха.

— Значит так, начнём с успокаивающего, продолжим приятным, — чуть улыбнулся Николай Павлович. — Надя проснулась, позавтракала и опять спит. С ней Зоя, Шура, Аня, оба Вовки и псина. Не волнуйся. Сказала, что чувствует себя хорошо. Теперь о приятном. Константин?

Костя быстро дожевал печеньку:

— Я обошёл весь парк и все близлежащие к нему заведения. Взял записи с видеокамер, нашел несколько нарушителей, нескольких хозяев машин с видеорегистраторов. Итог: С часу до шести Корфы гуляли по парку, качели-карусели-мороженое. Обычный семейный день. Шубин, который отсыпается, сказал, что убили Верёвкину около трёх и не́ в съёмной квартире! У ребят, слава богу, стопроцентное алиби.

— Это отлично! — выдохнул с облегчением Александр Христофорович. — А я Володьку в детстве за сохранённые чеки и проездные билетики в карманах ругал. А вон оно как поворачивается. Ладно, не по делу. Фух, аж полегчало, честно. Так, стоп! Не́ в съемной квартире? Но нашли же там?

— Там. — кивнул Писарев. — Но убили не там. Её принесли в квартиру. Опять же вопрос: просто занесли в квартиру, заметая следы или знали, что квартира, считай, Корфа?

— Ну, это вопрос не ко мне, — вошёл Алексей Шубин, поздоровался с коллегами. — Но то, что мое, рассказываю, разрешите, товарищ генерал?

— Давай, — кивнул Николай Павлович и включил кофемашину.

— Значит так. Меня на фотках с места преступления смутило минимальное количество крови, как для такого убийства. По правилам, там должно быть всё в крови: и пол, и стены, иногда даже потолок. А тут я сразу обратил внимание, что крови практически нет….

— Чего молчал тогда?! — возмутился Саша Романов, — Корфы нервничали, Надежда Николаевна тоже, мы все. Это же уже понятно, что от Вовки с Аней отводит подозрения!

— Не хотел обнадёживает раньше времени…

— Ну да, — зло бросил второй майор, — они её в ванной, а потом перенесли, для красоты картинки?! Твою мать?!

— Сань, остынь, — тихо проговорил Писарев, — не надо. Я понимаю, что Аза твой лучший друг, ты за него переживаешь, но не мотай себе нервы. Тем более, что мы выяснили, что они не при чём. Мы сейчас все перецапаемся и ничего не сделаем в результате. Может, на это и расчёт, спокойно!

— А ты, значит, вы́яснить это должен был?! — парень заводился всё больше, — Я это и так знаю, что они оба не при делах! А тебе доказательства необходимы?!

Репнина не выдержала и подошла к мужу, положила со спины руки на его плечи. Саша заметно успокоился.

— Как Вовкиному другу, мне никаких доказательств и подтверждений не нужно. Как оперу — да. Потому что, как и ты знаю, что без бумажки человек -какашка. Всё, остынь. У нас времени в обрез.

— Всё, брэк! — встал полковник и разлил в чашки бодрящий напиток, достал из холодильника сливки, Седой незаметно приготовил бутерброды и овощной салат на всех. — Время! Лёш, давай.

— Итак, Верёвкину убили не в квартире. В квартиру её занесли. В волосах и в дыхательных путях обнаружены следы бетона, песка и побелки. Из чего можно сделать вывод, что это или заброшка или помещение, где делается ремонт. На момент смерти она была бессознания…

— Это вообще возможно, при её методе убийства? — удивился генерал.

— Да, скорее всего болевой шок, но точно пока не скажу, у меня ещё не все анализы готовы.

— Она что, не сопротивлялась? — удивилась Наташа.

— Пока не знаю. Это первые результаты. Да, самое главное, её убили в промежутке пятнадцать ноль пять — пятнадцать тридцать.

— Ясно, спасибо, Лёш. Доделывай свои экспертизы, Наташа, что у тебя? — спокойно спросил Николай Павлович.

— У меня отсутствие любых «пальчиков», кроме как на орудии убийства. Даже на дверных ручках нет. Что странно для Корфов и понятно для настоящего убийцы. Сейчас привезли рабочую одежду жертвы, пойду изучать.

— Хорошо, спасибо, ребят. Так, я на «ковёр». Потом у себя, но на связи. Если не беру — смс.

Романов вышел, оперативники и криминалисты после перекуса отправились по кабинетам.

***

Анна открыла глаза и поняла, что плотно прижата к телу мужа. Улыбнулась. Несмотря на весь ужас ситуации, она поняла, что только теперь между ней и Владимиром не осталось обид и недомолвок. И дело не в ночи, хотя, и в ней тоже. Дело в их откровенном разговоре. В том, что они действительно перевернули ночью ту страницу и начали новую, светлую, по-настоящему совместную.

Владимир проснулся и молча наблюдал сверху за любимой. Она была такой беззащитно-трогательной, не до конца проснувшейся, смешной и очень любимой. Родной. Действительно половинкой. Только не второй, а бо́льшей. Бо́льшей частью его самого. С его же внутренними метаниями, страхами, силой. Любовью и ранимостью.

— Доброе утро, Анечка! — прошептал хриплым ото сна голосом Корф.

— Доброе утро, любимый, — улыбнулась в ответ Анна и повернулась лицом к мужу, тело при этом напомнило о ночных приключениях. — какое же это счастье, что ты со мной и можно проснуться в твоих руках и никуда не бежать. — поцеловала его слегка небритый подбородок.

— Какое счастье держать тебя в своих руках. — потёрся носиком о её носик.

Анна устроилась на его плече.

— Так непривычно, что ты практически лысый, чуть-чуть что-то выросло. Я уже привыкла, что у тебя и волосы и борода. Но ничего, главное, что ты жив, — как ни старалась, а голос всё равно дрогнул, — а волосы отрастут.

— Ну всё, Анют, всё. Я тут, с вами, с тобой. — поцеловал, — И я не шучу, я хочу сына. И дочь. — перешёл к более активным действиям.

Через время Владимир зашёл в комнату к тёте, увидел, что она спит, но в кресле рядом сидит Зоя, которая при виде парня встала и подошла к окну:

— Как она? — спросил шёпотом.

— Нормально, слава богу. Проснулась на рассвете, поела, немного поплакала, это скорее нервное из-за беременности. Я ей витамины поставила, она уснула. Пусть спит, ей это нужно. Тем более, что Александра Христофоровича всё равно нет.

— Спасибо. Надеюсь, обойдётся без больницы?

Женщина утвердительно кивнула и вышла.

Владимир подошёл к Надежде Николаевне, сел на пол рядом с кроватью, осторожно поцеловал её в щеку, провёл невесомо пальчиками от виска вниз. Надя улыбнулась и открыла глаза:

— Доброе утро, сынок.

— Доброе утро, мамуль. Как ты? Как мой брат?

— Хорошо, только очень кушать хотим.

— Я сейчас принесу, что вы будете?

— Я спущусь, спасибо.

— Успеете, полежи, отдохни. — поцеловал ладонь, прижался к ней своей колючей щекой.

— Не хочется лежать. Хочется прогуляться.

— Я с тобой. Давай тогда встанем и вниз, да?

— Не трусись ты так, — мягко улыбнулась Надя, — я сама всё сделаю. Спускайся, встретимся за завтраком. Как там Володя-маленький?

— Не знаю, я сразу к тебе, а у него Аня.

— Саша не звонил?

— Нам нет, может тебе писал?

— Не знаю, не смотрела ещё. Всё, иди завтракать, я скоро.

В телефоне Надежды Николаевны обнаружилось несколько сообщений от мужа. Едва успела ответить, как он тут же перезвонил. После разговора Сычёва спустилась вниз, где позавтракала в семейном кругу.

Володя-маленький ни на шаг не отходил от Бастера, да и щенок отвечал тем же. Он даже завтракал практически за одиним столом с мальчиком. Точнее за столом сидел, собственно, Володя-маленький, а пёс под столом, но рядом.

— Пап, а Бастер подружился с Лучиком, — весело проговорил сын. — я думал, они воевать будут, а они нормально.

— И хорошо, — улыбнулась Анна. — будет тишина и покой.

— Кстати, а где этот зажравшийся погорелец? — поинтересовался Корф. — А то я его не вижу.

— Доброе утро, — раздался бодрый голос Александры Федоровны, — приятного аппетита!

— Спасибо, Шурочка, — улыбнувшись одними глазами ответила Надежда. — Разбалуешь нас, мы и перестанем дома кормить своих мужчин, они нас выгонят.

— Ага, — кивнул Владимир, — вот прям да. А то мы сами не в состоянии! Мы вас только на руках носить будем.

— Только для начала руки подлечите, — усмехнулась наконец-то Сычёва.

— Это святое, такой стимул.

— Ладно, это вы сами выясните. Извините, но я услышала вопрос, где Лучик. Он у меня. И он ко мне привык.

— Это намек? — спросила Анна, — В принципе, я не готова его отдать, но в хорошие руки…

— Да я шучу. Но он такой степенный, прям ба-арин. Ладно, я во дворе, посмотрю на вчерашние типа шашлыки.

— Мы их сожгли? — Надя допила сок и в то же мгновение племянник налил ещё.

— Нет, мы их даже на мангал не положили. Но они могли перемариноваться и стать жёсткими. Сейчас гляну.

— Кстати, Саша звонил, они пока только на летучке, но он нашёл кучу носителей, сказал, привезет домой, будете отсматривать.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул старший Корф. — но пока мы отдыхаем?

— Пока да, пока не приехали.

Володя-маленький бегал с Бастером, Александра Федоровна и Надежда Николаевна переговаривались и разбирались с шашлыками и мангалом, Владимир с Анной медленно прохаживались вокруг дома и молчали. Но главное, что они были вместе, рядом, держали друг друга за руку.

Через некоторое время Корф достал из машины электросамокаты и позвал сына. Для этого пришлось поймать Бастера, накормить и уложить спать, чему весёлый щенок ощутимо сопротивлялся, но, увидев любимое лакомство «на десерт» подчинился Большому Хозяину, предварительно облизал всё его колючее лицо. Владимир вышел во двор и позвал сына:

— Ну, что, кто быстрее?

— Давай! — улыбнулся мальчик.

— Какое «кто быстрее», Володя?! — возмутилась Надежда Николаевна. — С твоими ногами-руками?!

— Ну, ма-ам… руки-ноги нормально, ходят-двигаются, а мы будем только стоять и кнопочку нажимать, да, Вовка?

— Угу, — немного настороженно кивнул тот.

— Хорошо, три круга вокруг дома и биология, — спокойно произнесла криминалист.

— Какая «биология»?! — буквально взвился парень. — Отдыхать! Воздух, книжки, шезлонг с простынёй я поставил. Никаких биологий!

— А я буду только сидеть и странички переворачивать, — скопировав интонации Владимира отозвалась Сычёва.

Анна, которая присоединилась к обеим женщинам, тихонько прыснула.

— Мам, … ну, мам, пожалуйста… — растерянный Корф не мог подобрать слова, а Надя повернулась к нему спиной и продолжила готовить обед с подругой.

— Хорошо, я понял. Перевоспитываюсь. А в настольный теннис можно?

— Можно, — мягко кивнула Надя.

Володя-маленький вернул самокаты в машину.

— Володь, не дуйся, — тётя гладила его по опущенной голове, — пойми, тебе сейчас не нужно особо грузить ногу. И с теннисом не прыгай сильно.

Корф осторожно обнял её.

— Я не дуюсь. Просто думал это безобиднее, чем теннис.

— Он более травматичен. Можно же упасть. А плюс рёбра. Поберегись немножко ещё.

— Как скажешь, родная. Только не волнуйся. И никакой биологии.

— Одна глава. Она у нас последняя осталась. Потом перерыв и посмотрим, что с математикой.

— Ма, ну какая математика? Тебе нужно что? Отдыхать, спать, кушать витаминки. Но никаких математик.

— Успокойся, мальчик мой. Я абсолютно нормально. Когда я не могу, мы не занимаемся. А так, и мне не скучно, и мальчишку в тонусе держим. И отдых, и мозг не заплывает жирком, — улыбнулась.

— Хорошо, убедила. Но только не перегружайся! — поцеловал Надю в висок. — И лежи или сиди, отдыхай.

— Иди уже, командир! — ласково погладила парня. — Сын ждёт.

Оба Корфа с упоением и смехом играли в настольный теннис, Анна вела счёт.

После обеда уставший, но счастливый Володя-маленький ушел спать, чем удивил маму. Владимир обнял Анну и они сидели молча в беседке. Надежда Николаевна заснула на шезлонге, Александра Федоровна сидела недалеко от неё и вязала.

— Я надеюсь, — тихо заговорила Анна, — что Вовка не заболел, а просто набегался на воздухе. Он никогда не спал днём.

— Не думай о плохом. Он поздно лёг, рано встал, нервничал, видел же наши квадратные рожи, что-то чувствовал. Теперь расслабился. И да, воздух, бег, псина.

— Корф, иди сюда, — Анна притянула голову мужа к себе и поцеловала.

***

Александр Христофорович просматривал и прослушивал найденные в тайниках носители информации. После очередной порции информации принес из комнаты отдыха бутерброды и кофе, закрылся в кабинете, из сейфа достал бокал, плеснул туда пепси и виски. Горько усмехнулся, когда вспомнил, при каких обстоятельствах и с кем пил этот шмурдяк в последний раз. Единственное, что утешает, что врач несколько раз ему подтвердил, что эти полтора глотка жены не повредили крохе, и что «кузнечик в обмороке» вряд ли жив. Нет, Бенкендорф не был кровожаден или мстителен, но учитывая, что́ пришлось пережить им всем, а больше всех их девочкам, то был рад, что Дубровина «взяли» свои. Эти такого не прощают. Ладно, глотнул, расслабился-отвлекся? Тогда вперёд. Тебя дома ждут. А работы немеряно. Быстро поел, выпил кофе ещё и с добавкой. Взбодрился. Включил диктофонные кассеты.

Через несколько часов собрал подчинённых у себя.

— Товарищ полковник, с Вами всё нормально? — спросила Репнина, увидев бледного до синевы начальника.

— Да, спасибо, — спокойно кивнул тот. — Что у вас? Картина уже ясна? У нас время тикает.

— Давайте я, по поводу полноты картины убийства. — кивнул патологоанатом. — Умерла она от остановки сердца в следствие передозировки тиопентала натрия, в народе известного, как «сыворотка правды». Видимо, когда убийца понял, что не узнает необходимую информацию, он озверел и начал делать то, что сделал.

— Точно, не болевой шок? — уточнил Саша Романов.

— Да. Я ошибся, признаю.

— Ладно, главное, что установил истинную причину и вовремя, но возьми на заметку, иначе во второй раз — выговор с занесением, на третий — сразу и молча уволю.

— Есть.

— Дальше?

— Дальше, я ещё раз поговорил с консъержем, который был в тот день. Он признался, что на двадцать минут отлучался в туалет, а так как дверь на доводчике, то тот, у кого есть ключ, мог спокойно зайти. — вздохнул Костя. — Ну, или за ним кто угодно.

— Седой?

— Да, я был в детдоме, где воспитывалась Верёвкина. Психолог из моего бывшего детдома перевелась в этот детом и до сих пор работает. Мы с ней поговорили. Выяснилось, что несколько лет назад Таня обращалась к ней в частном порядке. Ей требовался совет. Итак: В восемнадцать лет Танечка влюбляется в парня. Чувство было настолько сильным, что поглотило её полностью, она ни есть ни пить не могла, если не увидит предмет обожания. Парень, вроде бы тоже её любил, но под венец вести не спешил. Когда же девушка задала вопрос напрямую, тот начал блеять нечто невразумительное. Спустя время Верёвкина забеременела. Вот тут и… В общем, кавалер предложил расстаться, потому что его мама против их отношений. На нервной почве у нее случилось непоправимое. А любовь к непутевому возлюбленному осталась. Через три месяца после расставания кавалер погиб при невыясненных обстоятельствах. Теперь самое интересное. Имя Дон Жуана — Андрей Петрович Долгорукий.

— Кто?! — удивлённо спросил Костя. — Андрей Долгорукий….? Однофамилец?

— Нет. Сын. — кивнула Репнина.

— Очень интересно…. А Петр Долгорукий — биологический отец Анны. — Бенкендорф потёр обеими руками лицо. — Так, по обстоятельства гибели инфа есть?

— Нет, не успел, — ответ капитан.

— Понял. Тогда слушаете меня, я вкратце всё, что узнал. — глоток крепкого кофе, — Таню действительно очень зацепила гибель возлюбленного. И она начала рыть. Надежда Николаевна как всегда права: девушка была упряма и хорошо чувствовала неправду или ложь. Она выяснила, что Андрей погиб от руки собственной матери. Да-да, именно от рук матери, хоть это и косвенно. Парень был подшофе, увидел, как Мария Алексеевна чистит в своей комнате личный пистолет, взял в руки, побаловался, спьяну нажал на курок и всё. Долгорукая в этот момент отвлеклась на кухне. С юридической точки зрения, она нарушила только правила обращения с оружием. С моральной…. По ней это был сокрушительный удар. Она ещё больше вгрызлась в работу. Параллельно с этим выяснилось, что у Петра есть внебрачная дочь — наша Анна. Это стало официальной причиной развода. Таня считала, что в гибели Андрея больше виноват отец, нежели мать. Потому что он узнал о многолетнем адюльтере Долгорукого-старшего сначала с Марфой, мамой Ани, потом с очередной пассией. От ошеломляющих новостей парень напился, ну и … Эксперт, который выезжал на место, установил, что это — несчастный случай. Долгорукая лишь не получила очередное звание и лишилась премий.

— Непло-о-охо, — протянул Саша.

— Ну, она была первоклассным следователем, — пожал плечами полковник. — характер, конечно. Когда мы ещё все вместе работали, мы с Надеждой Николаевной и родители Корфа, пересекались с Марией Алексеевной. Уж насколько наши девочки сильные и закрытые, но Вера от неё пару раз плакала. Но характер это не преступление. Да и сейчас мы её привлечь не можем. Дальше. Таня не успокоилась на этом и начала копать под Долгорукого-старшего. Узнала всё то, что уже знаем и мы, кроме одного но. Мы знаем, что Петр Михайлович повесился в камере после покушения на Серёгу и Вовку. Якобы что-то его загрызло. Не верю я, что ему знакомо понятие совести.

— Почему? — искренне удивилась Наташа.

Александр Христофорович пожевал губы, помолчал.

— Марфа была воспитательницей детсада. Она была знакомой Веры. Ну и мы все общались, конечно. Мы никогда не парились, по поводу «круга общения», который очень «блюл» Долгорукий. Нам важен человек. Я пото́м многое понял. Таким образом Петр «легализовал» свою даму сердца. Но разводиться он не собирался. Мария ни о чём не знала или делала вид, а Марфа и не настаивала. Вскоре он исчез из жизни Платоновых, когда узнал, что Марфа в положении. Через время у матери Анны обнаружили скоротечный рак. Надюша с Верой мотались по всевозможным врачам, Надюша всех знакомых на уши поставила, но было бесполезно. Спасибо, что в результате Варвара взяла девочку к себе. Поэтому про совесть это не про Петра. Видимо, Таня что-то поняла про него. В финале, она выяснила, что свидетельства о смерти Долгорукого нет. Точнее, оно есть в нашем деле, но на самом деле, справка с таким номером не была зарегистрирована нигде. Поняла, что тот, скорее всего, жив. Практически раскрутила цепочку. Предоплата-укол-сон-имитация смерти-вывоз псевдо-тела- полный расчет. Дальше, новые документы, смена адреса проживания. И всё. Новая жизнь.

Я так понимаю, что «копала» Таня не совсем аккуратно. Или мы чего-то не знаем.

— Но это объясняет его появление. — вздохнул Писарев. — И подстава Корфа тогда ясна.

— Угу. Месть. Я опасаюсь, что он не совсем здоров психически. — мрачно проговорил Александр Христофорович.

— Надо думать, что делать. — прокомментировал Саша Романов.

— Ты думай, а мы будем делать. — кивнул начальник.

— Поправьте меня, если я не прав, — вздохнул Седой, — Долгорукий сбежал. Идти ему некуда: жил он в ведомоственном доме, туда ему зась, свои же и сдадут; на дачу тоже, она тоже не совсем простая. Учитывая, что он не планировал быть арестованным, а уж тем более, посаженным, то и «берлогу» он себе подготовить вряд ли успел. Вариант с «внезапным самоубийством» ему подвернулся случайно, он наперёд не просчитывал. Вопроса у меня два: что мы делаем с руководством местной тюрьмы, СИН? И второй: к кому он обратится за помощью? Да ещё и чтобы подставить Корфа так, чтобы ни у кого не было сомнений?

— Ты считаешь, что возможен шантаж?.. — скорее для подтверждения своим мыслям уточнил полковник.

— Хотел бы ошибаться…

— Понял….

В кабинет вошёл Николай Павлович.

— Всем привет, — генерал сел на диван, положил рядом пластиковую папку. — Рассказывайте, что у вас.

Романова ввели в курс дела.

— Вы же понимаете, что Корф не согласится.

— Понимаем, — кивнул старший сын. — и тем не менее попробую с ним поговорить. Но без информации о тюрьме, это только наши догадки.

— Ваши догадки в этой папке, — генерал не вставая с широченного дивана бросил её в сторону стола. Писарев поймал на лету. — Надо только кое-какие нюансы проверить. Вечером будем говорить с обоими Корфами и Надеждой Николаевной. Вот с ней особенно.

— Может, мы ей вообще ничего говорить не будем? — просительно смотрел на коллег Бенкендорф. — Она тогда точно загремит в больницу. Мало ли, как мы можем использовать психолога?

— Чтобы Надежда Николаевна и не поняла, что ты от нее что-то скрываешь? И чтобы ты́ от нее что-то скрывал? — насмешливо уточнил Романов-старший. — Не смеши. Единственное, что успокаивает, что и мы все рядом будем, и что далеко не обязательно, что Долгорукий будет вредить собственной дочери и единственному шансу на спасение. Ладно, я понял, я подумаю. У нас две ночи и завтрашний день. Изучите материалы в папке, а мне дайте ваши, я смотаюсь к Канкрину, попробую выбить нам ещё время, может он инфой относительно зоны этой поделится и даст поддержку группы захвата.

— Стоп, группы захвата были всегда на тебе, — удивился полковник.

— У них смена руководства, временно они сугубо под Канкриным. Через неделю там всё утрясётся. Так, всё, вы свое изучаете, я ваше. Пока не отзвонюсь, домой не спешите. Я всё понимаю и тем не менее.

Генерал вышел, Бенкендорф посмотрел на часы, на содержимое папки:

— Так, полчаса перерыва и за бумажки. Это в наших же интересах.

Генерал перезвонил через три часа и оперативники смогли уехать домой.

***

Анна, Владимир, Володя-маленький и Александра Федоровна играли в настольный теннис, Надя и Бастер вели счёт, когда услышали шорох гравия под колесами внедорожников.

— Добрый вечер! — весело произнес Бенкендорф, целуя жену в щеку и живот и пожимая руку обоим племянникам. — Как вы? Вам не холодно? — спросил у жены вполголоса, сядясь рядом.

— Привет, папа, — мягко улыбнулась Надежда Николаевна, счастливый свет глаз выдал её с головой. — нет, нам хорошо, не волнуйся. А рядом с тобой отлично. Сейчас мы будем тебя кормить.

— Это я всегда, но сначала душ.

После веселого совместного ужина, Александр Христофорович, Владимир, Саша Романов с Наташей и Седой стояли за углом дома и разговаривали.

— Я сказал «нет»! — холодно процедил Корф. — Нет! Нет! И ещё раз нет! Мы говорим о моей жене! О матери моего сына! Категорически нет!

— Володя, успокойся, пожалуйста, и выслушай спокойно… — начал полковник.

— Дядь Саш, ты решил мне отомстить за Надюшу с Репниным? — рявкнул парень. Бенкендорф побледнел и крепко сжал зубы. — Так Надюша, несмотря на всю свою женственность и хрупкость и руку сломать может, и нос, и зубы выбить. Потому что она — офицер, проходит спецподготовку. А Аня — гражда́нский психолог! Подчёркиваю, гражда́нский! Она не то что драться, она от страха в ступор впадет или в обморок упадет, и что вы будете делать?! Нет!

— Послушай, меня внимательно, — зашипел дядя. — если бы мне сильно захотелось тебе «отомстить», как ты выразился, я бы тебя уволил. С волчьим билетом за неподчинение, не глядя на родственные связи. Но несмотря на то, что мне не понравилось тогда твоё самоуправство и было очень страшно за собственную женщину, я понимал, что значит, выхода не было и этого требовала ситуация. Сейчас у нас подобное положение дел. Тем более, что Аня только для Долгорукого будет одна. Там и мы будем на каждом метре и группы захвата. Остынь!

— Да как ты… — взвился Владимир.

— Володь, успокойся. Я попробую тебе сейчас объяснить. — спокойно начала Репнина. — Долгорукий не заинтересован в причинении вреда собственной дочери. Для него она сейчас единственный шанс. Если мы дадим ему возможность им воспользоваться, то мы его возьмём и посадим глубоко и очень надолго, а учитывая его возраст, то навсегда и наверняка. Плюс, Анне станет гораздо легче работать в системе. На неё перестанут смотреть, как на дочь «того самого Долгорукого» именно потому, что она поможет его посадить. Да, дело тебе не дадут, по понятным причинам, но это шанс. И не только для нас. В первую очередь, для Ани. Или ты думаешь, ей легко иметь в анамнезе и муженька Репнина и папашку Долгорукого? Так, хоть от одного отмоется раз и навсегда. Подумай. Времени нет, но немного есть.

— Аза, — тихо проговорил Саша, — пойми, если сейчас при помощи Ани мы его не остановим, он может начать мстить, угрожать, называй как хочешь, и Ане, и Вовке, и Надежде Николаевне, чего вообще нельзя! Подумай. Ты хочешь подставить под удар всю́ семью? Я тебя очень хорошо понимаю, правда. Я сам бы нe захотел подставлять Натку, но мы действительно будем рядом. И всё будет хорошо. Мы всё продумаем, обсудим, расставим людей.

— Мне нужно поговорить с Аней. — прошипел Корф.

— О чём, если не секрет? — раздался звонкий голосок блондинки. — Я вас ищу-ищу, а вы тут спрятались.

— О том, что у меня самая любимая жена, — вместо улыбки вышла гримаса.

— Тогда погуляй с этой самой женой, — улыбнулась Анна, напряжение любимого не осталось незамеченным.

Владимир взял её за руку и они гуляли по территории. Анна чувствовала, что муж скованно-задумчив.

— Володя? Что случилось, родной?

— Анют, тут такое дело, — пара зашла в беседку и Корф крепко обнял девушку.

Парень подробно рассказал, что затевают ребята.

— … я сразу сказал, что я категорически против. Но скрывать это от тебя я не имею права. — уткнулся носом в шею любимой.

Анна крепко сжимала своими хрупкими ладошками огромную ладонь Владимира.

— Я согласна, любимый. Наташа права, лучше взять его на мне, чем он устроит «вырванные годы» всем нам. Я очень сильно боюсь за Вовку и тётю Надю. Вот их — не дай бог!

— А я очень-очень сильно боюсь и за тебя, и за Вовку, и за Надюшу. Мне страшно, Анечка.

— Володь, ну ты что? — удивлённо спросила девушка, обернулась в его объятиях, взяла в свои руки его лицо и внимательно смотрела в мужские глаза. — Вы все будете рядом. Ты́ будешь рядом. Всё будет отлично. Я в это верю и знаю. И мы поставим точку в этом деле. Раз и навсегда.

— Я. Боюсь. — раздельно проговорил Корф.

— А я тебе верю, — обезоруживающе улыбнулась Анна, — помнишь, как тогда, с сектой-пещерой. Я даже испугаться не успела. И всё прошло благополучно. — поцеловала. — Всё, идём спать. Завтра обсудим с ребятами. Идём, любимый, идём.

— Ань? Ты можешь отказаться. Ты — гражданская, это …

— Нет, родной, нет. Я согласна. С этим нужно закончить раз и навсегда. И не ждать от него удара по сыну и второй матери. Вы все будете со мной. Я сделаю всё, что ты скажешь. Но мы с этим закончим. Идём спать.

В постели лежали молча. Корф прокручивал разговор с дядей, понимал, что их хрупкий мир он опять разрушил и разрушил своими же словами. А Надюша опять будет нервничать. А это опять капельницы. Нет, бои будут на работе, дома — мир и любовь. И дети. Анна просто молча наслаждалась близостью любимого мужчины.

Надежда Николаевна лежала на спине и с улыбкой наблюдала за «общением» мужа с животиком: Бенкендорф сначала действительно разговаривал с сыном, потом просто начал его целовать. В конце концов, он улёгся и устроил на плече женщину:

— Вам точно удобно?

— Да, Шурик, не волнуйся. Шур, у тебя всё в порядке?

— Конечно, если с вами всё в порядке, то и у меня всё в порядке.

— Точно?

— Пока да. Наденька, родная, я пока ничего особо сам не до конца понимаю, а уж тем более могу сказать. Правда. Завтра устроим с ребятами мозговой штурм, должно что-то проясниться.

— Я верю, не надо отчитываться-оправдываться. Просто ты весь вечер задумчивый, поэтому я и спросила. Всё, больше ни слова о работе. Мы за тобо́й соскучились, а не за разговорами о работе.

— Моя любимая женщина и не хочет говорить о работе? — с улыбкой в голосе спросил Александр Христофорович. — Я шучу, я только рад. Как вы? Рассказывай, что вы сегодня делали?

— Скучали за тобой. Правда. Очень… — замолчала. — Шурик, я действительно очень сильно тебя люблю и очень сильно скучаю за тобой. Смешно, правда? В молодости я тебе этого никогда не говорила, а на старости лет — пожалуйста…

— Надюшка, родная, какая старость? Не говори ерунды, любимая. И я тоже очень вас люблю и очень за вами скучаю каждую минуту без вас. А говорим мы об этом тогда, когда нам это нужно. Скажи мне, пожалуйста, такую вещь: когда тебе на очередные анализы-осмотры?

— Послезавтра. Максимум, через три дня. Ты сможешь сходить с нами или я тогда с Шурой съезжу? Вас теперь два Шуры. Если что, это не обязательно.

— Запомните оба, всё, что касается вас — обязательное и самое важное и всегда в приоритете. Я сейчас не понял, у тебя́ два Шуры? — мягко улыбнулся.

— Шура, как и Шурик, у меня один — ты. Спасибо, Шурик.

— За что? — удивился мужчина. — Это тебе огромное спасибо, родная моя. — уткнулся губами в её висок. — На всякий случай, напомни мне завтра, пожалуйста.

— Как скажешь. Иди ко мне…

— Но…

— Молчи, просто поцелуй.

***

На следующий день в кабинете Бенкендорфа было жарко: оперативники рассматривали план дома Ани, выдвигали свои предложения по расстановке сил, спорили, кто пойдет вовнутрь, кто снаружи. Сама Анна составляла психологический портрет Долгорукого.

— Так, мужики, брэк, остыли, — невозмутимо проговорил Александр Христофорович, оторвавшись от переписки с любимой. — остыли, сказал! Саша-Наташа, создать 3-D-модель Аниного дома сможете?

— Только на экране, — кивнула Репнина (Романова), — чтобы быстро.

— Хорошо, делайте. Седой, ты в «наружке» посидеть сможешь? Или ты «мозгами»?

— «Наружка», — хмыкнул Сергей.

— Уверен? Спина выдержит?

— Абсолютно, нормально.

— Хорошо. Да, товарищ генерал? Понял, хорошо, жду. — положил трубку. — К нам едет курьер, привезёт инфу по Долгорукому, упадешь ему на «хвост».

— Понял. Я в магаз быстро, можно?

— Я тебе сейчас сделаю бутерброды, — отозвалась Наташа, не отрываясь плана квартиры. — Саш, начинай, я быстро.

— Угу.

— Спокойно! Сработаешь качественно, я и на тебя бутерброд сделаю. — усмехнулась девушка.

— Я готова, — через два часа отозвалась психолог.

— Давай, только Романовых вызову.- вздохнул Бенкендорф, молодые люди вошли в кабинет через несколько минут. — Мы слушаем.

— Я с самого начала, — предупредила Анна. Владимир, который сидел рядом, взял её руку в свои и сжал. — Пётр Михайлович Долгорукий — муж Марии Долгорукой, отец погибшего Андрея, Лизы, Сони и биологический отец вашей покорной слуги.

Отказывается от своих слов; всегда обвиняет других (ситуация с сыном — яркий пример, виновна была Мария Алексеевна); любит критиковать без оснований…

— О, да, — вздохнул Саша Романов, — это его любимое. Извини.

— Да ничего. Бесчестный, неискренный, угодничество и подобострастие перед сильным мира сего. В принципе, ни один человек не рождается подлецом, таковым он становится ввиду многих факторов: нравственного воспитания, влияния людей, окружающих его, а также столкновения с предательством. Будучи обиженным, преданным кем-либо из близкого окружения, он сам становится подлецом и предателем.

Что такое подлость? Это, в большей мере, проявление, отсутствия определенных моральных норм. В понимании подлеца поступки, приносящие окружающим боль и негативные эмоции, являются чем-то приемлемым, обыденным. Однако при уличении в предательстве, подставе или другом негативном поступке, такие люди обычно все отрицают. Потому подлость в психологии сродни шизофрении, — как и больные люди, подлецы не принимают нормального, здорового взаимодействия с социумом.

Большинство подлецов — слабые люди, использующие подлость в качестве защиты и инструмента, помогающего самоутверждаться за счет страданий других членов общества. Они предают, не чувствуя угрызений совести, вытягивают из человека всё, что необходимо им для достижения их целей, удовлетворения собственных потребностей.

Он загнан в угол. Готов забрать с собой всех врагов. Когда человеку нечего терять это страшно. Значит нет привязанностей, якорей. Этот человек непредсказуем. Он способен на любые поступки. А когда нечего терять — это пустота, пожирающая и поглащающая изнутри. Такой человек не будет оценивать риски, большая вероятность что сделает глупость. Какие-то вещи в упор не видятся, какие-то чувствуются острее. Пьянящее ощущение. Склонность впадать в крайности.

— Ну, жалеть мы его не будем, — хмыкнул полковник, — а вот себя — да. И жалеть, и беречь. Это всё?

— Да.

— Спасибо. Говоришь, он загнан в угол? Это-то и паршиво. Способен на всё… — Бенкендорф барабанил пальцами по столу. — Хорошо, понял. Что с расстановкой? Мне нужно знать, сколько у генерала людей брать.

Братья Романовы втянули 3-D модель нескольких этажей дома.

— Ух-ты, — искренне восхитились Анна, — это вы такую красоту сделали?

— Я совсем забыла, что у нас есть 3-D принтер. Не пользуюсь им, вот и вылетело. Но так, мы не делали весть дом. Только прикинули. — отозвалась Наташа.

Саша достал игрушечных солдатиков и начал расставлять их по разным, заранее набросанным, схемам. Ближе к вечеру пришли к единому плану действий, обсудили с начальником группы захвата и отправились отдыхать. Писарев сменил на слежке за Долгоруким Седого.

***

Такси припарковалось возле дома, из него вышла Анна с телефоном в руках:

— Корф! Я, кажется, тебе уже всё сказала и рассказала! С меня хватит! — раздражённо ответила девушка.

— Ань, я тут, вижу тебя, спокойно. Всё хорошо, продолжай в том же духе! — в ответ раздался спокойный, невозмутимый, уверенный в себе любимый голос. — Не верти головой! Веди себя максимально естественно. Умничка.

Анна остановилась у подъезда, начала рыться в сумке, в поисках ключа. Параллельно пыталась вычислить хоть кого-то из ребят, но на улице было абсолютно пусто, не считая нескольких пустых припаркованных авто. На секунду стало страшно, хотя и знала, что вокруг неё куча ребят, а рядом Владимир. Спокойно вошла в дом, поздоровались с консьержем, вновь зазвонил телефон:

— Да, Корф! Ты меня уже достал! Что тебе ещё нужно?!

— Приготовься, — шептал майор, — он спускается к тебе. Как только он обращается за помощью, поправляй шлейку. Мы тут. Я рядом.

— Я тебе уже всё сказала! Значит развод! — раздражённо бросила девушка, а внутри всё похолодело.

— Не дождешься, дорогая, — улыбаясь произнес в ответ муж.

— Не засоряйте эфир! — прорезался напряжённый голос Саши Романова, который вместе с женой сидел в офисе и контролировал всё оттуда. — Группе захвата приготовиться!

Аня медленно и спокойно, как обычно, проверила почтовый ящик, достала всё платёжки, «устала» ждать лифт и начала медленно подниматься на свой этаж. Сердце отбивало чечётку. Было очень страшно, единственное, что по плану, внутри у консьержа под окошком сидит Костя. Уже надёжнее. Подошла к квартире. На этаже горела одна лампочка, над её собственной квартирой. Прислушалась. Стояла звеняще-давящая тишина. «Уронила» ключи, подняла. В этот момент услышала тихое:

— Аннушка, доченька…

С трудом удалось не вздрогнуть и удержать лицо, чтобы не поморщиться от подобного обращения.

Подняла глаза. Напротив девушки, рядом с опечатанной дверью в квартиру, стоял полковник Долгорукий. Одной рукой он перегораживал вход в эту самую квартиру.

— Пётр Михайлович? Что Вы здесь делаете? — удалось изобразить удивление, растерянность и страх.

— Доченька… Мне нужно многое тебе рассказать, но сейчас мне нужна твоя помощь.

Анна молча и внимательно смотрела на него. Долгорукий понял по-своему:

— Мне негде жить, ты бы не могла пустить меня к себе? Ты же тут всё равно не живёшь… А мне очень нужно… пожалуйста… — убрал руку и ожидал, что Анна броситься её отворять.

— Не поняла? Вас не пускают в Вашу ведомственную квартиру? Самого полковника Долгорукого? — насмешливо-весело уточнила психолог. Странно, но страх прошёл, на смену ему пришёл азарт.

— Ш-ш-ш, Аннушка, открывай скорее дверь! — мягко поторопил её Пётр Михайлович.

От Анны не скрылись нервно-властные нотки в голосе горе-полковника.

— А куда Вы торопитесь? Я, например, не понимаю, по какой причине должна впускать Вас в свою квартиру.

В этот момент Анна поправила шлейку и одновременно с Долгорукого слетела вся его наносная простодушность, он схватил Анну за горло со стороны спины и крепко сжал. Но тут же выпустил, потому что в обе его руки впились «солнышки» Корфа.

— Не дёргаться! — рявкнул Владимир, отбрасывая жену на руки Кости, который взлетел с первого этажа на этаж Анны.

В этот момент из темноты на Долгорукого уставились несколько дул автоматов.

— Гражданин Долгорукий, Вы задержаны по подозрению…. — из квартиры вышел спокойный Бенкендорф и протянул руку с наручниками, чтобы защелкнуть их на руках задержанного, как тот рванул напролом, но был быстро остановлен ударом Корфовской трости в грудь. — Ну что такое? Бегун на зоновские дистанции. — вздохнул Александр Христофорович и защёлкнул наручники.

Долгорукого увели. Владимир спустился на лестничный пролёт к Косте и Анне, прижал жену к себе:

— Всё хорошо, всё закончилось. Умничка моя, ты просто молодец! Всё, успокойся, всё закончилось. — ощутил, что девушка плачет. — Ну вот, такая смелая, сильная, а теперь слёзки, всё хорошо. Всё. — поцеловал её макушку.

Анна отстранилась, вытерла тыльной стороной ладони лицо, внимательно смотрела на Корфа:

— Володя? С тобой всё в порядке?

— Абсолютно, — улыбнулся тот и поцеловал жену.

— Подожди, у тебя вот… — показала на разрезанную ткань рубашки.

— А, это не страшно, — расстегнул рубашку, стянул с себя, под ней оказался бронижилет, снял и его, опустил на пол, остался в одной светло-серой футболке и джинсах. Поднял рубашку, продемонстрировал жене пресс.

— Видишь? Всё хорошо, я цел. Иди ко мне. — обнял.

Долгорукий сидел в допросной, напротив него, молча и спокойно, практически равнодушно, сидел Саша Романов. Владимир и Бенкендорф формально не имели права проводить допрос. Но оба, как и Анна, находились за стеклом. Владимир не выпускал жену из рук.

— Дядь Саш, ты Надюше звонил?

— Да, сказала, что покушала, погуляла, будет ложиться спать.

— Хорошо, — с облегчением выдохнул парень. — главное, чтобы с ней всё было хорошо.

— Завтра узнаем, завтра съезжу с ней к врачу. Побудешь утром за старшего, примешь у ребят отчёты. И всё, возвращаемся на больничный. Нам ещё месяц положен!

— Вот это меня радует, — усмехнулся Корф и поцеловал висок Анны. Заговорил шепотом. — Уже всё, Анечка, всё. Он отсюда прямиком в одиночную камеру. Генерал кучу показаний СИН и зоны принёс, Реп… тьфу, Романова проверила. Всё. Он может ничего и не говорить, мы сами всё знаем.

— Самое мерзкое, что он вспомнил о том, что я ему «дочь» только когда оказался в дерьме, — горько ответила Анна. — Ни когда мама вкалывала, ни когда умирала, а надо мной детдом висел, а когда ему́ плохо стало! А мне, то есть, хорошо всё это время было?!

— Анют, … родная… да, к сожалению, люди вспоминают о других, только когда им самим хреново и нужна помощь. Так и есть. Относительно «плохо»… да, у тебя был крайне тяжёлый период, я согласен, и я в нем тоже виноват, но, разве последние месяцы у тебя тоже плохое время было? — лукаво спросил Владимир, стараясь хоть как-то отвлечь любимую.

— Самые лучшие! — горячо прошептала она. — Если бы только не твои больницы и мой финт ушами. Самые-самые лучшие!

— Вот, значит, не всё так плохо. Да и все плохое мы оставили в прошлом.

— Знаешь, сегодня, когда говорила тебе о разводе, стало та́к страшно… Никогда в жизни не будет этого! Я сама этого не допущу!

— Тихо, родная, тихо. Я от вас никогда и никуда не уйду. Успокойся, я рядом. — поцеловал.

— Знаешь, — спокойно, чуть надменно, заговорил Петр Михайлович, глядя на Сашу — никогда не связывайся с бабой не из твоего круга. Даже ради …. Удовольствие сомнительное, а геморрой на всю жизнь.

Романов побледнел. У Корфов сжались кулаки. Анна забыла как дышать.

— Ну, залетела, дал денег на аборт, так нет, гордая! Сама воспитает… Воспитала, тварь неблагодарную! Забыла, кому жизнью обязана.

Седой удерживал Владимира в «зазеркалье»:

— Тихо, ребят, тихо. Он специально это говорит, провоцирует, понимая, что вы тут и его слышите. Тихо.

Корф крепко обнял жену:

— Идём за кофе?

— Нет, я хочу дослушать.

— А ну его лесом, а?

— Нет. Мне это нужно.

Майор вздохнул и крепче сжал руки на хрупких женских плечах.

— …ну вот скажи мне, — продолжал Долгорукий, — что у этой пигалицы было хорошего?! Всю жизнь греется у чужого костра. Что у неё есть?! Нифига: Варя ей не мама, потом Репнин…

— Зато, — тихо, но отчётливо ответил Саша Романов, — у неё есть сын, Корф, настоящая любовь. Семья. То, чего Вам не понять. И то, чего у Ва́с никогда не было. Именно у Ва́с, а не у Анны. Но предмет разговора у нас не чужая женщина, а Ваша деятельность. Итак, начнём. Взятки и крышевание ларьков — мы доказали; покушение на Корфа и Седого — тоже; Ваш «летаргический сон» в тюрьме и история с СИН — доказано, есть и аудио- и видео-доказательства. Ваши друзья Вас и сдали. Убийство Верёвкиной тоже. В принципе, у меня только один вопрос: за что Вы её? Ведь Ваш сын погиб в результате несчастного случая.

— Без адвоката я не скажу ни слова.

— Понял, — вздохнул Саша. — тогда на выход, сразу в камеру.

— Я имею право дожидаться своего адвоката здесь!

— Право Вы, может быть, и имеете, а адвоката — нет. Все адвокаты отказались с Вами сотрудничать. Даже государственный. Сейчас ждём, кого пришлют в приказном порядке. Облегчить то, что у нормальных людей называется душой не хотите?

— Нет! Я всё сказал!

— Хорошо. Я ещё совсем забыл, на Вас нападение на нашу сотрудницу и попытка побега при задержании. Так что, лет 25 по совокупности Вам светит. Ладно, на выход. Будете греться у своего личного костра. До обморожения. На выход!

— Тебя не интересует, почему я убил эту дуру?!

— Уже нет. — Романов встал и перестегнул наручник от ручки стола на свою руку. — Вперёд! На выход!

Но и Долгорукий не собирался просто так сдаваться.

***

Вечером все, кроме Анны и Володи-маленького, который Корф уложил спать и приспал, сидели на веранде.

— Расскажите, хоть что-то, — мягко попросила Сычёва, сидя в объятьях мужа и не стараясь соблюдать правила приличия, просто потому, что очень сильно за ним соскучилась. — хоть причину, по которой…

— Можно я, да? — спросил Саша Романов.- Я допрашивал, мне и рассказывать.

Владимир сидел за столом с отсутствующим взглядом.

— Итак, Долгорукий, актёр погорелого театра, задержан. Интересный нюанс: всё адвокаты отказались его защищать. Сидит, ждёт. Непонятно чего. Ладно, это лирика. А убил он Верёвкину по следующей причине, теперь дай бог самому не запутаться. Начну с предыстории. Как оказалось, Андрей Долгорукий был драгдиллером у старшего Репнина. Но не сильно засвеченный, поэтому мы его и не обнаружили изначально. Со временем сам сел на наркотики. Узнав об этом, старшие Долгорукие …. Барабанная дробь…. Сами покупали ему дозу. Мария Алексеевна сильно пеклась о своей репутации, поэтому всеми делами заправлял глава семьи. В тот день, когда Андрей погиб, к Марии Алексеевне должен был зайти Иван Иванович по каким-то делам. А учитывая, что родители Вовки шли по следу Репнина и, видимо, сейчас это уже недоказуемо, вышли на Андрея Петровича, то Долгорукая специально оставила на столе не до конца собранный пистолет, зная, страсть Ивана Ивановича. Расчет был, что тот случайно сам себя … а вышло как вышло. Андрей действительно погиб случайно. А Иван Иванович пришёл к Долгорукой через три дня. И промолчал о полученной информации. Скорее всего, просто потому, что парень уже был мертв. А о мертвых… Таня это раскопала, хотя все документы оформлены идеально. Об этом узнал Петр Долгорукий и убил её. Как-то так. Так тут он здоровый а в камере устраивал цирк с больным сердцем. Сомневаюсь, что оно у него вообще есть. Там насос для перекачки крови. — развел руками парень.

— И я бы поверила в эту историю, молодые люди, — тихо и не моргая произнесла Надежда Николаевна, — если бы вы не допустили маленькую неточность. В тот день к Марии Алексеевне Долгорукой должен был забежать Володя. Забрать у неё какую-то бумажку, кажется. А Иван с Верой всегда прятали от него оружие. Расчет был сделан на ребёнка.

— Надюш, не надо. Всё нормально. Вовка рядом с тобой сидит, здоровый вон дядька вымахал, — Бенкендорф успокаивающе гладил женщину. Их маленькая оперативная хитрость была ею разбита в пух и прах. — Всё. Злодеи наказаны.

— Как он узнал, что Таня ищет информацию? — ровно спросила Надя.

— Один из архивариусов под градусом ему разболтал. — вздохнул Саша.

— Ясно. Спасибо.

Спустя время все разбрелись по комнатам.

Корф обнял Анну со спины, сама девушка держала в объятьях сына. Господи, всё, он на больничном, сможет заняться семьёй. Прикрыл глаза, сон не шел.

Надя открыла глаза, в комнате было душно, маленький начал активно возмущаться. Поворочалась с боку на бок, поняла, что только разбудит мужа, который и так не высыпается. Встала, подошла к окну. Через несколько минут отправилась на кухню за водой. Через окно увидела сидящего на веранде племянника.

— Володя, сынок, с тобой всё в порядке? — женщина стояла рядом, со стаканом в руках. Она видела, что с ним что-то творится, на расспрашивать не решалась, знала, что бесполезно. Единственное, что её задело, что он перестал называть её «мамой» даже с глазу на глаз.

— Надюша, — парень встал и встревоженно смотрел на неё, — что случилось? Врача? Зою?

— Нет, не волнуйся. Можно я посижу с тобой?

— Конечно, родная.

Помог сесть, сел сам, смотрел в одну точку. Молчали. Надежда Николаевна пила мелкими глоточками воду и ждала, когда Корф заговорит. Но он молчал.

— Мальчик мой, что случилось? Не молчи, пожалуйста.

Корф криво усмехнулся.

— Всё нормально. Заглянул правде в глаза. Осталось осознать.

— Что за глупости? Сынок? Ты мне не доверяешь? — голос дрогнул. Нет, беременность и гормоны убили в ней офицера. Теперь она - женщина.

Владимир молчал. Надя потянула руку, погладила его по голове, потом обняла его мятежную голову и продолжила ласково гладить.

— Прости меня, мамуль. — прошептал Корф. — Конечно, я тебе доверяю. И очень сильно тебя люблю. — замолчал. — Знаешь, сегодня на допросе Долгорукий сказал, что Аня всю жизнь греется у чужого костра. Про Аню не знаю. Для меня это не про нее. А вот про меня да. Точно. Я всю жизнь греюсь у костра твоей любви, ласки, нежности, воруя их у твоего мужа, твоих детей. Он чётко это так сформулировал. Это про меня, а не про Аню.

— Ерунда, родной мой мальчик. Несусветная глупость и дурость! — Надежда Николаевна отошла от шока, вызванного словами племянника и крепче прижала его к себе. — Никогда в жизни не смей о себе такое думать, а уж тем более говорить! — поцеловала его волосы, точнее ёжик волос. — Мы с тобой об этом уже говорили. Но я повторю: для меня ты — сын. У нас так сложилось изначально, и я изначально люблю тебя как своего ребенка. Ты — мой старший и любимый сын. Пусть по всем документам и племянник. Но я лучше знаю. Ты никогда ничего ни у кого не воровал. Ты просто не знаешь, пока, как это любить несколько человек. Сердце не делит любовь, оно становится больше. И любит всех одинаково сильно. Для тебя пока Аня и Вова — одно целое. Вам нужно время, ты научишься их разделять и поймёшь о чём я. А когда у вас будут ещё дети — удостоверишься в этом. Я люблю и тебя, и Сашу и своих детей. Вас всех. Очень сильно. Я уже говорила тебе, что вы и есть моя жизнь. И не повторяй глупости за всякими идиотами! Я знаю, я дала тебе слишком мало, по сравнению с тем, что тебе нужно, и этого не наверстать, но я всегда рядом. И я всегда тебя люблю и пойму. Я с тобой. Только не говори таких слов больше, если не хочешь, чтобы мы поссорились. Родной мой человек.

— Прости, мам, прости. Ты всю жизнь даёшь мне очень много, это я ненасытный. Я очень дорожу тобой, честно. И очень за тебя боюсь. Я не хочу ссориться. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Всегда.

— Вот не будешь говорить глупости всякие, повторять за всякими обормотами, мы и ссориться не будем, и я буду абсолютно счастлива. — вытерла рукой слёзы. — Какой же ты глупенький.

— Согласен, только не плачь, родная, не нужно. Ты чего не спишь?

— Твой братик мне день с ночью путает. Мы днём выспались, теперь гуляем.

— Надюша! — на веранду вылетел взерошенный, сонный, взволнованный Бенкендорф. — Слава богу!

— Шурик? — встрепенулась жена, Владимир выровнялся, — Что случилось?

— Это с тобой что случилось? Почему тут? Почему не спишь? Корф, брысь!

Парень попробовал встать, но тётя удержала за руку.

— Шур, не волнуйся, мы днём выспались, теперь гуляем, воздухом дышим, в комнате душно. Ложись, я сейчас прийду.

— Не надо, ма. Я пойду, а вы побудьте втроём. — мягко улыбнулся Корф, поцеловал тётю в щеку, склонился к уху, — спасибо большое, родная. Прости, что заставил волноваться. Я очень люблю тебя. — встал, — всё, спокойной ночи!

Александр Христофорович сел рядом с женой и обнял её:

— Как вы? Точно всё в порядке?

— Точно, не переживай. Если что, я сразу скажу. Действительно вышла за водой, а тут Володя. Нужно было поговорить. Ему … ему нужна была я сейчас, понимаешь?

— Да, Наденька. Я даже знаю, почему. Я рядом с ним стоял.

Надя взяла руку мужа и положила на живот.

— Сын… привет, полуночник, — сонный полковник начал целовать животик любимой женщины. — Ты решил ночью гулять, да? Ночью надо спатки, а гулять днём. Всё, завтра напишу тебе распорядок дня. И буду контролировать.

— Шурик, — ласково улыбнулась Надя, — это он тебе завтра свой распорядок дня покажет. И будет тебя контролировать. Ай! Сыночек, мы же шутим, родной мой, это было очень ощутимо. — начала гладить живот — Ай! Хорошо, уговорил, давай походим. Шурик, ложись, я сейчас немного похожу и прийду. Ложись, родной, ты устал.

— Я с вами. Без вас не засну. Как твоя спина?

— Сейчас тянет слегка. Мы же решили покомандовать.

Бенкендорф мягко массировал. После короткой прогулки, наконец-то, улеглись спать.

— Надюш, ты точно в порядке?

— Да, родной. Успокойся.

Бенкендорф поцеловал жену.

— Надюшка, у меня к тебе просьба, можно?

— Конечно, Шур, что нужно?

— Не волнуйся, ничего сложного. Побудь завтра с Корфами. С Володькой и Аней. Им это очень нужно. Именно ты.

— Хорошо. Только после врача. Я сама думала, как это сделать.

— Я возьму на себя мелкого, а ты просто побудь с ними, хорошо?

— Да. Спасибо большое, Шурик.

— За что? — искренне удивился Александр Христофорович. — Ты — мама и для Володьки и для Ани. Ты им очень нужна всегда, а сейчас особенно. Там…

— Я знаю, Шурик. Володя рассказал. Спасибо большое, что ты у меня есть и всё понимаешь.

— Я люблю тебя. — поцеловал.