Часть 10 (1/2)

Александр Христофорович гнал машину в нарушение всех правил дорожного движения. Всё делал одной рукой, второй крепко держал жену за руку. На заднем сиденье машины сжалась в комочек Анна. Слова Сашки Романова, что Забалуев ранил Седого и Корфа прозвучали как приговор. Как они могли? Двое бывших спецназовцев, чующих опасность спинным мозгом, у которых всегда при себе мини-стилеты, хоть он и был против, но не особо ругался, иногда эти «цацки» были действеннее пистолета. Почему они не дёрнулись? Не успели? Вряд ли? Их застали врасплох? Маловероятно. Его ребята — ассы высшей категории, хоть и молодые, да Корф уже весь белый. Анечка, бедная, вся сжалась, только у них с Володей что-то складываться началось, как эта беда. Наденька, родная, только держись. Ради вас двоих Вовка выкарабкается, а ещё и сын. Нет, выберется. Всё будет хорошо. Так, а с Седым что? — Засвистел гаишник. — Извини, старлей, в следующий раз, сейчас мне срочно надо в госпиталь. Главное добраться, там Костя, он всё расскажет… Как они с Сашкой так лопухнулись? С визгом припарковался. Помог выйти девочкам из машины. Если Анна держалась, хоть и из последних сил, то Надю начинало пошатывать.

— Всё нормально, родная? — придержал жену за плечи. Кивнула головой, взгляд отсутствующий. — Тогда идём. Сейчас всё узнаем.

Вошли в здание госпиталя, ждали лифт, полковник набрал Константина:

— Ты тут? Какой этаж? Пятый и налево? Понял, мы уже в лифте, будьте добры нам пятый.

Быстрым шагом направились к Косте, который сидел под операционной. Анна мельком и равнодушно отметила, что они в отделении хирургии. Парень встал им навстречу, взял халаты, набросил на них.

— Что произошло и что сейчас? — спросил полковник, усаживая женщин на банкетку.

— Сейчас идут операции. У Корфа два огнестрела, его оперирует Штерн, это самый крутой тут хирург, руки от Бога. Сказал, что с одним из ранений возможна спе… сле… какая-то эктомия. Я не запомнил. У Седого задета бедренная артерия и прострелена нога, его тоже режут. У него Мандт. Уже полчаса или минут сорок.

— Спленэктомия? — отстранённо спросила Надя.

— Во, да, оно. — кивнул Костя. — А что это?

— Удаление селезёнки. Второе ранение куда?

— Не понял. — покраснел — Голова как в тумане, я растерялся, честно говоря. — Надя молча погладила его по колену.

— Всё хорошо, ты молодец, спасибо.

— За что?! — с болью воскликнул парень. — Я прикрывать должен был, а в результате я тут, а Вовка там…

— Замолчи! — Надя вздрогнула — Замолчи немедленно! Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Тёть Надь, — прошептала Анна, — без селезёнки живут?

— Да. Только реабилитация, диеты, запрет на физнагрузки. С такой травмой его спишут. А это не для него.

Бенкендорф присел на корточки, взял их ладошки в свои. Посмотрел на жену и замер: перед ним сидела оболочка, но не человек. Из неё вымыло всё, бледно-зелёная, глаза блёклые, бесцветные, в глазах слёзы, губы сжаты в тонкую полоску, зубы сцеплены. Анна чуть «лучше»: бледная, волосы и кожа одного цвета, слёзы градом, но она их не замечает, руки трусятся.

— Тихо, девочки, тихо. Всё будет хорошо, вы что? Он ради вас обеих на всё пойдёт, а тут и сын, да вы что, всё будет хорошо, это же какой стимул. Осядет дома, будет сына воспитывать, а Аня под нашим присмотром работать будет. Будет у нас Вовка «отчаянный домохозяин». Всё будет хорошо.

Открылись широкие двери, появились медсёстры с каталкой.

— Это Седой, — прошептал Костя. — Вовка тут. — мотнул головой в сторону двери рядом с банкеткой.

— Что скажете, доктор? — полковник оторвался от женщин и подошёл к врачу.

— С кем имею честь? — устало спросил хирург.

— Полковник УСБ Бенкендорф. — достал удостоверение.

— Капитан Мандт. Всё нормально, жить, ходить, бегать будет. Но всё постепенно. Дня три побудет в реанимации, для моего спокойствия, потом в палату. А так, месяц-три на реабилитацию уйдёт. Да, судя по ране и траектории, стреляли не с близкого расстояния. Не похоже это на ранение при задержании. Разрешите я пойду? Отдохнуть бы, товарищ полковник?

— Конечно, спасибо большое.

— Да, побыл бы с ним кто из родных-знакомых, пока он от наркоза отойдёт?

— Да, я сейчас сотрудницу вызову. Тут у меня дамы не в состоянии.

— Я сейчас девочкам шепну, они успокоительное принесут.

— Спасибо. Вы сказали, что стреляли не с близкого расстояния, так?

— Именно. Но на месте я не был, судить не мне.

— Спасибо, хорошего отдыха.

— Спасибо.

Бенкендорф набрал генерала Романова:

— Я в госпитале, пятый, налево.

Вернулся к жене и Анне, в этот момент появилась медсестра с четырьмя одноразовыми стаканчиками, заставила всех выпить лекарство.

— Всё будет хорошо, Костя сказал же, что у хирурга золотые руки, всё хорошо. Вовка вас обеих так любит, что не будет расстраивать. —Держал их руки в своих.

— Ты же как никто знаешь, что это просто слова. Набор звуков, — холодно и безжизненно проговорила Надежда Николаевна.

— Знаю, — согласился муж. — Но и накручивать себя не выход. Или ты рядом лечь решила?!

— А зачем мне жить? Ради чего? Кого? Кто у меня ещё есть?

— Анна, Володя-маленький. — поражённо произнёс Александр Христофорович. — Я в конце концов.

— Ты, —губы дёрнулись. — Ты.

— Я. И я тут. С тобой. И никуда не денусь. Как не гони.

Анна встала и подошла к окну. Подошёл Романов-старший и в это же время позвонил взъерошенный Саша:

— Как у вас?

— Седой уже в реанимации, Вовку ждём, — отозвался отец. — У тебя что?

— Хрень полная. Я взял и Забалуева и Шуллера. Оба клянутся, что не стреляли, Наташка проверила на наличие пороховых газов — глухо. Это не они. Ладно, мы уже едем к вам.

— Понял.

Николай Павлович подошёл к Анне, погладил:

— Всё будет хорошо, у Штерна действительно золотые руки. Вытащит он Володю. Ты постарайся успокоится, он тебя чувствует и ему от этого тоже плохо, если тебе плохо. Держись, девочка, держись.

— Спасибо, — кивнула Анна.

Генерал подошёл к Бенкендорфу, Саша с Наташей приехали и подошли к Анне.

— Коль, — Александр Христофорович был похож на робота — врач, который Седого оперировал, сказал, что стреляли явно не с близкого расстояния…

— Сашка мой тоже говорит, что это не Заба с Шуллером.

— И следов никаких, — присоединился Саша. — Это не они.

— Значит Шишкин пошёл свою шкуру спасать. — безразлично ответил Бенкендорф.

— Так, спокойно. Сейчас главное не паниковать. — Романов-старший сейчас был не генералом, а другом семьи.

— Было бы хорошо. Селезёнка — это полбеды, мы про вторую пулю ничего не знаем. Ладно, я к Наде.

Сделал шаг к жене, как она встала и подошла к нему сама. Глаза стали более адекватными, вцепилась в его руку:

— Скажи мне, что с ним всё будет хорошо!

— Будет всё отлично, — прижал ее к себе и начал гладить — он вычухается, оклемается и вернётся в строй. Я подам в отставку, посажу Вовку вместо себя, он будет сидеть в тёплом кабинете, перебирать бумажки, командовать ребятами. Максимум риска — в кабинете у начальника, чтобы не сорваться и не послать его. И всё. А я сяду дома, буду готовить тебе ужин, забирать с работы и ревновать.

— Прости меня, я не хотела тебя обидеть…

— Прекрати, я не обиделся и тебя прекрасно понимаю.

— Нет, я сделала больно, прости. Я очень тебя люблю и очень боюсь тебя потерять.

— Тихо, я никуда не собираюсь. Я с тобой и никуда не денусь. Идём к Анюте.

Надежда Николаевна обняла девушку, а полковник отправил Наташу к Седому, к вящей ревности Саши Романова.

— Всё будет хорошо, Анечка, всё будет хорошо.

— Володя очень хочет, чтобы Вы вдвоём вернулись в квартиру. — тихо произнесла Анна.

— Обязательно. Просто на этих выходных мы отсыпались, — ласково отозвалась Надя, вспомнив, чем они на самом деле занимались с мужем и смутилась. —Да и вам надо было вдвоём побыть за столько лет.

— Мы подали заявление в ЗАГС, Володя сдал пакет документов, чтобы сына оформить. Я Володю-маленького уже подготавливать начала. Сказала, что встретила коллегу папы и узнала, что скоро папа вернётся. Он так обрадовался, начал спрашивать, а знает ли о нас папа, найдёт ли он нас и как… — Анна смотрела в одну точку не моргая.

— Всё так и будет. Обязательно. Вы встретитесь, всё будет хорошо, в это надо верить. Он очень тебя любит. Очень-очень.

— Я знаю. И Вас.

— Я знаю.

— Тётя Надя, а селезёнку можно не вырезать?

— Всё зависит от травмы. Но обычно удаляют.

Бенкендорф принёс чай в стаканчиках и мини-круассаны в бумажных пакетах.

— Проглотите хоть что-то, вам силы нужны.

— Спасибо. Ты с нами, — сказала Надя. — Пожалуйста.

— Конечно, конечно. Осторожно, чай горячий.

— Господи, да что же так долго, а? — прошептала Анна.

— Мы тут только полчаса, — отозвался полковник. — Операция уже час идёт.

— Удаление селезёнки столько не длится. Но мы ничего не знаем про вторую пулю. — спокойно проговорила Надя. Первая волна паники улеглась и теперь ей было очень стыдно перед мужем. Она же фактически отправила его лесом. Александр Христофорович, почувствовав состояние жены, сжал ее руку.

Открылась дверь операционной, из неё вышел невысокий лысый врач, снял маску. Все присутствующие дёрнулись к нему. Анна и Надежда замерли, внутри всё натянулось как струна.

— Так, родственники-коллеги, успокоились. Всё хорошо. Селезёнку спасли. Ушили, правда, но она осталась при пациенте. Теперь вторая пуля. Мне очень интересна ее траектория. Вошла в подреберье, застряла возле позвоночника, но не повредила ни окончаний, ни мышц, ни сосудов, ничего, прошла сквозь мягкие ткани. Как это, я не знаю. Но факт остаётся фактом. Ее мы удалили, все дырки зашили, теперь будут заживать. Три дня в реанимации, но это для моего успокоения. Скорее всего, я законопачу пациента в гипсовый корсет, чтобы он не дёргался и не повредил швы, учитывая чудо-пулю. Но это ещё посмотрим. А то нервные окончания они такие. Месяц полежит в палате, дальше буду смотреть. Но полгода без нагрузок, спорта, драк, бега и прочего. Всё. Так, решите, кто побудет возле парня пока он из наркоза выйдет, его практически вывели, он сейчас просто пьяноватый. Да, из дому никакой еды. Тут лёгкие диетические блюда. То, что им обоим сейчас нужно.

— Спасибо, — вразнобой поблагодарили присутствующие.

— Список лекарств я дам чуть позже. — посмотрел на Надежду Николаевну и улыбнулся — Всё-таки он? — показал головой на Александра Христофоровича. Женщина пожала плечами, крепко держа мужа за руку. — За тобой ухаживала половина ВУЗа, вторая штабелями лежала, а ты выбрала мента.

— Ты не принадлежал ни к одной, ни ко второй половине, так к чему этот риторический вопрос. — отозвалась тихо. — А за племянника спасибо огромное.

— На здоровье. Сейчас перевезут в палату и идите к нему, только не всем скопом.

Увидели, как из операционной вывезли каталку с белоснежным Владимиром. Глаза Анны расширились, она дёрнулась к нему, но Надя удержала.

— Потерпи пару минут. Его сейчас переложат на кровать и иди к нему. Ты ему очень нужна.

— А Вы? Вы разве не пойдёте?

— И я. Я позже. Только пить не давай, смочи ватку и протри ему губы. Пить категорически запрещено.

Анна вошла в палату, где лежал её Владимир. Её любимый человек. Отец её ребёнка. Отец их будущих детей. Села на стул возле койки, провела ладошкой по его руке, потом по лицу. Из вены шла трубочка к экрану с изображением сердцебиения и пульсом. Лицо было бескровным, дыхание глубоким и ровным. Когда полковник сказал о его ранении, сердце испугалось, а мозг отказывался в это верить. Сидя в коридоре под операционной, пришло осознание произошедшего. Закрылась в себе, голос тёти Нади долетал как издалека. Стало очень страшно. Две маленькие пульки и ее большого, спортивного, накаченного Владимира нет. За всё время работы она не думала о такой возможности. О таком ужасе. И вот, это произошло. Ресницы Владимира дрогнули, и он открыл глаза. Глаза были сонные, осоловелые. Посмотрел перед собой, понимал, что рядом Анечка, но рот раскрыть не мог, губы слиплись. Анна поняла его, схватила ватку, открыла бутылочку и быстро смочила его сухие губы.

— Спасибо, родная, — тихо прохрипел Корф.

— Как ты? Что-то болит?

— В тумане, нет, ничего. Как Седой?

— Его раньше тебя в реанимацию вывезли. Он нормально.

— Хорошо. Стрелял не Забалуев. Не знаю кто.

— Я поняла, я передам Бене.

— Езжай сейчас домой, поспи. И Надюшу забери.

— Я тут побуду, с тобой.

— Домой.

— Нет. Я с тобой. Не спорь. Лучше поспи. А Надюшу я позову.

Надежда Николаевна зашла в палату, внимательно посмотрела на племянника.

— Я в порядке, не волнуйся, родная.

— Мы с Анечкой не можем за тебя не волноваться, мальчик мой. — грустно усмехнулась. — Лекарства мы взяли, я ложу их в тумбочку. Анечка, запоминай. — Подошла к парню, поцеловала в лоб, провела ладонью по его щеке. — Отдыхай. Тебе сейчас надо спать больше. И не делай резких движений. Иначе тебя ограничат в движении. Я завтра зайду. Спи. — Отвела Анну в сторону — Еду тебе сейчас Костя принесёт. На ночь езжай домой, если не можешь там, приезжай к нам, места хватит.

— Спасибо большое. Я тут. Не смогу оставить Володю. Не могу и всё.

— Я тебя прекрасно понимаю. Просто Саша меня вынесет отсюда. Держись. Если что, звони в любое время. Я сменю тебя завтра. — Обняла девушку и вышла.

Анна села обратно на стул возле Владимира, положила ладонь на его руку и замерла. Корф незаметно для себя заснул.

***

Бенкендорф усадил жену в машину и тронулись. Ехали молча. Мужчина просчитывал свои действия. По логике и правилам, он должен сейчас вернуться в кабинет и трусить Забалуева с Шуллером как груши. Но сердце и душа кричали о том, что надо отвезти Наденьку домой и быть с ней. Так, спокойно, эмоции побоку, ты — полковник, на твою группу наехали, у тебя выбыло из строя двое людей. Двое из четырёх. Половина. Да, один из них собственный родной племянник. Выбыли надолго. Это очень ощутимый удар. Один Корф пятерых стоит. Вовка передал, что стрелял не Заба, врач, практически, подтвердил это. Смысл в таких ранениях? Напугать. Так они пуганные. Предупредить? Они и так знали, чем занимались. Киллер? С Шишкина станется. Тогда они его не поймают. Чёрт! Так, в твоём распоряжении два эксперта и два опера. Да, Саша —майор, но он «вечный второй», хоть и не дурак. Придётся вспомнить самому работу в поле, а то ты уже фигуральным жирком заплывать начинаешь.

— Саш? — тихо.

— Да, родная? Как ты?

— Нормально. Мы сейчас домой?

— Да. Тебе надо отдохнуть, успокоиться.

— Поехали на работу. Поехали-поехали. Я в полном порядке. Я прекрасно понимаю, что сейчас самая работа.

— Нет, родная моя, нет. Я завезу тебя домой, накормлю и только после поеду на работу.

— Саш, не надо. Я дома не смогу, я рехнусь, а работа отвлечёт. Поехали.

— Уверена?

— Абсолютно. Где вещи ребят?

— Я Наташке отдал, она уже работает над ними. Только сначала поедим. И успокоимся.

— Хорошо.

Бенкендорф зашёл в кабинет, Надя полулежала на диване, замотанная мужем в тонкое одеяло.

— Как ты? — спросил Александр Христофорович, садясь рядом. — Может всё же домой?

— Нет, Сашенька, нет, родной. Я тут. С тобой и ребятами.

— Тогда поешь.

Раздался звонок телефона.

— Да, товарищ генерал? Уверен? Есть.

— Проблемы?

— Романов хочет сам допросить Шуллера и Забу. Сейчас приедет.

— Саш, прости меня, пожалуйста. Я не понимала, что говорю, я так не думаю. Прости.

— О чем ты, Надюш? Всё хорошо, я прекрасно всё понимаю. Это нервы, страх, растерянность, ужас. Иди сюда, — наклонился и поцеловал любимую женщину.

Раздался стук в дверь, на пороге стояла Репнина.

— Разрешите? Приятного.

— Заходи. Ты ела?

— Да. Смотрите, я по фотографиям и камерам прикинула откуда стреляли…

— Рассказывай.

Генерал Романов внимательно смотрел на сидящего перед ним Забалуева, остальные наблюдали за всем из «зазеркалья».

— Ты же понимаешь, что «красную» зону я тебе не сделаю. Сделаю наоборот. Покушение на двух сотрудников полиции при исполнении, фингруппа с десятками обманутых, проститутки… Сядешь ты качественно.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Какой смелый, — заметил Саша, — даже я с отцом таким тоном не говорю, когда он не в духе.

— Хамством меня не удивишь. А вот если я шепну в камере, что проститутки у тебя были несовершеннолетние, и ты сам ими не брезговал…

— Фу, — Надя содрогнулась. — не могу, я в лаборатории.

— НЕТ! Не надо! Я всё расскажу!