Часть 9 (1/2)

В десять утра Корф, Седой и братья Романовы отправились арестовывать первых из списка. Бенкендорф зашёл в комнату в комнату отдыха, где находилась жена. Обнял ее:

— Ты что?

— А что? Ребята на задержании, Анна спит, Наташа уехала домой.

— Прости, но телефон обеззвучила я. Тебе надо было поспать.

— Спасибо, родная. Правда.

— Саш, я двоих проверила, отчёты распечатаны, потом занесу.

— Не спеши, ребята пока не звонили.

— Саш, это грозит чем-то?

— Не знаю, не понимаю. Романов считает, что да. А я действительно не понимаю. Да и Анна — «позвоночник» Оболенского, надеюсь, она не сливает информацию.

— Поэтому ты ее на подписку и в кабинет отправил?

— Да. Я не могу понять, мы должны, обязаны их всех арестовать… А что дальше? Просто смена имени на табличке кабинета? — помог Наде сделать чай, достал печенье и бутерброды. Сели на диван.

— А когда у нас что- то менялось? Нас могут расформировать?

— Не знаю. Романов при всех поработать успел, от него зависеть будет. Разгребёмся с этим делом и нам надо будет поговорить.

— Саш, что случилось?

— Ничего, правда, всё хорошо.

— Саша, как ты смотришь на то, чтобы мы вернулись в квартиру?

— Ты хочешь? Возвращаемся, если нет— то нет. — обнял жену. — Смотри, как тебе?

— А ты?

— Я как ты.

— Ты правда не против?

— Я же сказал, если ты хочешь, то возвращаемся, мне главное, чтобы ты была рядом.

После этого разговора Надежда Николаевна начала находить в самых неожиданных местах маленькие подарочки: то в кармане рабочего халата, благо они именные, находила любимую шоколадку, то в ящике стола открытку-записку с пожеланием хорошего дня, а то и на самом столе небольшой перекус (что было запрещено правилами, введёнными лично товарищем полковником) или какую-то смешную игрушку.

***

Оперативники же целую неделю задерживали всех, кого «слил» Репнин, и кого смогли доказать. Во вторник собрались на летучку.

— Ну что, молодцы, герои и героини, — проговорил полковник. — Мы своё дело сделали и сделали отлично. Отчёты сделали?

— Издеваетесь? — сонно отозвался Седой. — Я только схематически.

— Хорошо, пусть так, — кивнул Бенкендорф. — Сегодня вторник, тогда сегодня и завтра отсыпной, знаю, заслужили и больше. В четверг ни меня ни Надежды Николаевны не будет, Корф за старшего. Очень прошу, не напортачьте, как вы умеете. Если четверг будет тихим, займитесь отчётами. Всё, по домам.

Разошлись.

— Володя, можно тебя? — позвала племянника Надя.

— Конечно, Надюш. — приобнял.

— Ты в четверг заедешь? — тихо.

— Конечно, Наденька, конечно. Только я к вечеру. Ты уверена? Может вам надо с Сашей вдвоём побыть?

— Уверена.

— Хорошо. Обязательно, это же мой брат. Созвонимся, хорошо? Только не стой у плиты, ладно?

— Посмотрим, ты же знаешь…

— Я всё знаю. О, вон и Саша. Всё, сдал с рук на руки. — попрощались.

Корф сложил документы в сейф, прибрал на столе, проветрил, закрыл кабинет, зашёл к психологу.

— Анечка, ты тут? — улыбнулся.

— Тут, отчёты я написала, в папку сложила. Убрала. Всё. Свобода.

— Ты написала отчёты? А чего полковнику не сказала?

— Зачем? Чтобы показать, что я как пионер, а вы нет? Я как все, когда вы сдаваться будете, тогда и я.

— Тогда поехали домой. Ко мне.

— Поехали, родной. — вышли из здания и сели во внедорожник. — Володя, а что такое в четверг? Саша аж скис?

— Сейчас через магазин, у меня мышь повесилась. — выехал на оживлённую трассу. — У меня был брат. Руслан. В четверг день рождения. Копия Бени. — тяжело вздохнул — Поздний ребёнок. Беня с Надюши пылинки сдувал, насколько мог и умел. Надюша надышаться на сынишку не могла, они оба его обожали. Перед школой съездили в санаторий МВД, решили оздоровить… Там энцефалитный клещ. Меньше, чем через год умер. 11 июня… Поэтому я тогда так… Надюша с Беней мотались по всей стране, генерал подключал лучших врачей, но это не помогло. Надя чёрная была. Это было самое страшное, я думал, она руки на себя… Через полгода Надюша попросила тайм-аут в отношениях, Беня и послушался. Этого я ему не прощу. Так, мы встряли, похоже. — помолчал, видно было, что что-то вспоминает. — Знаешь, он был такой смешной, позитивный, добрый, мягкий, всем всегда хотел помочь, утешить, успокоить, если у кого-то что-то случалось, он подходил, обнимал, заглядывал в глаза, будто спрашивал: «ты только скажи, что, я сделаю»… — сжал руль. — Мы как-то все вместе отдыхали на даче у Романовых. Взяли с Сашкой Русика с собой на рыбалку, пообещали Надюше глаз с него не спускать, а он от нас сам не отходил, ему лет пять было. Он попросил сходить с ним на лужайку, увидел там цветы, нарвал красивый букет. Говорит: «я маме подарю, я ее люблю, она меня дома ждёт». Приехал как-то домой, злой, на работе запарка, а Русик выбежал в коридор и говорит: «Ты мойся и спать и свет выключи, а все проблемы испугаются темноты и убегут.» — улыбнулся. — Он научил нас всех любить, прощать, сменил акценты и приоритеты. Его смерть была сильнейшим ударом в первую очередь, конечно, по Наде. Она была как привидение… Поэтому я стал ещё ближе… А потом… ладно, всё хорошо. Анют, в четверг я сам пока съезжу, не обижайся, ладно?

— Конечно, Володя, конечно. Бедная Надюша… А что санаторием?

— Ничего, — пожал плечами — стоит. Романов помог засудить руководство, что не предупредили о том, что в их участке леса этот клещ был. Руководство сместили, участок обеззаразили. — Помолчал. — С одной стороны хорошо, а с другой… Русланчика этим не вернёшь. Надюшу, которая была до его смерти, не вернёшь… Ай, всё. Мы приехали, кстати. Я надеюсь, что Володя-маленький сможет частично компенсировать ей сына. Да и ее любовь найдёт выход. Беня в этом вопросе какой-то деревянный.

— Я и не узнала. Столько новостроек. Володя-маленький только счастлив будет. А Беня… Володь, ты его или не понимаешь или не любишь. Но сам дядя Саша очень любит Надюшу. И она его. Им так хорошо. Они не будут демонстрировать свои чувства.

— Да, главное, что магазин рядом. Ань, мне не надо что-то демонстрировать. Мне надо, чтобы Надюша не плакала. И чтобы он был с ней. Всё.

Через час гружёный как ослик Владимир открыл дверь квартиры и запустил туда Анну.

— Заходи, родная. Так, у меня предложение, сейчас пельмени и спать. Остальное потом. Хорошо?

— Конечно, родной.

— Да, эта комната закрыта на ключ, это комната Русланчика… Надюша потом съехала… Анют, ты не будешь против, если мы все будем тут жить? Если Беня согласится, конечно?

— Я только «за», Владимир. Обеими руками.

— Иди в душ, полотенце я достал. Мы в моей комнате пока, остальное потом.

После душа и еды завалились в кровать и заснули в обнимку.

Анна проснулась в той же позе, в которой и уснула. Провела пальчиками по уставшему лицу любимого мужчины. Она давно открыла для себя, что без Владимира она не жила. Володя-маленький спасал, но не так. Пусть они с Корфом практически не видятся даже на работе, но он рядом, можно побыть рядом во время допроса, посидеть рядом на летучке, заварить кофе в его чашке и занести в кабинет. Он рядом, это главное. И он ее любит и простил. А она сделает всё, чтобы им было хорошо. Надо только всё рассказать сыну. Ребёнок очень ждёт отца из командировки. Господи, какое счастье, что он дал ей этот шанс. Шанс быть счастливой. Счастливыми. — улыбнулась — осторожно поцеловала Корфа в щеку и выбралась из-под одеяла и из его объятий, хотя и не хотелось. Но мужчину необходимо накормить.

Зашла на кухню, распаковала брошенные там пакеты из супермаркета. Спустя время на плите варилась картошка, тушилось мясо, пеклись пирожки.

— Аня! — Владимир влетел в кухню и выдохнул. — Родная! — сгрёб ее в охапку.

— Володя? Что случилось?

— Я так испугался… Я подумал, что мне всё приснилось. — лихорадочно целовал ее, куда попадал.

— Всё хорошо, я тут, мы вместе, всё хорошо. Так, сейчас всё сгорит. Садись, буду тебя кормить.

— А ты?

— Естественно, и я. — улыбнулась. — Ой, сейчас точно сгорит. — вынула противень.

— Пирожки? — удивился парень.

— Да. А что?

— Сто лет их не ел.

— Сначала существенное.

Владимир достал тарелки, вилки-ножи.

— Анюта, это божественно.

— Нравится?

— Очень. А добавка есть?

— Давай.

— Я сам. Спасибо.

— Потом поспим?

— Да, родная. Завтра ещё выходной. Завтра всем займёмся, надо документы в ЗАГС занести, узнать, что и как, вещи перевести.

—Володя…

— М?

— Нет, ничего.

— Ты не хочешь переезжать?

— Хочу, — опустила голову.

— Просто два выходных у нас крайне редко, а тяжести ты таскать не будешь. О, сейчас — вышел, вернулся со связкой ключей, протянул блондинке. — Твои ключи. Ещё один комплект у Надюши. Завтра надо сделать запасной дубликат. И узнать какие документы на сына.

Владимир съел всё содержимое обеих кастрюль, и практически все пирожки.

— Анюта, любимая, спасибо. Один из моих недостатков — я ужасно прожорлив.

— Володенька, родной, ты не ел двое суток, это нормально. Идём спать, идём.

Корф уложил девушку на себя, укрыл. И они уснули. Точнее, уснул парень, Анна просто лежала в его руках и пыталась осознать, что сбылась ее самая сокровенная мечта. Любимый мужчина рядом. Вот, в руках, она слышала его сердцебиение, видела его лицо, ощущала его руками, губами, головой. И той же головой не верила, что это случилось, что они вместе. Что больше они не разойдутся. Они всё будут проговаривать, обсуждать и, самое главное, доверять.

***

Александр Христофорович с несвойственной ему улыбкой смотрел на спящую рядом жену. Надя лежала на боку, голова чуть опущена на подушке на согнутой в локте руке. Она казалась совсем молоденькой девочкой, если бы не усталость, которую не стирал даже сон. Как эта девочка терпит его столько лет? Его мерзкий характер, замкнутость, хроническое отсутствие дома, … она простила ему побег… Да, предложила, попросила она сама, но ведь можно было не послушаться, даже необходимо. Обнять, прижать к себе и не отпускать. Из разбитой, но склеенной, чашки пить можно, но как долго? И где гарантия, что не развалится окончательно? Нет. Не развалится. Он всё для этого сделает. Подставит ладони, только чтобы всё сохранить. Он очень ее любит. Что такое любовь? Знание и приятие всех сторон и граней любимого человека. Представление о близком человеке меняется с течением времени. Иногда кажется: «Теперь я ее понял», а потом опять: «Вот теперь точно понял и все о ней знаю». Он знал Наденьку так долго, что мог это утверждать, он знал ее девочкой, девушкой, молодой женщиной, матерью их сына. И при этом до конца он любимую женщину так и не узнал. Она оставалась для него тайной, загадкой, такой же родной и притягательной. В ней мужчине нравилось всё, от внешности и внутренних качеств, до всех ее противоположностей — умная, твёрдая, стойкая, сильная, в то же время такая слабая, ранимая, тонкая, хрупкая, женственная. Родная и очень-очень любимая. Которую он хочет и будет оберегать. Он очень боялся пропустить тот момент, когда она перестанет улыбаться, даже глазами. Тогда это и станет главным признаком, когда уходит любовь. Хоть и знал, что это невозможно. Он замечал всегда и всё. Не всегда это показывал, это да, есть такое. Но он исправится.

Надя зашевелилась, поворочалась и проснулась. Перевернулась на спину, увидела мужа и его глаза.

— Привет, — тихо, улыбнулась.

— Привет, — чуть подался вперёд и поцеловал. — Сначала еда, потом всё остальное.

— Да? — хитро улыбнулась — а может еда потом?

— Не провоцируй, иначе останемся голодными. Кстати, у меня предложение, может закажем пиццу на дом? Чтобы у плиты не стоять?

—Уже ничего не осталось?

— Ага, — Бенкендорф виновато посмотрел на жену.

— Хорошо, на сейчас можем что-то заказать. Если честно, сил нет никаких. А завтра я приготовлю человеческую еду. — улеглась на плечо мужа.

— Прости, я замучил тебя… — прижал к себе и быстро зашептал, боясь, что перебьёт. — Прости меня, прости, ты моё самое большое счастье, ты единственное, что мне нужно, я знаю, я — сволочь, я веду себя как скотина и эгоист, я молчу, я не говорю тебе никаких приятностей, я не спрашиваю у тебя, что тебя беспокоит, о чём ты думаешь, но если ты меня бросишь, я сойду с ума, я не протяну без тебя и дня. Эти почти два года были адом, это не жизнь, следил за тобой, только бы знать, что ты есть и у тебя всё относительно нормально, если бы я узнал, что у тебя кто-то есть, я бы не заикнулся, но я счастлив, что ты дала мне этот шанс. Шанс всё исправить. И я сделаю для этого всё и даже больше. Только будь со мной, не уходи. Я люблю тебя. Очень сильно. Я знаю, я тебе этого не говорил, но это так. Я люблю тебя. Я ревную тебя к Вовке, хоть это и глупо, но он не виноват, что он тебя обнимает, а не я. Я буду всегда рядом, я буду тебя любить, обнимать, целовать, только будь со мной. Мы будем жить с Вовкой и Аней, я не буду ругаться, я постараюсь не ревновать, я постараюсь, чтобы у тебя не было проблем. Я сделаю всё, чтобы ты никогда не плакала. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…

— Саша… — Наде удалось вывернуться из объятий взбудораженного мужа, теперь она смотрела на него и пыталась понять, что это. Начала гладить. В его глазах плескались страх, боль, любовь, болезненное обожание. — Сашенька, родной мой, что случилось? Что ты говоришь? Я люблю тебя, мы вместе, у нас всё хорошо. Что с тобой? То ты старый и ревнивый, то ты мне что-то «запрещаешь», Саш, что с тобой? Мы сколько лет вместе? Мы сколько лет знакомы? Неужели ты так ничего и не понял? Я люблю тебя, и я знаю, что ты меня любишь. Слышишь? Я это ЗНАЮ. Дело не в словах, дело в поступках. В том, что ты забираешь меня с работы, греешь или готовишь еду, вешаешь на батарею мою футболку, чтобы я переоделась в тёплое, укрываешь ночью одеялом, встаёшь и готовишь завтрак, выключив будильник и дав возможность поспать дополнительные десять минут, ты терпишь мои закидоны, слёзы. Это и всё и есть любовь. О ней не говорят. Я люблю тебя именно таким, каким ты есть, слышишь? Ты очень закрытый, но не для меня. Я тебя знаю. И ты знаешь, о чем я думаю, тебе и спрашивать не надо. Не волнуйся, пожалуйста. Что с тобой? Что случилось? Что на тебя так повлияло?

Александр оперся на спинку дивана и сгрёб жену в своих руках:

— Это обычная забота. Я боюсь, что в один непрекрасный день ты от меня уйдёшь. Устанешь от меня и уйдёшь.

— Не, такого счастья тебе не видать. Я никуда от тебя не денусь. И я улыбаюсь, правда. И ты тоже. Я это вижу и чувствую. А забота почему? Потому что любишь. — прижалась к мужу. — Так, я ставлю чайник, а ты закажи что-нибудь, пожалуйста. Да, и на четверг надо меню продумать. — встала, отправилась на кухню, увидела действительно пустые и помытые кастрюли, улыбнулась. Весь этот монолог мужа ее не на шутку взволновал, это можно было назвать истерикой, зная невозмутимого, почти флегматичного Сашу.

— Это ты чайник ставишь? И замерла? Что случилось? — обнял женщину.

— Саш, у тебя точно всё хорошо? — посмотрела внимательно.

— Если ты со мной, то всё прекрасно. Правда. — поцеловал. — Я заказал три пиццы. И салаты.

— Как хочешь, я согласна на всё. А вот и курьер.

— Я открою.

Бенкендорф принял заказ, зашёл в кухню.

— А давай в комнату? Я вино достала.

— Только на тарелки?

— И руками?

— А давай, как в детстве. — улыбнулась. — Ух-ты, и пирожные. Самое оно в два часа ночи.

Александр Христофорович открыл вино, дал ему «подышать».