-35 (Кристин)- (1/2)

Как ни спешили, а к хутору Трёх Дубов подъехали уже после захода солнца, когда небо усыпали звенящие льдинки звёзд, и медная жаровня перестала спасать от пробиравшегося в карету мороза. Зато встреча вышла тёплой — перед распахнутыми тёсаными воротами толпились, наверное, все хуторяне, от мала до велика. Из-за множества факелов было светло, как днём, а от приветственных криков звенело в ушах. Под копыта коней Геллерта и на последнем участке пути вновь перебравшейся в седло Кристин летели веточки остролиста и рябины, отчего не привыкшая к торжественным въездам Жемчужина нервно пряла ушами. И хотя до дверей двухэтажного хозяйского дома всадница доехала без происшествий, напряжение отпустило её, лишь когда она почувствовала под ногами твёрдую землю. — Добро пожаловать, монсеньор, добро пожаловать, госпожа! — сияющий Карадек неуклюже кланялся, а его дородная улыбающаяся супруга делала книксен за книксеном. — Проходите, мы вам комнаты приготовили, воды нагрели — самое то после дороги!

— Благодарю, — царственно наклонил голову Геллерт. — Однако мне достаточно будет обычного кувшина для умывания. А вот госпожа княгиня, думаю, не откажется от вашего предложения.

Хозяин хутора устремил на Кристин вопросительно-просящий взгляд, чем не оставил ей выбора.

— Не откажусь, спасибо.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, — довольный Карадек широким жестом указал на супругу. — Моя Ровена об вас в лучшем виде позаботится.

— Да-да, — подхватила хозяйка хутора певучим, грудным голосом, — идёмте, госпожа, и ни о чём не беспокойтесь.

Кристин глазом моргнуть не успела, как её почтительно подхватили под руку и повели в сени. Всё, что она успела, — бросить через плечо короткий взгляд на мужа и получить в ответ ободряющую улыбку.

— Вы, госпожа, совсем продрогли, — тем временем приговаривала Ровена, ведя гостью через весь дом. — Ничего, сейчас мы вас согреем — никакая лихоманка не прицепится. А то вы, госпожа, уж простите за откровенность, тоненькая сильно. Вам бы кушать хорошо да гулять побольше. Сейчас, правда, холодно, но вот когда придёт весна...

Если бы на месте Кристин была её мать, хуторянка получила бы даже не отповедь, а ледяной водопад высокомерного презрения. Возможно, для поддержания должной дистанции и девушке стоило ответить чем-нибудь подобным, однако её, наоборот, тронула неподдельная забота практически незнакомого человека. Поэтому Кристин лишь улыбнулась и, будто светской даме, ответила Ровене вежливым:

— Спасибо за совет.

— Да не за что, госпожа, — откликнулась та и, задним числом поняв собственную вольность, прибавила: — Вы только не серчайте.

— Ни в коем случае, — искренне уверила девушка.

Но несмотря на это, следующей фразой хозяйки хутора стало предупреждение перед последней из комнат:

— Тута порог высокий, не споткнитесь.

Послушавшись, Кристин аккуратно вошла внутрь и осмотрелась.

Комната была невелика, но с достаточно высоким потолком. Единственное окошко надёжно закрывали ставни, дощатый пол укрывали соломенные циновки, не постеленные лишь возле угла, где был сложен каменный очаг. В трёх других углах на полочках стояли масляные, почти бездымные лампы, и в их мягком свете главная деталь интерьера — большая искусно вырезанная из дерева бадья выглядела на редкость внушительно. В воздухе стоял совершенно летний запах трав, и было так жарко, что на лбу у гостьи выступила испарина.

— Гвен! — между тем громко позвала хозяйка в открытую дверь и, пробормотав: — Вот негодница, просила же никуда не уходить, — обратилась к Кристин. — Давайте помогу вам раздеться, госпожа, покамест вы не сопрели.

Девушка не заставила себя просить дважды. Она с удовольствием скинула меховой плащ на руки Ровене, но не успела та положить одежду на широкую лавку у стены, как от входа послышалось:

— Я тут, матушка! — и в комнату вбежала рыжеволосая миловидная девушка примерно одного возраста с Кристин.

— Где тебя вурдалак носит? — сердито ругнулась на неё Ровена. — Ну-ка, живо помогай госпоже княгине! А ты, — она веско ткнула пальцем в появившуюся следом Жюли, — вместо того, чтобы стоять столбом, неси для госпожи чистое платье.

Камеристка задохнулась от возмущения, однако Кристин пресекла возможную перепалку спокойным:

— Выполняй, Жюли. И побыстрее.

Разобиженная служанка ушла, громко топая, но никому не было дела до её задетых чувств. Гвен и Ровена споро освободили гостью от верхнего и нижнего платьев, расплели причёску и усадили в наполненную приятно горячей водой бадью.

Это было чистейшее блаженство. Добровольные помощницы сначала дали Кристин как следует расслабить утомлённые долгой дорогой мышцы, после чего растёрли её травяными мочалками и вымыли волосы пенящимся порошком. Где-то на середине этого действа вернулась Жюли и сразу же была отослана вновь: чистить дорожное платье и плащ своей госпожи.

— Ишь, каким золотым одарила! — фыркнула Ровена, когда за камеристкой хлопнула дверь. — Гонору — как у знатной.

Пускай Кристин не могла с этим не согласиться, она почувствовала себя обязанной вступиться за служанку.

— Просто у нас, на равнине, принято общаться, м-м, немного по-другому.

— Пущай привыкает! — припечатала хозяйка. — В горах ей за зазнайство спуску не будет.

Здесь она сообразила, что опять чересчур свободно разговаривает с княгиней, и быстро добавила:

— Ладно, пусть её. Выходите, госпожа? Водица, вон, уже летняя.

— Да, пора, — с неохотой согласилась Кристин.

Ей помогли выбраться на брошенный поверх циновок отрез ткани, высушили тело тёплыми полотенцами и одели в свежее нижнее платье. А затем долго, в четыре руки, расчёсывали костяными гребнями длинные светлые пряди, пока те не высохли и не заблестели почти лунным сиянием. После чего Гвен осталась с гостьей, а её мать, ворча на нерасторопность Жюли, отправилась за до сих пор не вернувшейся камеристкой.