-18- (1/2)
До начала дождей мы успели наведаться в долину ещё несколько раз, а когда задули промозглые ветра и раскисли дороги, нашли себе новое убежище. Оставленная до весны неприметная хижина пряталась в заросшем елями распадке примерно в семи льё к востоку от замка. С наступлением холодов этот край опустел — пастухи увели стада на нижние пастбища. От взгляда же редкого охотника нас защищали накидываемый мною морок и зоркие глаза Керриана.
К сожалению, такие дни случались гораздо реже, чем хотелось. Чаще из-за княжеских обязанностей нам не удавалось выбраться дальше ближних окрестностей, но и тогда мы были тихо счастливы. Иногда разговаривали — больше, конечно, Рён, хотя на меня тоже порой находил приступ болтовни, — иногда уютно молчали, любуясь неброской красотой погружающейся в сон природы. Иногда устраивали скачки — всегда с непредсказуемым результатом, поскольку наши лошади были примерно равны по силе, — а потом украдкой целовались, прячась в вечнозелёных ельниках. Словом, занимались всей той ерундой, какой обычно занимаются влюблённые и для которой я совсем недавно с искренней надменностью считал себя чересчур циничным и здравомыслящим.
Однако стоило нам очутиться на виду у замковых стен, как наши взаимоотношения менялись, словно по щелчку пальцев. Мы вновь становились князем и его телохранителем, между которыми лишь изредка проскальзывают намёки на сводное родство. И всё-таки нашёлся тот, кто заметил перемену — к счастью, только во мне.
— Знаешь, Геллерт, если бы я увидел тебя таким после свадьбы, то искренне порадовался бы.
Направляясь перед Самайном в гости к замужней старшей дочери, старый Наварр по традиции остановился на пару дней в замке.
— О чём вы, мессер? — Я заботливо придвинул гостевое кресло к жарко пылающему камину, и старик медленно опустился на его гобеленовые подушки.
— О том, что не помню, когда прежде в тебе было столько внутреннего огня.
— Бросьте, — отмахнулся я, усаживаясь напротив и торопливо соображая, стоит ли говорить наставнику правду хотя бы частично. — У меня всё как всегда: полный рот государственных забот, причём те, что не срочные — уже просроченные. Чему тут гореть?
— Лукавишь, Геллерт, — укорил Наварр. — Что ж, твоё дело. Только не забывай, скоро ты приведёшь в замок законную супругу, и обманывать её…
Старика прервал стук в дверь, и в кабинет вошла горничная с подносом, на котором стояли бутылка цилийского, два серебряных кубка и блюдо с фруктами из замковой оранжереи. После того как она, сервировав чайный столик и сделав обязательный книксен, выскользнула в коридор, я сказал:
— Я не собираюсь никого обманывать, мессер. Я просто хочу немного счастья, пока это ещё возможно.
— Ох, Геллерт, — несмотря на подтвердившуюся догадку, наставник явно опечалился. — А мне так хотелось, чтобы счастьем для тебя стал брак.
— Браки по расчёту редко такими бывают, — мягко напомнил я и указал на бутылку. — Вина?
Старик сделал одобрительный жест, а когда кубки наполнились, раздумчиво заметил:
— И помолвку уже не разорвать. Будь это кто-то из нашей знати…
— …договорённость сохранилась бы и тогда, — закончил я, беря кубок. — Вы ведь сами меня учили: личное не должно вмешиваться в государственное.
— Учил, — не стал спорить Наварр, также взяв вино. — А ещё учил, что люди — не бездушные големы. — Он вздохнул. — Боюсь, тебе придётся очень нелегко, Геллерт. По тому, насколько я тебя знаю, ты здесь в отца. Одна жизнь — одна любовь.
Я хмуро перевёл взгляд на огонь. История о том, что Арман де Вальде никогда не влюблялся до того, как на приёме в честь совершеннолетия Леопольда де Шеро встретил его младшую сестру Цецилию, была практически семейной легендой. Как и её продолжение о четырёх годах ожидания, пока девочка превратится в девушку, к которой можно будет свататься. Однако меня всегда интересовало, насколько эта «великая любовь», как её называли некоторые поэты, — была благом для второй стороны. Стала ли мать счастливее, выйдя замуж за отца? Станет ли счастливее Рён, когда наши месяцы свободы утекут сквозь пальцы озёрной водой?
Тут я почувствовал, что пауза затягивается, и заставил себя ответить.
— Что поделаешь. Нам повезло меньше.
— Увы, — печально согласился старик и с кряхтением подался вперёд, протягивая кубок. — Многая лета, Геллерт. Источник свидетель, ты заслуживаешь иной судьбы, но раз так вышло, я буду помогать тебе справляться и с этой.
— Спасибо, мессер, — я был неподдельно тронут. — Многая лета.
Звякнуло серебро, треснула головешка в камине. Я пригубил вино, однако его богатый вкус целиком перебила горечь раздумий. Нет, я не жалел о сделанном — просто хотел быть уверенным, что Рёну тоже не придётся жалеть. Вот только ни мудрость старого наставника, ни мои возросшие способности к Искусству не могли обещать мне этого. А слепо надеяться я, к сожалению, не умел.