Часть 45 (1/2)
Служанка подошла к делу тщательно, так что процедура заняла весь остаток дня. Динеш то начинал наворачивать круги по комнате, то присаживался на подушки в сторонке и принимался грызть финики.
Санджив как будто чувствовал себя в руках девушки абсолютно спокойно, изредка даже обменивался с ней какими-то репликами, так что Шайна, теряя своё вдумчиво-суровое выражение лица, начинала улыбаться и прятала глаза в красках и кистях.
Динеш злился. Правда, не совсем понимал, на что. Он чувствовал себя лишним в собственных покоях, хотя вроде бы сам пустил сюда всех остальных.
Несколько раз ему хотелось прекратить происходящее и напомнить Шайне, что она пришла сюда по делу, но стоило ему встретиться взглядом с Сандживом, как он замолкал на полуслове.
На него Санджив всегда смотрел серьёзно. Динеш вообще не помнил, когда бы тот улыбался, не то что шутил. Но его взгляды каждый раз оказывались такими пристальными, что Шайна, заметив воцарившееся в комнате напряжение, мгновенно сникала и с удвоенной силой бралась за дело. Видимо, важных завитушек на печати было уж слишком много, потому что в конце концов Динеш задремал, не дождавшись окончания процедуры, а проснулся, обнаружив себя в уверенных заботливых руках.
На мгновение он запаниковал, потянулся к оружию, вместо этого задел пальцами обнажённый мужской живот и по абрису мускулов мгновенно понял, кто держит его на руках. Обмяк и потянулся за объятьями.
— Она наконец ушла? — пробормотал Динеш, открывая один глаз.
— Она тебе так не понравилась, господин?
Динеш тяжело задышал и с силой ткнул Санджива пальцем под ребро. В это мгновение он не видел лица своего невольника, но ему почудился негромкий смешок.
— У вас в монастыре, как будто, были девушки, — обижено протянул он, поудобнее устраиваясь в обнимавших его руках и откидывая затылок Сандживу на плечо. Теперь он понимал, что всё ещё сидит на подушках, но Санджив пристроился к нему сзади, так что Динеш, проснувшийся вполоборота к нему, теперь мог развернуться и облокотиться спиной о его грудь.
— Не совсем, — Санджив уткнулся лицом в изгиб его плеча и прикрыл глаза, наслаждаясь мгновением. Что бы там ни говорил и не думал Динеш, он ждал этой возможности весь день, каждый раз, чувствуя на себе внимательный взгляд, напрягался всем телом и чувствовал нарастающее возбуждение внизу живота. От того вертелся, мешая Шайне рисовать, и то и дело становился объектом её подшучиваний.
Но говорить с Шайной действительно было легче, чем с Динешем. Она была такой же рабыней, как и он. Так же, как и он, не имела родителей — об этом Санджив узнал, пока они сидели, перешёптываясь и рисуя. Санджив чувствовал, что она понимает мир почти так же, как он, в ней даже чувствовалось нечто… Как будто что-то подобное магической печати сковывало и её душу.
Динеш хоть и дозволял ему задавать любые вопросы, даже настаивал на этом, всё равно оставался господином. И Санджив помнил об этом большую часть времени, хоть и называл по имени, когда они обнимали друг друга, как сейчас. Санджив хотел бы о многом ему рассказать, но всегда чувствовал какую-то преграду, сомневался в том, будут ли Динешу интересны его слова.
Сейчас, расслабленный долгим спокойным днём и негой объятий с любимым, сладостью южной ночи на грани сна и яви, он внезапно решился и продолжил:
— Нас отправляли в деревню за продуктами. Там были девушки. Конечно, когда кому-то давали такое задание, это у всех вызывало зависть. Мы ведь годами наблюдали только друг друга, а тут — возможность пообщаться с кем-то, совсем непохожим на нас. Наставники через печать запрещали рассказывать обо всём, что происходило в стенах монастыря, но им в голову не приходило, что с девушками можно просто болтать… Это всегда была радость, отдушина для многих из нас…
Он замолк, как будто погрузившись в воспоминания. Какое-то время в комнате царила тишина, только стрекотали за окнами ночные насекомые.
А потом Динеш сказал напряжённо и зло:
— А я ненавижу женщин. Я им не верю. Женщины — это источник предательства и интриг, — он сам не заметил, с какой силой сжал руку Санджива, лежавшую сейчас у него на груди. Но Санджив только перевёл взгляд на место, ставшее источником боли, и ничего не сказал. Динеш замолк, тяжело дыша, а потом закончил. — Моя мать предала моего отца. Отдала его врагам.
В комнате снова повисла тишина, но теперь уже куда более напряжённая, чем в прошлый раз. Санджив хотел спросить, что именно Динеш имеет в виду, но так и не решился и, вместо этого, тихо проговорил:
— Динеш, я хотел перенести тебя на кровать. Хочешь? Или будем спать так?
Динеш перевернулся на бок, потянул его руку, устраивая у себя под щекой на манер подушки.
— Не хочу никуда, — пожаловался он. — Давай спать так.
Проснулся он, тем не менее, в кровати, от звука женских голосов за окном. И стоило ему пошевелиться, как кто-то из девушек постучал по раме.
— Динеш, — позвала Нила. — У меня есть для тебя новости.
Динеш резко сел. Огляделся по сторонам, убедился, что Санджив спит рядом, по обыкновению, свернувшись калачиком. Протёр глаза и, чтобы не разбудить его, вполголоса откликнулся:
— Иду!
Он так привык, что Санджив просыпался первым и приносил воду для умывания, что поначалу растерялся и не сразу сообразил, где её взять. Однако, разобравшись, быстро умылся и, не обращая внимания на встрепенувшегося при его появлении Лаида, вышел в сад.
Нила стояла под окном в сопровождении двух служанок, одной из которых была Шайна. Шайна держала в руках латунный поднос с кипой папирусов, изрисованных завитушками.
— Ты что-то нашла? — спросил Динеш и покосился на окно.
— Правильно косишься, — отметила Нила и, забрав у Шайны поднос, махнула девушкам рукой, чтобы те отошли подальше. Сама же сошла с дорожки и опустилась на траву — подойдя ближе, Динеш увидел, что там предусмотрительно расстелено покрывало.
Он сел напротив, и Нила принялась раскладывать перед ним ним рисунки, как будто он мог что-нибудь в них понять.
— Ты веришь в богов, Динеш? — спросила Нила ни с того ни с сего. Динеш нахмурился. Вопрос был чреват — не дайте любые силы случайно оскорбить жрецов.
— Не то чтобы они сильно помогали мне в жизни, — наконец, обтекаемо признался он.