Глава 15. Часть 2. "Она наша" (2/2)
Мои чувства к тебе поспорили бы по масштабу с Вселенной.
Внезапный громкий стон рвет в лоскуты грудную клетку, когда Антон первый раз толкается вперед бедрами, выдыхая горячий стон в губы Арсения, отчего последнего почти подкидывает от ощущений, наполняя каждую клеточку тела до сегодняшнего момента неизвестными чувствами.
Каждый толчок Антона заставляет Арса выгибаться, тихо поскуливая, вжимать голову в подушку, вцепляться в пацана руками и ногами, пытаться поймать его губы, разрывая зрительный контакт, только чтобы запечатать очередной голодный поцелуй, и снова прогибаться назад, стирая плечи о странный материал на диване.
Арсений больше не владеет собой: им владеет Антон. И Арс дарит, отдаёт себя целиком, полностью. Растворяется в любимом человеке, сплетаясь с ним воедино; дышит почти с болью, забивая им каждую клеточку своего тела, и впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему счастливым.
Медленные толчки становятся сильнее, быстрее, резче; влажные пошлые звуки заполняют пространство комнаты вкупе с лихорадочным дыханием, и Арс почти скулит от каждой вспышки удовольствия, проходящей сквозь него стрелой снизу вверх.
Антон ловит дыхание Арса губами, сплетает с ним пальцы, погибая от разрывающих в клочья чувств, и в следующий момент у него с языка срывается то, что он хотел сказать весь этот месяц, проведенный без него.
— Я так люблю тебя, — лихорадочно выдыхает ему в губы Антон, глядя на покрытое испариной охуенно прекрасное лицо. — Так сильно люблю тебя, боже. Если бы ты только понимал… как сильно.
И это опрокидывает. Взрывает остатки всего, что только можно, и лишает возможности думать хоть о чем-то другом. Финальный стон почти оглушает, мурашки волной прокатываются от седьмого позвонка вдоль спины и утопают внизу живота, завязываясь тугим узлом.
Арс расслабляется и откидывает голову назад, глядя в потолок и стараясь нормализовать тяжелое, почти хриплое дыхание. И он чувствует себя как-то запредельно и невозможно, потому что Антон обессиленно лежит прямо на нем, устало дыша куда-то в ключицу.
И не выпускает его пальцев из своей руки.
— Ты первый раз сказал это вслух, — шепчет Арс, беспокоясь о том, что связки могут его подвести.
Антон устраивается удобнее на груди Арса, на мгновение выпускает его руку, чтобы схватить со спинки дивана плед и накинуть на них обоих, а затем снова скрещивает с ним пальцы, прижимая сплетенные руки к обнаженной груди.
— Что сказал? — также тихо спрашивает Антон, слушая постепенно возвращающийся в норму сердечный ритм Арса.
Арсений чуть опускает голову вниз, зарываясь носом в его влажные русые волосы, и закрывает глаза.
— «Наша», — отвечает он. — Ты первый раз сказал вслух, что она наша.
Антон прикасается губами к их скрещенным пальцам и позволяет Арсу размеренно перебирать его волнистые из-за влажности пряди, отчего Шаста непозволительно быстро клонит в сон.
И Арсений тоже постепенно покидает границы реальности следом за ним. Переплетенные руки, ровное дыхание, одно сердцебиение на двоих и рвущее в клочья долгожданное спокойствие — это последнее, что он запоминает перед тем, как заснуть окончательно.
***</p>
— Сейчас, Принцесса, подожди секунду, я только достану ключи, — копошится в сумке Оксана, стоя возле квартиры Арса в начале девятого утра.
Она могла бы и позднее привезти ему кроху, потому что обычно они возвращались где-то к обеду, но вчера перед сном Кьяра настойчиво просила Оксану приехать домой пораньше, и на вопрос Фроловой: «Почему ты так хочешь домой?», девочка неопределенно пожимала плечами.
Возможно, малыха что-то чувствовала, этого нельзя было отрицать. С Арсением у нее такая связь, что Оксана все чаще непроизвольно поражается этому. За всю свою жизнь она с таким не сталкивалась ни разу, хотя семейных пар с детьми у нее в окружении не так уж и мало.
Но не будем забывать, что Кьяра впустила в свою жизнь еще и Антона. И связь между этими тремя стала настолько крепкой и нерушимой, что даже месяц разлуки почти никак на это не повлиял.
Никогда не бойся впускать в свою жизнь людей, они могут изменить тебя самого.
Оксана открывает дверь и пропускает вперед кроху, которая тут же мчит к маленькому диванчику возле двери и запрыгивает на него, начиная копошиться со своими ботиночками.
— Арс, мы пришли, — громко произносит девушка, на ходу стягивая с шеи шарф.
Она закрывает за собой дверь, кладет на высокую тумбочку ключи и совершенно непроизвольно бросает взгляд в гостиную, на первых секундах ничего не замечая, после чего поворачивается к девочке и…
— Ахуеть, — шепчет она одними губами, округлив глаза.
Оксана снова возвращается ко входу в гостиную и понимает: не привиделось. И на ее лице непроизвольно расцветает улыбка. Потому что нельзя не улыбнуться.
Они лежат в обнимку. Ютятся на нерасправленном диване, тесно прижавшись друг к другу. Антон устроился у стенки на левом боку, а правую руку перекинул через талию Арсения, касаясь пальцами оголенного участка кожи на уровне его лопаток.
— Сана-а! — зовет девушку Кьяра так громко, что вздрагивает не только та, но и оба сонных болвана на диване. — Помоги мне снять со второй ноги, пожалуйста.
Фролова тут же ретируется к крохе, ловким движением снимая с левой ноги ботинок, после чего малыха уже тут же готовится ретироваться в спальню к папе, чтобы поздороваться, на ходу бросая прямо под ноги осеннюю куртку.
— Стоп-стоп-стоп, — ловит ее Оксана, на ходу придумывая план, как избежать внезапной встречи малыхи с ее папашами. — А ручки помыть?
Кьяра немного раздраженно выдыхает, ведь по папе она успела страшно соскучиться, но пререкаться не хочет, к тому же она понимает, что Оксана права.
— Хорошо, — кивает девочка и со всех ног мчит в ванную комнату, гулко шлепая по ламинату.
Фролова провожает ее взглядом, проверяя, дотянется ли та до ручки и выключателя, а после, убеждаясь в том, что Кьяра все это сможет, ретируется в гостиную. Арсений уже проснулся и что-то тихо говорит Антону, оглаживая кончиком большого пальца линию губ пацана.
Шастун только улыбается; улыбается и растворяется в глазах Арсения, впитывая каждое его слово. И Оксана наконец видит то, от чего уже успела отвыкнуть. Свет.
Антон снова светится.
— Боже, — выдыхает девушка, отчего они оба вздрагивают и обращают на нее внимание, — вы хотя бы оденьтесь, счастливые два идиота. Ребенок сейчас придет.
Но она не может сдержаться и все равно улыбается тоже. У нее в грудной клетке будто оттаивает что-то, и дышать становится в несколько раз проще.
Оксана счастлива так сильно, будто это счастье принадлежит и ей тоже.
Антон приподнимается на локте, и дневной свет падает на его лицо, отчего Фролова почти вздрагивает, вмиг прекращая улыбаться.
— Шаст, у тебя… под глазом отек, — шокировано произносит она. — Так, стоп, — присматривается она внимательнее, чуть щурясь. — Это что, кровь?
Шастун касается подушечкой среднего пальца нижней губы и чуть морщится, чувствуя под пальцем затянувшуюся рану, но затем все равно улыбается снова. И Оксана только в этот момент наконец смотрит по сторонам.
На журнальном столике красуется здоровенная трещина, будто кто-то с неистовой силой что-то на него швырнул; весь пол усеян разбросанными книгами, а страницы одной из них впитали в себя разлитую жидкость, что была возле опрокинутой на бок кружки.
И это она еще сделала вид, что не увидела разбросанную повсюду одежду.
— Вы чего тут оба устроили?! — хватается за голову девушка в тот момент, когда Арсений тоже чуть поворачивает к ней голову.
Парни переглядываются с улыбкой, и Фролова даже не знает, как реагировать.
— Небольшие семейные разборки, — смеется Шастун своим заразительным смехом, который Оксана не слышала уже очень давно. — Долгая история, — смотрит он на Арса.
— Да, — кивает Фроловой тот. — Долгая, очень.
— Да, очень, — тоже кивая, соглашается Антон. — Но сейчас все хорошо.
Оксана смотрит на этих ненормальных, один из которых с грядущим отеком на половину лица, и все равно не может долго паниковать или злиться. Не может, потому что видит, как этот дом снова наполнился светом, который и ее согревает тоже.
— Сана-а! — звучит детский голос из ванной. — Включи мне воду.
Фролова мысленно шлепает себе ладонью по лбу. Вот о чем она забыла: малыхе до смесителя не дотянуться.
— Труба зовет, — констатирует Оксана, уже собираясь покинуть гостиную. — И оденьтесь, пока мы не вернулись. Вы оба, — указывает она на них. — Живо-живо, — пару раз хлопнув в ладоши, заканчивает она мысль и выходит из комнаты.
— Как мамочка, — негромко отмечает Шастун, глядя на Арса.
— Я всё слышу, — тычет пальцем в Антона Фролова, вновь появившись в дверях. — И да, Шаст, рану надо обработать…
— Ну Сана-а! — снова зовет ее Кьяра.
— Иду, малышка! — нагнувшись в сторону ванной, отзывается та, а после снова оборачивается на секунду к ним. — Займусь этим, когда вернусь.
И на этот раз правда идет в ванную.
Антон нехотя выпускает руку Арса, и последний усаживается на диване, тянется за одеждой и начинает одеваться. Шастун следует его же примеру: натягивает боксеры, джинсы, но когда берет в руки мокрую толстовку, не торопится ее надевать.
— Вот, возьми, — потянувшись к стулу возле рабочего стола, хватает Арс футболку с надписью «Машмет в поисках приключений» и протягивает ее Антону.
Шастун неразборчиво его благодарит, берет в руки футболку и принимается натягивать ее на себя, в то время как Арс неотрывно следит за каждым его действием. И взгляд сам собой останавливается на ссадине на скуле. Арс сглатывает.
— Прости, — произносит он, немного морщась от стыда за то, что это сделал.
— За что? — правда не понимает Антон, просовывая голову в футболку и расправляя на себе приятный на ощупь материал, после чего поворачивается к Арсу.
— За это, — поднимая руку, осторожно касается тот большим пальцем кожи Антона возле вот-вот грядущей гематомы.
Шастун облизывает губы. От касаний Арсения его бросает в дрожь. Как он скучал по этому. Господи, как скучал.
— Да это ерунда, — отмахивается он, чуть касаясь ссадины рукой.
Арсению хочется возразить, хочется сказать, что далеко не ерунда, но вместо этого он делает совсем другое. Слова кажутся сейчас лишними, поэтому он ловит руки Антона, обнимая их своими, и, потянувшись вперед, осторожно касается губами его болезненной точки на скуле под левым глазом, опустив веки.
Антон чуть ойкает от неожиданности и напрягается от возможной вспышки боли, но этого не происходит. Ссадина жжется от прохлады губ Арса намного меньше, и Антону правда становится легче, отчего он облегченно выдыхает, прикрыв глаза.
В этом моменте ему хочется раствориться, хочется остаться в нем и застыть, но Шастун сам не замечает, как солнечные батареи в нем снова начинают работать.
— У кошки боли, у собаки боли, а у Шаста не боли, да? — улыбается он.
— Дурачина, — смеется Арс и, обхватив его лицо ладонью, мягко целует нижнюю губу, после чего отстраняется и смотрит ему в глаза. — Так быстрее заживет.
Шасту хочется в этот момент только одного — целовать его. Целовать глубоко, жарко и со всей страстностью. Не выпускать его рук, касаться каждой родинки на его плечах, руках и спине и никогда, блин, от себя не отпускать.
— Тебе бы с такими советами в народную медицину, доктор Попов*, — произносит Антон, и его внезапно распирает от собственного каламбура.
Пацана скручивает, и он принимается хохотать, но тут же ойкает от того, что начинает болеть нижняя губа, и морщится, прикладывая к ней палец. Он приоткрывает один глаз и видит, как Арса самого потряхивает от смеха, но смотрит он на него таким взглядом, что голова идет кругом.
Всякий мечтает, чтобы на него так смотрели.
А ссадины… Заживет. Все заживет, и все раны затянутся со временем, потому что такие мелочи — совсем не главное. Единственное, что сейчас важно — это тот факт, что все хорошо.
И это не самовнушение, это правда.
— Тося! — оглушает их обоих детский голос, и они оборачиваются.
Девчонка с криками мчит со всех ног в гостиную, в то время как Оксана останавливается возле входа в комнату и облокачивается плечом на косяк, скрещивая руки на груди и начиная улыбаться. Арс встает с места, решив убрать еще некоторые валяющиеся вещи. Хотя, если уж быть откровенным, он просто не хочет, чтобы кто-то из них видел, как он начинает расклеиваться от эмоций.
У Шаста внутри все переворачивается.
— Тося, ты вернулся! — снова кричит девочка и с размаху обвивает руками шею сидящего на диване Антона, подгибая ноги. — Ты вернулся!
Девчушка обвивает его ногами, когда он поднимает ее и обнимает, со всем невозможным трепетом прижимая к себе. И у него под зажмуренными веками закипают слезы от переполняющих эмоций.
— Бусинка, — выдыхает он, сильнее обнимая Кьяру. — Боже, Бусинка… Я так скучал по тебе. Я так скучал, боже мой.
Пацана разрывает от эмоций, когда девочка звонко чмокает его в щеку, а после усаживается на его ногах и взволнованно смотрит на ссадину на его щеке.
— Что это у тебя? — явно переживает она, немного хмурясь.
— Это пустяки, Принцесса. Но я думаю, что меня надо… — он заговорщически смотрит на малыху, и та, кажется, уже понимает, о чем речь, отчего расцветает на глазах, — …полечить.
Кьяра, и без того получившая эмоциональную встряску, почти подпрыгивает на месте от радости, слезает с коленей пацана и мчит в парадную за портфелем, чтобы забрать оттуда свою любимую аптечку.
— А у меня перекись, мазь и пластыри, — называет то, что у нее в руках Оксана, подходя к дивану. — Так что не рассчитывай на пластиковый градусник под мышкой. Будет больно, — лукаво улыбается она.
Девушка усаживается на уже ни на что не пригодный журнальный столик напротив сидящего на диване Антона и раскладывает возле себя вещи из аптечки в ванной. Арсений закидывает в стиральную машинку толстовку Антона и снова подходит сзади к дивану, опуская локти на спинку.
— Так садись, чего ты там встал? — открывает перекись Оксана.
— Да я постою, — ровным голосом замечает Арсений, и Антона пробирает на ржач.
Он закрывает лицо ладонями, пока Фролова, не сдержав тихого гогота и опустив голову, смачивает ватный диск перекисью. Попов тоже прикладывает ладонь ко лбу, но улыбки сдержать не может.
Дома, наконец, снова пахнет жизнью и светом.
— Так, всё, успокойся, — причитает Оксана, убирая руки Антона от лица. — Если не хочешь, чтобы к обеду глаз заплыл, то не дергайся и сиди смирно.
Девушка ловко обрабатывает рану, пока пацан шипит от неприятных ощущений, непроизвольно морщась. Арсений не выдерживает этого и всё же обходит диван и осторожно садится рядом с Антоном, и тот, даже не задумываясь, нашаривает ладонь мужчины и переплетает с ним пальцы.
Оксана улыбается, делая вид, что ничего не видит, но на душе у нее распускаются розы, и становится тепло и спокойно. Она даже забывает о своей жизни от слова совсем, потому что наконец эти двое счастливы. Разве можно мечтать о большем?
— Сейчас вылечим! — слышится детский голос.
Кьяра влетает в комнату и тут же плюхается на диван, поднимая руку Антона и запихивая ему градусник. Шастун отвлекается от неприятных ощущений, глядя на малышку. Оксана пользуется этим моментом, заканчивает с обработкой раны, наносит мазь и приклеивает ему маленький пластырь, комкая в пальцах упаковку.
— Ну всё, завтра как новенький будешь, — замечает она и шлепает ему пару раз по щеке ладонью, случайно задевая кончиками пальцев пластырь.
Шастун морщится, с шипением втягивая воздух сквозь сцепленные зубы.
— Я любя, — хохочет она.
— Я так и понял, — в ответ улыбается Шастун.
Пока Антон греет градусник, Кьяра перелезает через него и заключает папу в объятия, бесконечно повторяя, как соскучилась. И Арсений впервые за долгое время светится весь, сияет целиком и полностью, каждой клеточкой тела.
Шаст вливается в диалог, и малыха тараторить начинает, взахлеб о чем-то рассказывая. Она устраивается на коленях у Арса, закинув ручки наверх, обхватывает его лицо ладошками и целует в кончик подбородка.
Антона ведет в сторону от воспоминаний, потому что именно так кроха сделала, когда они ходили кататься на коньках. Сердце заходится в бешеном ритме от счастья у всех, кто находится в этой комнате, но внезапно Оксана, до того момента с улыбкой наблюдающая за ними, понимает, что здесь немного лишняя.
Это их счастье. Это их гармония.
— Мне уже пора, — смотрит на наручные часы она, поднимаясь с места.
— Уже? — одновременно спрашивают и Антон, и Арсений, и по их голосу можно решить, что они оба даже немного расстроены.
Оксана сделала очень многое для них обоих. Арсений даже выразить не может, как благодарен ей за прошедший месяц, за всю помощь и поддержку, которую она оказала. Антон же просто не хочет отпускать подругу сейчас, он хочет поговорить с ней, обсудив некоторые немаловажные моменты ее жизни, потому что девушка так сильно старалась подарить счастье другим, что про свое собственное забыла напрочь.
И Оксана видит в их глазах эту благодарность, отчего начинает чувствовать себя еще счастливее.
— Может, хотя бы на завтрак останешься? — спрашивает Антон.
— Не могу, — качает головой Оксана, — сегодня конференция по нововведениям в нашей фирме, — на ходу сочиняет она. — Ее без начальника не проведешь, так что мне правда пора.
Кьяра спрыгивает с папиных коленей и внезапно, ее порыва никто в комнате так и не понимает, обнимает Оксану за ноги, прижимаясь щекой к бедру.
— Я тебя провожу, — уверенно произносит она и берет девушку за палец, направляясь в парадную.
Антон переглядывается с Арсом, а затем они оба — с Оксаной. Но ответа на свои вопросы они получить так и не могут. Оксану провожать в итоге выходят все, но перед тем, как девушка собирается выйти из дома, Кьяра вдруг дергает ее за низ длинного синего пуховика, вынуждая остановиться.
Оксана приседает на корточки возле девочки.
— Что такое? — запутавшись в поведении крохи, спрашивает она.
— Спасибо, — кивает Кьяра.
Фролова непонимающе смотрит на нее и берет в свои руки ее крохотную ладошку, бросив на мгновение взгляд на стоящих рядом Антона и Арсения, которые тоже оба не понимают, что происходит.
— За что, малышка? За что ты благодаришь меня? — старается понять ее Оксана.
— Ты привезла меня домой пораньше, поэтому Тося и приехал. Спасибо, — старается правильно выразить мысль девочка.
И всех троих взрослых эти слова как-то неистово прошивают. Ребенок думает, что, если бы они приехали позднее, Антона бы здесь не было, а на деле-то все гораздо сложнее. Если бы не Оксана, эти двое вообще неизвестно когда бы снова встретились. Неизвестно когда бы поговорили.
Неизвестно когда бы поняли, что друг без друга им обходиться нельзя в принципе, потому что их связывает нечто большее, нежели обычные чувства. Антон был прав, когда сказал это вчера Арсению.
В их жизни «мы» — это не два человека. Это три судьбы, тесно связанные, переплетенные так сильно, что никто не способен развязать их. Их связывает Принцесса. Малышка — это то, что объединяет их. Да и не только их.
Это она вынудила Творца создать это полотно. Это всё было ради нее.
— Не за что, кроха, — улыбается Оксана и целует девочку в макушку, после чего машет остальным обитателям квартиры и уходит.
Уходит, думая о том, что счастье на деле-то — реально. Только нужно быть очень ловким, чтобы удержать его между ладоней.
— Я есть хочу, — возвращает в реальность девчушка, закидывая вверх голову, чтобы посмотреть на них обоих.
Антон смеется и присаживается на корточки, чтобы быть хотя бы отчасти на одном уровне с девочкой.
— Что моя Принцесса хочет кушать? — спрашивает ее Антон.
— Кашу, — тут же радостно отвечает она. — Которая белая.
— Манную?
И кроха кивает, озаряя своей улыбкой всё вокруг, отчего у Антона непроизвольно сердце сильнее биться начинает. Он снова смеется, сокрушенно опуская голову.
— Арс, значит, у нас будет яичница, — поднимается он на ноги. — Моя аллергия на крупы никуда не делась.
— Я за любой кипиш, — улыбается тот и берет кроху на руки.
Они вместе идут на кухню, параллельно слушая, как Кьяра, кажется, хочет рассказать все то, что не могла рассказать за прошедший месяц. Малышка тараторит без остановки, и Шастун улыбается, смеется и светится, возвращаясь к жизни на библейской скорости.
Арс роняет одно из сырых яиц на пол и чертыхается, но Кьяра смеется от такой чепухи так заливисто и чисто, что невозможно не подхватить ее смех и им тоже. Антон помогает собрать это всё Арсу, присев с ним рядом, и в какой-то момент он накрывает ладонь мужчины своей рукой, как когда-то, казалось бы, сто лет назад сделал тот сам в день, когда Антон впервые остался у них на ночь после знакомства с крохой.
И в это касание Антон вкладывает всё то, что не нужно говорить. Потому что он знает про суд, который будет через два дня, и он готов узнать все тонкости этого дела, даже если на их изучение уйдет целая ночь.
Потому что он не станет отпускать Арсения больше никогда в жизни. И сейчас он не боится этого обещания, потому что уверен в своей правоте.
— Нормально, — кивает Антон, — всё будет нормально.
И целует его сам, немного склоняя голову вправо и мягко прикасаясь к любимым губам так трепетно, что ведет в сторону. Забыв про измазанную в яичном белке руку, Шаст хочет обхватить лицо Арса ладонью, и в следующее мгновение они оба уже хохочут, а Арс стирает с щеки влажную, липкую субстанцию.
Они поднимаются на ноги, и Шаст, помыв руки, снова присоединяется к Кьяре, помогая ей съесть кашу, в то время как Арс стоит у плиты, проверяя готовность остальных яиц. Малыха смеется, улыбается и тараторит без остановки, рассказывая Антону о том, как хорошо дома у Оксаны, как здорово Сережа читает сказки, как она лечила Тигрулю и как полюбила еще и новые куклы Эльзу и Анну.
В порыве эмоций она роняет на пол ложку, и внезапно происходит то, что и Арсений, и Антон запомнят на всю свою оставшуюся жизнь.
— Пап, дай мне ложку, пожалуйста, — произносит девочка.
И говорит она это, глядя Антону прямо в глаза.
Арсений замирает прямо с лопаткой в руках, обернувшись к ним, а Шастун готов поклясться, что у него сердце в эту секунду пропускает пару ударов.
А малышка даже внимания не обращает на то, что сказала. Она просто счастлива. Счастлива настолько, что вы и представить себе не можете. Арс садится за стол рядом с Антоном, и они оба улыбаются так ярко, что этот свет путается в их блестящих глазах.
Кьяра смотрит на папу и знает, что у него больше не болит от грусти. Да и вообще, в нескольких вещах она абсолютно уверена. Она любит манную кашу, любит своего Тигрулю и Эльзу. А еще она любит папу, Оксану и Тосю.
И то, как любят друг друга папа с Тосей. Больше всего на свете любит.
Потому что они снова держатся за руки.