Глава 15. Часть 1. "Дай ему время" (2/2)
Снова готовил; сон крохи, уборка, проснулись — гулянка; гостиная, дочка. Вопросы Принцессы шли мимо ушей — и вот уже ужин; гудение телевизора; снова вопросы, ванная, сон до утра. И по кругу, по-кругу-по-кругу, бесконечному, сука, кругу.
Арсений не мог поверить, что Антон правда ушел, ведь в доме все напоминало о нем. Каждый ебаный звук, каждый сучий предмет. Арс хотел перестать о нем думать; хотел, чтобы пацан ушел нахуй из мыслей, но попытки все были тщетны, и Попов однажды загнал себя в угол.
Он видел малышку, а слышал Антона. Он брел на кухню, зная, что там нет никого, но отчего-то рассчитывал, что вот он войдет, а там Шаст — улыбается, блины, сука, печет. Или выйдет в гостиную, а там он с банкой темного орет над футбольным матчем; и звон браслетов повсюду.
Но ничего этого не было.
В холодильнике больше не было пива, Арс отключил канал МАТЧ, спрятал щетку Антона в ящик под зеркалом и вырубил диодную лампу в детской малыхи.
Спрятал детскую аптечку, не покупал больше снеков, с размаху швырнул в антресоли коньки и снова начал составлять список продуктов, которые надо купить в магазине. И однажды он просто не выдержал, сделав то, о чем страшно потом пожалел.
Он забрал у девчонки Тигрулю; просто вырвал из рук — не справился. Потому что его Антон выбирал. Потому что и Кьяра его тоже выбрала. И он сам.
Девчонка не справилась тоже.
Той ночью Арсений впервые за долгое время услышал то, от чего успел отвыкнуть по максимуму: дочка плакала. И не тихо, не робко в подушку. Это было навзрыд; это было за гранью.
Попов был над пропастью; он понимал, что одно дуновение ветра — и всё, конечная. Он с размаху нырнет в безысходность. Одному было плохо, одному не по силам. Он не справился, Арс признавал это с честью.
Проебался. И этим все сказано. Попов нуждался в помощи, поддержке другого.
И он понять не мог, почему это сделал. Почему среди всех номеров среди ночи он в телефонной книге нашел именно номер девчонки. Просто взял и набрал; попросил Оксану приехать.
И Фролова приехала. Сразу — даже не задавала вопросов.
Оксана стала их частым гостем и даже сама не успела заметить, как это случилось. Сначала разок согласилась, а потом второй раз и третий. И даже восьмой. Она поддалась обычной математической статистике и стала человеком, который перенес несчастье и теперь старался заполнить себя другими.
Арсений не признавался себе в этом, но делал точно то же самое. Топил себя в работе и новом человеке. Топил себя в Оксане. Она была девушка хорошая, невозможно добрая, но страшно доверчивая. И теперь он понимал ее, как никто другой.
Потому что Арс тоже, как и она, поверил в безграничное, всепоглощающее счастье, решив, что оно дается так просто и остается с тобой навсегда.
Все свое свободное время Оксана посвящала девчонке и Арсу. На неделе таких моментов стало чуть больше, ведь свадебный сезон закончился, и заказов было не так много.
Фролова старалась отдать все свое тепло девочке, даже не подозревая, что на деле-то именно малышка согревала остывшую душу Оксаны и замерзшее сердце папы, вручая им свой свет задаром.
Оксана помогала всем, чем могла, сдружилась с малышкой очень тесно, хотя взаимоотношения с Арсением по-прежнему не выходили за рамки «спасибо-за-помощь» и «я-позвоню-как-смогу-прийти-снова».
Она находила утешение в девочке, Арсений искал покой в работе.
Не находил.
Арс замечал, что со временем Оксана стала расцветать; медленно, робко — даже улыбаться временами стала. А у него так не получалось, у него все было наоборот. Он стал раздражительным, нервным, молчаливым.
На работе успешно надевал маску вечно счастливого и веселого человека, но, выходя за пределы павильона, срывал ее с лица, бросая в грязь с таким остервенением, что сводило зубы.
Правда, так было недолго. Однажды и у него случился переломный момент. День, когда он осознал, что нельзя вечно жалеть себя и пора бы вспомнить о том, что действительно важно.
Попов находил утешение не только в том, что в его доме с малышкой была Оксана, но и в том, что чаще стал заходить Серега. Порой у Арса складывалось впечатление, что эти двое составили какой-то охуенно продуманный график, потому что за все это время ни разу не пересеклись в его квартире одновременно.
Либо это был грамотно продуманный график, либо просто судьба снова над ними глумилась. Арсений был уверен, что это вариант номер два.
В любом случае, самый первый визит Матвиенко домой к Арсу запомнился Попову надолго. Это положило начало его исцелению.
Не игнорируйте боль, вступайте с ней в настоящий бой; она просто так никуда не уходит.
Серега колотит кулаками в дверь, от чего Арс вздрагивает, почти подпрыгивая на месте, а после тут же мчит открывать. Когда дверь открывается, у Матвиенко складывается впечатление, что перед ним не его лучший друг, а кто-то совершенно другой.
— Пиздец, не прошло и года, решил позвонить. Ну я с тебя… — хочет начать тираду Серега, но внезапно осекается, глядя будто на какого-то левого человека. — Арс, ты в зеркало смотрел вообще? На тебе лица нет.
— Заходи, — нервно произносит Попов, запуская друга.
— Ты чего звонил-то? — уже не так сильно раздражается Матвиенко, скорее начиная беспокоиться.
— У меня проблема, с которой я не сталкивался, — идет в сторону детской Арс, и Матвиенко просто тупо идет за ним, не зная, что вообще можно на такое ответить.
Арсений входит в комнату крохи и тут же идет в сторону постели, на которой, свернувшись клубочком, лежала на боку Кьяра. Серега непроизвольно оглядывается по сторонам, ведь в квартире друга с живущей в ней девочкой он впервые, и он даже не понимает, как на всё это реагировать.
Матвиенко видит, как садится на колени возле постели девчонки Арс и тоже присаживается рядом. Девчонку Серега до этого видел всего раз в звукозаписывающей студии, когда Шеминов устроил настоящую сцену, и даже не разбирающийся в детях человек понял бы, что что-то не так.
— Арс, она… — взволнованно начинает Серега.
— Я не знаю, что с ней, — трет лицо мужчина, — вообще даже понятия не имею. Прогуглил симптомы и понял, что зря это сделал. Мне самому даже хуже стало. Я просто в панике, Серег.
— Когда это у нее началось? — спрашивает Матвиенко.
— Буквально после дневного сна. Нет, это и раньше проскальзывало, но сегодня все слишком серьезно… — Арс вздыхает и трет лицо ладонями. — Сначала она проснулась, и все было довольно неплохо, а буквально за пару часов слегла до такого состояния.
Матвиенко смотрит на почти не подающую активность девочку, которая редко моргала, уставившись в какую-то точку. Она просунула согнутую руку под голову и часто, поверхностно дышала. Щеки девочки были почти что алыми, и всю ее пробивал озноб.
— Черт, Арс, — округляет глаза Серега, — у нее что-то болит.
— Да неужели?! — саркастически отзывается Попов. — А я и не понял.
— Да чего ты на меня-то агришься? Я, блин, вот вообще ни разу не родитель и уж тем более не врач. Чего ты от меня-то хочешь?
Арсений сжимает губы, глядя на раскрасневшуюся, почти не двигающуюся и тяжело дышашую дочку, и его попросту рвет на части.
— Оксана не смогла вырваться с конференции, ты был моей единственной надеждой, — выпаливает Арс и склоняется к девочке, убирая с лица каштановые пряди, от чего малышка прикрывает глаза, тихо выдыхая, потому что пальцы у Арса холодные.
— Оксана? — не верит своим ушам Матвиенко, но Попов игнорирует вопрос.
Он смотрит на свои пальцы, на ходу понимая, что крохе стало легче от прохлады, а это значит, что нужен холодный компресс на лоб.
— У меня нет сейчас времени на ваши, блять, взаимоотношения, ясно?! — как-то резко разворачивается к другу Арс. — Если не можешь помочь — досвидули. Я справлюсь сам.
Арс поднимается на ноги, осознавая, что резок он с Серегой напрасно, потому что тот, по сути, ничего ему, блять, не должен, но усмирить агрессию у Попова не получается. Он страшно боится за дочь.
Он страшно сильно за нее боится.
Матвиенко провожает друга взглядом и снова смотрит на девочку. Та, в свою очередь, смотрит на него в ответ. Глаза у девчушки и вправду большие, синие такие, только усталые. Она смотрит на мужчину какое-то время, а после размыкает сухие губы.
— Тося?.. — шепчет малышка, и Серега чуть хмурится, совершенно не расслышав слов.
— Что? — придвигается он ближе, не беспокоясь, что может заразиться сам.
Но кроха смотрит на Матвиенко ближе, бегает взглядом по лицу мужчины, а потом смотрит на щель у двери комнаты, рассчитывая, видимо, увидеть знакомую тень. И не видит. Кьяра закрывает глаза, натягивая на голову одеяло, и Матвиенко правда не понимает, что ему делать, как вдруг телефон в его кармане дважды вибрирует.
Серега чуть привстает, вынимает телефон из заднего кармана и смотрит на экран гаджета: Инстаграмм. «pozov дополнил (а) свою историю». Блокировка экрана проходит успешно, и у Сереги на мгновение глаза на лоб лезут. «Локация. Москва.» И подпись к фото: «У брата юбилей, а у дочки сто рублей». И довольная Савина, сидящая на руках у Кати с игрушечной большой купюрой.
— Они здесь, — зачем-то вслух произносит Серега и тут же набирает знакомый номер.
Первый звонок остается без ответа, но Серега надежд не теряет и набирает снова. И через четыре гудка на том конце провода сквозь шум музыки слышится знакомый голос:
— Да, Серег?
— О, Поз, привет, — тут же обрадовался Матвиенко. — А Катя рядом? — без прелюдий решил начать он.
Какое-то время в трубке слышится только шум музыки, и Серега закусывает губу, беспокоясь, что сказал что-то не то, или слишком резко перешел с темы на тему, но загрузить он себя не успевает.
— Алло. Сережа?
Матвиенко облегченно выдыхает.
— Катя, привет. Извини, что вот так резко вас оторвал от праздника, но мне срочно нужна твоя помощь.
— Я слушаю, — немного взволнованно отозвалась она.
— Помоги понять по симптомам, что болит у ребенка, — выпаливает Матвиенко, и на том конце провода какое-то время царит молчание.
— Да, говори, — наконец снова слышится голос Кати.
— Так, в общем, — снова присаживается ближе к девчушке Серега и убирает с ее головы одеяло, осторожно погладив по голове. — Красные горячие щеки, — начинает он, — тяжело и часто дышит, — продолжает наблюдать Матвиенко и касается прикрытых век Кьяры, — такое чувство, будто даже глаза горячие.
Сначала Катя никак не реагирует, но вскоре Серега слышит, что музыка стала тише, а затем пропала вовсе, и послышалось только дыхание девушки.
— Пришли мне адрес, я приеду, — напряженно отзывается она и кладет трубку.
Матвиенко не успевает отреагировать, потому что звонок уже оказывается завершен, поэтому, даже не думая, высылает в телеграме Кате адрес Арса, сообщение с которым девушка тут же прочитывает.
Катя (19:39): Проеду через аптеку. Сколько ей лет?
Сережа (19:40): Через пару месяцев три будет
Катя (19:40): Ждите через пятнадцать минут. Сейчас дайте ей попить что-нибудь не очень холодное и на лоб положите холодный компресс
Сережа (19:41): Понял
Сережа (19:41): Спасибо
Матвиенко только собирается крикнуть Арсу, чтобы тот принес тряпку, как Попов сам вдруг появляется из ниоткуда и кладет малышке на лоб тот самый компресс. Кроха сначала вздрагивает, изломляя губы в плаксивом оскале, а после заметно расслабляется и перестает жмурить глаза, облегченно выдыхая.
— Кому звонил? — не глядя на друга, глухо задает вопрос Арс.
— Помощь едет, — тут же отвечает он, блокируя телефон и поднимаясь на ноги.
— Кто? — хмурится Попов, чуть разворачиваясь к Матвиенко.
Серега хмыкает. Он знает, чье имя Арс слышать не хочет. А если быть точнее: не может.
— Не он, — тут же отвечает армянин и идет на кухню, стараясь внушить себе, что сейчас разберется, какая, блять, ребенку температура воды нужна для питья; и в чем ей эту воду принести.
Матвиенко копается в столешницах, охуевая от того, как так все преобразилось с последнего его визита к Арсу домой. Тут и там было что-то детское.
Прямо реально детское.
Пожалуй, именно благодаря вот таким мелочам Серега вдруг осознанно взглянул в глаза реальности и понял окончательно, что Арсений живет с настоящим ребенком уже как минимум четыре месяца.
— Кто приедет? — появляется в дверях кухни Арс, скрещивая руки на груди.
— А ты пить ей даешь в кружке или бутылочке? — интересуется Матвиенко, держа в одной руке непроливайку, а в другой чашку.
— Кто приедет, Серег? — снова задает вопрос Арс.
Матвиенко просто по-царски игнорирует это вновь.
— А ты температуру определяешь, капая на запястье? — смотрит себе на руку армянин, хмурясь. — Вообще не шарю, как это работает…
— Серег!
Мужчина ставит детскую посуду на столешницу и облокачивается на нее спиной, скрещивая руки на груди.
— Чего ты зря нервничаешь, вот скажи мне? — качает он головой. — Катя Позова приедет, у нее рука наметана, дочь есть.
— Да не нужна мне ничья… — начинает Попов.
— Прекрати отталкивать людей, Арс, — впервые совершенно спокойно говорит Серега. — Обособившись ото всех, ты ничего никому не докажешь, только себя угробишь.
Арс ничего не отвечает. Серега снова берет в руки непроливайку с чашкой и подходит к другу.
— А теперь скажи мне, куда налить, и я принесу ей воды, потому что Катя сказала, что ей нужно обильное питье.
Попов молча смотрит другу в глаза, стараясь отыскать в них ответы на свои вопросы, но Матвиенко в плане ребусов не отстает от него самого, так что в отражении радужек Арс видит только себя и ничего больше.
— Ты же обособился, когда она ушла, — негромко произносит Попов, совершенно не понимая, зачем решил ударить по больному лучшему другу.
Серега воспринимает выпад адекватно, только на мгновение изломляет линию губ, отводя взгляд куда-то в сторону, а после снова смотрит другу в глаза.
— А мне не для кого стараться быть на плаву, — подразумевает Серега маленького человека. — Если ты не возьмешься за голову, Арс, и не поймешь, что тебе нельзя давать слабину, потому что ты всегда будешь ее, — указывает он в сторону детской, — опорой, то я вмажу тебе по лицу.
Попов хватает губами кусочек воздуха, осознавая, что Серега прав. Так чертовски, так блядски прав, что не передать словами. У Арса непроизвольно начинает ныть в груди, потому что он действительно так увлекся своими, блять, душевными ранами, совершенно позабыв, что нельзя упускать из виду главную вещь:
Он был отцом до того, как пришел Антон, и должен оставаться им и после его ухода.
Арсений берет себя в руки; рассказывает Сереге, где что лежит, как бы невзначай намекая, что двери для друга открыты в любое время, и он нуждался в нем охуеть как сильно. Они делают крохе питье, но девчонка все равно пьет неохотно; тихо хнычет и отворачивается, чтобы не расстраивать папу.
Мужчина мягко настаивает, чтобы Кьяра попила еще, но девочка отказывается, вжимаясь носом в подушку и прижимая к груди плюшевого полосатого тигра. Арс вернул его ей.
Просто до него наконец дошло, что дочка не виновата в том, что случилось.
— В дверь звонят, — подает голос Серега и встает на ноги. — Это Катя приехала. Я открою.
Матвиенко уходит из детской, и вскоре в парадной слышится суета, женский голос и шуршание пакета. Арс касается плеча дочки.
— Принцесса, — зовет он. — Ты помнишь Диму, который показывал тебе красоту, когда мы ходили ко мне на работу?
Кьяра ложится на спину и, после небольшой паузы, кивает.
— Сейчас к нам в гости пришла его… — Арсений старается подобрать слова, но не уверен, что дочка поймет, кто такая «жена», — подруга, — наконец произносит он. — Она очень хочет с тобой познакомиться. Ты не против?
Девчушка пару секунд думает, и затем отрицательно качает головой. Не против. Катя заглядывает в детскую робко, негромко стучит кулачком в дверь и улыбается, когда Арс поворачивается к ней.
— Здравствуй, — приветствует она, проходя внутрь.
— Привет, Кать. Спасибо, что приехала. Я тут немного… бессилен.
— Пока не за что, — отмахивается она, присаживаясь на то самое кресло, куда постоянно садился Антон.
На душе у Арса скребутся кошки.
— Можно нам поболтать с ней вдвоем? — просит Катя у Арса, и тот какое-то время колеблется.
Он не хочет оставлять дочку в таком состоянии одну, но Кате он всецело доверяет; к тому же, нужно было держать слово, которое он дал Сереге: перестать обосабливаться ото всех и принять мысль, что после ухода Антона один он не остался.
И ему есть, о ком позаботиться.
Арс все же неохотно кивает, поднимаясь с места, и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь. Катя придвигается на кресле чуть ближе и, опустив локти на колени, наклоняется к девочке.
— Здравствуй, — приветствует она девочку, сразу же быстрым взглядом пробегаясь по ее образу и предполагая диагноз. — Меня зовут Катя. А тебя?
Малышка чуть ерзает на подушке и поднимает глаза.
— Кьяра, — отвечает она немного хрипловатым от долгого молчания голосом.
— Какое у тебя красивое имя, — восхищается Позова, от чего девчушка непроизвольно улыбается. — А во что ты любишь играть, Кьяра?
У девчонки загорается интерес к разговору, и она чуть привстает на локте.
— В доктора, — отвечает она.
Катя в который раз отмечает, что ей, кажется, кто-то сверху отвесил благословение в интуитивном понимании маленьких детей, и придвигает к себе пакет, который принесла из аптеки.
— Ты не поверишь, — непринужденно начинает игру Катя, с особыми эмоциями потянувшись вниз, — но я тоже!
Девчушка фактически оживает, усаживаясь на постели и заглядывая в пакет, который показала ей Катя.
— Давай сначала я буду доктором, а потом ты, м? — предлагает Позова.
— Давай, — тут же сияет слабой, но искренней улыбкой девочка.
И выглядит она от этого гораздо здоровее. Катя улыбается крохе в ответ и старается сложить в голове все симптомы, но для целостной картины ей не хватает главного. И, если сейчас ее догадки подтвердятся, то Арсу не о чем беспокоиться.
— Знаешь, этому градуснику так холодно, — грустно сообщает Катя, вынимая его из коробочки. — Ты можешь мне помочь согреть его?
Кьяра во всю улыбается и с энтузиазмом выполняет просьбу хорошей Кати, параллельно с этим продолжая с ней разговаривать. Позова с Савиной днями напролет, и с количеством уловок, которые она напридумывала в воспитании дочери, можно уже претендовать на написание целой книги, так что она без проблем поддерживает с крохой диалог, сразу же делая мысленно пометки.
За время разговора Кьяра ожила, глаза ее начали блестеть, а сама она начала улыбаться. Щеки перестали быть такими красными, и, если после первой попытки «погреть градусник» дисплей показал Кате «37.4», то во второй раз, когда девчушка уже была разговорчивой до безобразия, показал красивые «36.7».
Позова слово сдержала, и после того, как сделала всё, что хотела, сама стала пациентом для маленького доктора, устроившись поудобнее на мягком кресле и откинувшись головой на спинку.
— Дышите! — учтиво произносит Принцесса, и Катя выполняет ее просьбу. — Не дышите. Вам нужен постельный лежим, — заключает девочка, и Позова смеется.
— Спасибо, доктор, — благодарит она малышку, и Кьяра смущенно улыбается.
Катя знает, что сейчас самый удачный момент проверить ее самую главную догадку. Если сомнения подтвердятся, то ей можно не беспокоиться, и с крохой все будет хорошо, если Арсений не пустит все на самотек.
— Ты часто играешь в доктора, Кьяра? Можешь показать мне свою аптечку?
Девочка, до того момента улыбающаяся, внезапно стала печальнее. Она сдвинула аккуратные бровки и немного отошла назад, снова усаживаясь на кровать и подминая под себя ноги.
— Я много играла с Тосей, и мои игрушки лежали в той комнате под столом, — негромко отвечает она, указывая пальчиком в сторону гостиной. — А потом Тося перестал приходить, и они все пропали.
Катя внимательно наблюдает за реакцией девочки на собственные слова, и в скором времени замечает, как щеки малышки снова начинают краснеть, а сама она сникает, растеряв все хорошее до того момента настроение.
— Папа не знает, где они, а сам играть со мной в доктора не хочет, — опускает голову кроха, а затем снова сворачивается комочком на постели и натягивает на себя одеяло почти с головой. — Тося всегда со мной играл, — расстроенно бубнит она, но Катя ее слышит, — я по Тосе скучаю.
Позовой больше не нужно ничего узнавать, она все окончательно поняла, сложив воедино всё, что нужно. Тревожить девочку она больше не собиралась, поэтому, осторожно поцеловав малышку в макушку, она забрала с собой пакет и осторожно вышла из комнаты.
Арс, до того момента о чем-то разговаривавший на кухне с Сережей, тут же вскочил на ноги и буквально подбежал к Кате, взволнованно глядя на девушку.
— Ну, что там?
Позова протягивает Арсению пакет, и тот принимает его, тут же заглядывая внутрь. Там лежал только градусник и коробка с детским «Нурофеном». Арс поднял глаза.
— Вот это ей давать? — указывая на рыжую коробку, интересует он.
Катя какое-то время смотрит на мужчину, а после мягко улыбается.
— Отдай ей ее аптечку, — исправляет его Катя, глядя Арсу в глаза, — и позволь ей снова лечить тебя.
Позова тут же замечает, как Попов напрягается, и она буквально читает в его глазах безмерную тоску, связанную с этой, казалось бы, безобидной детской игрой.
— Она не болеет, — объясняет ему Катя. — Она по нему скучает. Обычная детская психосоматика — накрутить себя до такой степени, что поднимается температура.
Девушка берет со столешницы свою сумку и телефон, параллельно вызывая такси и направляясь в сторону двери.
— И ещё… — внезапно вспоминает она, оборачиваясь к Арсу. — Вот ты вроде рядом, а на деле-то тебя нет. Пожалуйста, Арс, вернись к ней, — просит Катя, кивая головой в сторону детской. — Она по тебе скучает не меньше, чем по нему.
Арсений тихо благодарит Катю за всё, что она для них сделала, но та отмахивается, мол, совершенно не за что; ведь она сама была только рада наконец познакомиться с девочкой. Он провожает ее и даже слышать ничего не желает: он оплачивает девушке такси с лихвой, чтобы хоть так отблагодарить за то, что та приехала.
Когда он возвращается обратно в квартиру, то сначала не понимает, куда делся Матвиенко, а затем заглядывает в детскую и видит, как Серега читает крохе сказку. И каково было удивление Попова, когда он понял, что это была та самая книжка про Рапунцель, которую Арс не дочитал ей еще четыре месяца назад: в тот день, когда Антон прервал его, ворвавшись в квартиру в начале одиннадцатого ночи.
Попов прикрывает дверь и непроизвольно впервые за две недели улыбается. Всё будет хорошо. Просто надо начать с чистого листа. Просто надо попытаться научиться жить без него.
На следующее утро Кьяра снова, как и в любой другой день, пошла проверять, не появилась ли ее аптечка на полке под столом.
И Арса почти оглушил заливистый смех дочки, который он не слышал уже, казалось бы, тысячу лет. Потому что аптечка каким-то невообразимо волшебным образом снова появилась на положенном ей месте, в детской была включена диодная лампа ночного неба, а на телевизоре вновь появился канал МАТЧ.
Окружай себя светом, он лечит любые раны.
Арсений откладывает несколько бумаг, исписанных довольно мелким шрифтом, и снимает очки, потирая переносицу. Он чувствовал себя лучше, если это можно было так назвать. Большую часть времени он занимался самовнушением, но без него он точно бы загнулся.
Антон не появлялся за месяц ни разу, не звонил и не писал; и если первое время это вызывало нестерпимую боль, то сейчас он ее почти научился контролировать, подчинив боль собственному сознанию.
К Оксане Арсений привык, посиделки с ней стали чем-то теплым и успокаивающим; общение с ней было подобно исцелению. С каждой встречей Арсу становилось все лучше, и сейчас он был даже рад, что той ночью набрал именно Оксану, а не кого-то другого.
Но даже несмотря на улыбки, которые начала постепенно дарить и сама Фролова, Арса не отпускало ощущение, что все это лишь фасад. Девушка хоть и стала счастливее, от страшного осадка она, как выяснилось, не избавилась.
Арсений хотел с ней поговорить, ведь с Серегой этот диалог он уже проводил. Оксане есть, за что на него злиться, но Серега уже сделал все, что нужно, и даже больше, только чтобы она позволила ему хотя бы с ним поговорить.
Но она не позволяла.
— Тебе нужно поговорить с ним, Оксан, — глядя на девушку, произносит Попов.
Фролова отрывается от игры с девочкой и, что-то негромко ей прошептав, вручает в руки куклу Анны, после чего скрещивает ноги по-турецки, поворачиваясь к Арсу.
— О чем? — жмет плечами девушка, делая вид, что суть вопроса ей непонятна.
— О вас, — незамедлительно отвечает Попов.
Оксана фыркает, стараясь защититься сарказмом и беспечностью, но у нее получается плохо.
— Нет никаких нас и ничего нашего, — глядя на руки, негромко говорит она и хмурит брови.
— Ты не права, — качает головой Арс. — Ты виделась с ним хоть раз после того, как вы встречались в офисе?
Девушка молчит, а после отрицательно качает головой.
— Почему? — не понимает Попов.
— Не могу, — сглатывает Оксана. — Не получается… — девушка мотает головой, все еще с особым энтузиазмом разглядывая фаланги пальцев. — Никак не могу заставить себя…
— ... ответить даже на звонок? На сообщение? — заканчивает за нее мужчина, и девушка наконец поднимает удивленный взгляд. — За это время очень многое изменилось, а ты даже не даешь ему шанса объяснить.
— Откуда ты знаешь? — хмурится она.
Попов вздыхает.
— Он же мой лучший друг, Оксан, и…
Арс уже собрался было продолжить, как вдруг на столе нещадно завибрировал телефон. Попов взял гаджет в руки; это звонил Добровольский. Звонки Павла означали только одно: он что-то нарыл для дела.
Но это не означало, что новости грядут хорошие. Паша мог обнадежить Арса и тут же лишить надежды за одну минуту. Это у адвоката было в порядке нормы, и Арсений не мог винить его за это.
Попов стал общаться с Добровольским чаще; и делали они не только в официальной обстановке. Паша оказался не таким уж и черствым, каким посчитал его Арс при первой встрече, и на самом деле был человеком чутким.
Ему просто работа не позволяла быть другим.
— Я бы сказал, что готов к новой информации, но тогда я бы солгал, Паш, — выдыхает вместо приветствия Попов, прикладывая телефон к уху.
Оксана наблюдает за действиями мужчины тихо, параллельно снова вернувшись в игру с малышкой; всякий разговор с Пашей протекал одинаково, потому что большинство из них Оксана застала сама.
Девушка прекрасно знала, как все будет происходить. Сначала Арс будет напряженно слушать, затем кивать, будто не осознавая, что Добровольский его кивков не видит; затем будет улыбаться, повторяя: «Да ладно?!»
Вскочит с места и, зажав рот ладонью, будет почти вопить, и ходить по кругу, слушая адвоката. Потом встанет на месте. Замрет, фактически врастая в землю, и уставится в одну точку, напряженно сжав губы.
А затем взорвется.
Фролова знала все эти стадии слишком хорошо, чтобы понять: надо куда-то уводить Кьяру, потому что Арс уже пялился куда-то в сторону, редко дыша. Дело запахло жареным.
— Блять, — выдыхает Попов, — ну неужели настолько это дело, сука, гиблое?!
— Я всё равно буду пытаться, Арс, — слышится голос Паши в трубке. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она осталась с тобой. Но пока расклад только такой.
— Крайне хуевый расклад, — сжимает губы Арсений.
— Понимаю, — отзывается он. — Но я что-нибудь придумаю, обещаю. До связи.
— Да, — кивает мужчина. — До связи.
Попов кладет трубку грубо, почти продавливает пальцем дисплей и бросает телефон на стол, от чего Кьяра вздрагивает, отрываясь от игры. Арс трет лицо ладонями. Снова тупик. В этом деле одни, сука, сплошные тупики.
Куда бы они ни ступили с Пашей, их везде ожидает засада в виде ебаных статей, которые им не обойти, какие бы усилия они ни прилагали.
Девчушка не замечает, куда кладет куклу Оксаны, и та попадает пластиковой головой на пульт от телевизора, после чего за спиной Кьяры загорается дисплей, и — будто сам Господь сейчас решил сыграть злую шутку — на экране мелькают кадры с последнего футбольного матча.
Принцесса улыбается. Она знает, кто любит этих бегающих по зеленому полю человечков. И у нее в глазах загорается надежда.
— Папа, — зовет она, указывая на экран. — Тося придет?!
Сказанное Кьярой его имя прошибает Арса стрелой навылет, и у него непроизвольно только сильнее закипает под веками злоба.
— Тося больше не придет, Принцесса, — глухо, но раздраженно произносит он, из последних сил стараясь держать себя в руках.
Малышка переводит взгляд с экрана на папу и непонимающе склоняет голову вправо.
— Но почему?
— Потому что он не может к нам приходить! — слишком громко произносит Арс, и Оксана придвигается к девочке ближе, зная, что сейчас нужно просто помолчать.
Но у Кьяры есть свой ответ на всё. Просто Кьяра очень умная девочка. Просто взрослые не понимают, как, на самом деле, всё в этой жизни легко.
— Если он не может, давай сами к нему придем, — спокойно пожимает плечами девчушка.
Арсений садится прямо там, где стоял. Усаживается на спинку кресла, наблюдая за тем, как пронзительная синева дочки фактически просит его об этом. Умоляет. Кьяра скучала.
Невозможно, безбожно по нему скучала.
И как бы сильно Арс этого не отрицал, он не мог избежать очевидного: он просто загибался без Антона. Они оба без него загибались.
У Арса болит в груди. И, если бы он сказал об этом вслух, то Кьяра незамедлительно бы ответила, что все дело в грусти, и она всенепременно ее вылечит.
Да только не грусть это была, а тоска.
Скулящая, пронзительная тоска.
Арсений зажмуривается и закрывает лицо ладонями, опуская локти на разведенные в стороны колени. Малышка такая умная; она так невозможно права. Кроха видела этот мир поверхностно, но в то же время, казалось, будто постигла истины похлеще многих взрослых.
Нам всем нужна рядом Кьяра. Девчушка, которая, не задумываясь, говорила бы правильные вещи, способные изменить твой собственный мир целиком и полностью.
Оксана видит, как сильно тяжело сейчас Арсению. Она знала, что сейчас мужчину спасет только время, проведенное наедине с собой, и она могла дать ему такую возможность. Леша снова уехал на два дня в командировку, и квартира вновь была в ее распоряжении.
— Арс, слушай, — подает голос Фролова, от чего мужчина старается влиться в реальность и снова взять себя в руки, — может, ты разрешишь Кьяре сегодня поехать ко мне и остаться на ночь, м?
Девчушка тут же оживает, начиная хлопать в ладоши, потому что оставалась уже пару раз у Оксаны, и у нее дома вкусно пахнет попкорном, а на большом телевизоре здорово смотреть «Холодное сердце».
— Да, папуня! Можно, пожалуйста?
Кроха подбегает к папе и кладет ему голову на колени, лукаво бросая взгляд. Арсений искренне улыбается; ему тут же становится намного легче, несмотря на то, что это временно.
— Как я могу отказать? — целует он дочку в кончик носа, склоняясь вниз. — Конечно, можно.
Кьяра тут же обвивает руками его шею и, промахнувшись, звонко чмокает папу в ухо, после чего чуть ли не с криками бежит к себе в комнату, чтобы собрать рюкзачок, в котором обязательно должны уместиться Тигруля, Эльза и Анна.
Когда девочки стоят в коридоре, полностью собранные, Арс снова целует малышку в макушку, а Оксане одними губами шепчет «Спасибо», на что Фролова мягко кивает: «Пожалуйста».
Арс закрывает за ними на замок дверь, перед этим еще пару раз услышав с лестницы: «Пока, папуня!», и возвращается в пустую гостиную. Звуки футбольного матча выносить Арсений не может, поэтому выключает телевизор и обессиленно бросает пульт на диван, а сам снова идет за рабочий стол, надевая очки.
Он старается снова читать статьи, пытается найти лазейки и пару раз списывается с Добровольским, но не меняется вообще ничего, и Арс обреченно облокачивается на спинку стула, бросая очки на стол и зажмуривая глаза.
В грудной клетке непривычно громко пульсирует. Почти горячими толчками четырехкамерное перерабатывает кровь, будто чувствует, что грядет нечто важное. Арс непроизвольно скребет короткими ногтями футболку в области сердца и морщится, как вдруг резко вздрагивает.
В дверь отрывисто позвонили.
Попов поднимается с места, продолжая скрести ногтями по сердцу и не понимая, почему с каждым шагом оно начинает дубасить по ребрам все сильнее, почти мешая нормальному дыханию.
Совершенно позабыв про глазок, Арс поворачивает ключ, открывая дверь. И сердце, кажется, перестает биться вовсе. Вот почему оно так колотилось. Оно давало Арсу понять, что нужно доработать последние секунды сполна прежде, чем остановиться.
Потому что тому есть веская причина. Весь промокший от дождя, он стоял перед ним, затаив дыхание.
Он вернулся.
Антон к нему вернулся.