Глава 8 — Гамбит ради Господина (1/2)

Ваши слова не смогут изменить его мнения. Ударившись в одну из крайностей, этот человек потерял способность мыслить рационально, если когда-то вообще нуждался в таком подходе. Последним приговором является Казнь, о которой многие люди однажды взмолились. Почему бы и вам не принять ее? Десятый и Двенадцатый из рабов Его?

Как забавно слышать собственные же суждения о событиях, не имеющих конца. Раз за разом они все более жесткие и свободные одновременно, что указывает на натуру их автора, становящегося все более бесчувственным по отношению к себе.

Долго еще будешь рассуждать, Делайс? — оборвал его брюнет. — Ты не столь ужасен, как о нас говорят.

Я так устал после последней схватки, — шутливо отстранился дух.

Тогда эту возьму на себя я, — перебил бирюзовоглазый. — Каждый из нас попеременно имеет больше силы в разные моменты.

Если ты будешь столь любезен, — согласился зеленый.

Холоден даже с собой, — усмехнулся Даниэль.

Итак, кто же жертва наших интересов сегодня? Хоят какая разница на время... Пора поразвлечься, если это все еще доставляет нам хоть какое-то удовольствие. Шутка ради шукти. Агония ради агонии. Смысл, который был давно утрачен в ходе бесчисленных попыток.

Начинай.

***

Ваахл — город, который леденеет в ночи, обращаясь хрустальным бутоном. Люди становятся словно призраками, рассекая тесные улочки, укрывшись под мантиями. Скрытая власть выходит на обход, плавно минуя дом за домом. Шлейф из осколков, рассыпающихся в пыль, следует за ней.

Настанет и утро, не оставив и следа после подлунных церемоний, кроме проступившей росы, что отразит все в себе. Жемчуга природы, ставшие символом озерной местности. Душа, источаемая ими в мягких потоках, столь же приятна и не запятнана, сколь сама суть жизни. От самих слов этих становится противно.

Потому что я тот, кто пришел разрушить этот иллюзорный покой, проникший в людские сердца.

Нарушение Десятое — Лицедейство

«... Почему же лжешь ты себе, дитя мира сего?..»</p>

Фирс Иоаннидис — до боли в сердце преданный апостол, готовый поставить на кон самое для него ценное, дабы отыскать истину в случившемся. Кем бы ни был Сеятель Процветания, парнишка явно пытался заткнуть им нелюбовь к себе, найдя идеальный образ, который бы во всем превосходил его и был бы вне досягаемости.

— Какая простая манипуляция не находишь? — воплотился посреди улицы Даниэль. — Фирс Иоаннидис.

На этот раз волосы оппонента были прекрасно видны, как и глаза, пестрившие изумрудом. Только рот и нос скрывались под черной металлической маской. При этом на голову был навешан капюшон. Все столь же черный, сколь все одеяние.

— Давно не виделись, брат, — ухмыльнулся зеленовласый, источая какую-то непривычно давящую атмосферу, заставлявшую тело ломится от слабости.

— Тадиэль! — окликнул товарища разноглазый. — Действуем?!

Кладка мощенной дороги ополчилась против вторженца, поднявшись единой волной. Вспрыгнув, реплика оглянулась по сторонам: куда же поспешили ее жертвы, полные уверенности и энтузиазма, который в будущем так просто утратят, столкнувшись с картинами реальности.

Нарушение Двенадцатое — Ложь

«... В словах твои нет правды, но не оставлю Я тебя в пустоте»

</p>

Тадиэль Кассиэль, — наблюдал за мимолетными движениям апостола Лоттерс. — Гениальный стратег, который смог пережить события захватов и даже выйти из них победителем. Почему же ты ведешь себя столь иррационально сейчас, раз перед тобой все как на ладони? Ответ до ужаса прост:

— Ты запутался в себе, Тадиэль Кассиэль? — улыбнулась реплика, сократив разрыв в воздухе. — Ха-ха-ха.

— Жестокий ты ублюдок, Долайн, — заблокировал удар Уроборосом Двенадцатый. — Достал нас даже здесь ради своих стремных пристрастий.

— Не думал, что ты будешь столь неразборчив в словах, — блеснули глаза апостола, пока сзади его атаковал Десятый, обрушившись дымно-кирпичным кулаком. — Вы все очень предсказуемы, — пронзила энергетика область.

Реплика использовала Приказы, не взывая к ним. Инстинктивно, словно то было заложено самой ее сутью, что постепенно раскрывалась.

Попавших в сей омут заломало сильнее прежнего: робость и противоречивые импульсы в мышцах, что не позволяли двинуться. Ощущения, что мир вокруг тебя обратился клеткой, из которой не было выхода. Преимущество превосходного Четвертого, о котором не знал Долайн.

— Ты и вправду думаешь, что это остановит нас? — пикировал, обратив камень в лед, демон.

— Давно не виделись, — махнул рукой Ноннемо товарищам, переведя свое внимание на облик, несколько оцепеневший от силы противника.

— Неплохо, но все же ожидаемо, — раскололся ледяной покров. — Твой иммунитет никак не поможет, архаика.

— Как ты меня обозвал? — недовольно вытолкнул союзников из зоны воздействия темноглазый. — Да за такое ты у меня полетишь дальше небес, — покрылся кристаллической коркой брюнет, двинув с нажатием рукой вперед.

Давление, созданное им, проломило аналоги костей в теле клона. Поняв это, Даниэль мгновенно заживил их, сжав кулак. В следующий миг позади него появился образ, напоминавший лиса. Зеленого и неосязаемого, едва видного. Разжав кисть, апостол метнул снаряд, имевший отверстия по окружности и по полюсам. В полете тот обнажил энергетическое поле, всасывавшее в себя реальность.

Мелькнув перед Фирсом, Двенадцатый подставил клинок под ядро, пропустив товарища вперед. Дымная структура, выстраивавшаяся прямыми линиями, отливала розовым, настигая противника на удалении. Лед обжигал, касаясь ненастоящей кожи лица. Изумрудные глаза блестели в такт движениям Четвертого.

Небеса окрасились черными оттенками, переходя в зеленые. Яркие и независимые. Жизнь остановилась на время. Жертвы вердикта даже не понимали, что застыли. Для них нынешнего не существовало. Было ли реальным хоть что-то на самом деле?

Размеренно Даниэль созерцал картину заточенного мгновения. Победоносно подойдя к Тадиэлю, он коснулся его макушки; послышался невыносимый треск. Кровавое нечто проявилось перед лицом зеленовласого, схватив нарушителя покоя за руку.

Сила существа превосходила ту, с которой мог бы воздействовать человек. Масса, принимавшая схожий Тадиэлю человеческий облик, не обладала временем. У нее не было ограничений и разума, как такового. Единственное предназначение ее заключалось в том, чтобы выжить.

Каждый из апостолов представлял из себя уникальное полотно, которое расписала жизнь их руками. Детали, делавшие двенадцать личностей самими собой, отражались по ходу ментального взросления. В данный момент все они были травмированы и неспособны проявить весь свой потенциал, не разобравшись в себе.

Место соприкосновения засветилось и заискрилось, а затем показались зеленые яркие лапы, высвободившие Даниэля из хвата противника. Полупрозрачный дух лиса достаточно оттолкнул неприятеля, ввязавшись в бой за благополучие хозяина.

Недоверчивый Тадиэль, игравший на публику, сам по себе походил на плутоватого зверя, работая с чувствами людей, как то было ему выгодно. Один за другим знакомые сменяли друг друга в его жизни. Не оставалось никого, кроме Нее, кому бы можно было доверять.

Все остальные ушли...

— Прекрасное исполнение, — подмечала женщина. — Техника как всегда на высоте.

Ее холодный безразличный тон все же был наполнен странным теплом, непостижимым и отталкивающим, но одновременно достаточно приятным и цепляющим.

— Благодарю вас, — покланялся русый, не отводя взгляда от объекта своего желания.

— Столь качественная подготовка говорит о твоей постоянной практике, — уставала от рутины шатенка. — Неустанные тренировки это то, что делает тебя тобой.

Разве без этого я ничего из себя не представляю? — крутились в голове подавленные мысли, погружали в себя неудовлетворенные потребности и чувства.

— Протоколы защиты не потребуются, если ты продолжишь в таком духе, — отстраненно от реальности улыбалась длинноволосая.