Глава 7 — Попарное отчаяние (2/2)

— Я, кх, бываю, кх-г, глуповат! — потекли слезы. — Прости меня кх-х! — искренне просил неизвестный, похрипывая.

— Убийца, маньяк, насильник? — предположил Восьмой, основываясь на приобретенном опыте. — Или просто тупой мальчишка?..

— Почему-у-у?! — протяжно простонал Эйнар. — Я просто очень позитивный человек~ - самоуверенно и слащаво произнес блондин

Эта манера речи заставила содрогнуться изнутри Хинсака, испытать легкий жар и одновременно холод. Было бы ему хоть какое-то дело, то он бы смутился и попросил больше такого не делать. Дела ему не было, поэтому он просто смутился.

— Что тебе от меня надо? — не желал стоять на месте апостол. — Время не резиновое.

— Немного нового знакомства, — почувствовалась опасная мощь.

Дернувшись, Восьмой вжал клинок в горло блондина, так и не взглянув повторно на парня. Нечто терпкое и тягучее исходило от него, источая сладкий пар.

— Ни слова больше, — в напряжении находилась вся рука русого. — Расходимся разными путями.

Воздух наполнился кислотой, заставив Эйнара потерять сознание. Протерев орудие серой тряпкой из кармана, апостол неторопливо пошел дальше, прожигая землю под собой желчью. Салатовый туман окутал леса вблизи Сцинга. Все, кто попадал в него, теряли память о последних событиях.

— У тебя ужасный вкус, — разразился знакомый голос поодаль. — Давай лучше это, — протянул коротковласый брюнет в черной водолазке и того же цвета маске, застегнутой карими ремешками сзади, легкую робу.

За стеклом витрины стоял человек, которого Хинсак никогда не видел. Внешность ему ни о чем не говорила. Но голос... Он точно его слышал где-то. Будучи наемником, приходилось сталкиваться с самыми разными людьми, каждый из которых представлялся отдельным расписанным холстом.

— Но я не хочу что-то легкое... — не особо был доволен его товарищ. — Тяжелое и меховое меня очень даже устраивает...

— Но тебе же жарко, Баул! — не мог согласиться незнакомец. — Летом в таком не ходят.

— А в чем еще ходить?.. Холодно же будет, — искренне не представлял себе черноволосый кудряш. — Ведра таскать в таком точно не буду...

— Ты больше никогда не будешь их таскать, успокойся, — чувствовался доброжелательный настрой, но... от его разило болью и внутренним отстранением.

— Не стойте, пожалуйста, посреди улицы! — недовольно постучал по плечу глашатай.

Всего на миг тот мужчина за стеклом обратил взгляд своих голубых глаз на Восьмого. Мгновения было достаточно, чтобы русый слился в единое целое с толпой, как то и было всегда. Этот взгляд... что-то в нем выдавало знакомое...

Мне никогда не хотелось быть тем, кто выделялся бы в обществе. Пытаясь скрыться от других, я обрел силы, позволявшие мне избавляться от людей, если те приносили нестерпимое количество боли. Будь то образ или физическое воплощение. Желание подавить в себе воспоминания никогда не покидало меня. С каждой новой жертвой я лишь больше желал забыться, и у меня все для этого было...

***

— Итак, Делайс, очередное или же шаблонно запланированное орудие твое пало?

— Все верно, но никакой разницы от этого не будет, — укрепился во мнении дух.

— У тебя есть идеи на будущее? — говорил командующим голосом брюнет.

— Будущее? — усмехнулся зеленый. — У меня нет такого понятия, — крутил он в эфемерных кистях прозрачный куб, который затем рассеялся.

— Тогда закончи начатое и продолжим наблюдать за спектаклем, — улыбнулся бирюзовоглазый.

«... Миг за мигом кинопленка сгорала в огне реальности, выстроенной ими своим непомерным контролем. Мироздание, как игрушка, вращалось в руках людей, сидевших в своих удобных кресалах. Насколько дальновидны были их стратегии, никто не мог предположить...»

Довольно.

— Сущность, разрушающая носителя, в конце концов разрушит и саму себя, — заключил Сеятель, наблюдая за потоком информации, устремлявшейся зеленым лучом в небо.

— Мне не довелось увидеть носителя сего создания воочию, — произнес брюнет в пальто, доходившем ему до голеней. — Чем же он отличался?

— Даниэль был человеком с большой буквы, скажем так, — пытался восстановить свои воспоминания беловолосый. — Каким-то образом в живых остались только мы с ним.

— Элементали не скорбят об утрате, — поднял легкий кристаллик с земли мужчина. — Обо всем, о чем угодно, но только не о другом человеке.

— К чему это?.. — кажется, дошло до красноглазого.

— Делайс, как вы его назвали, не имеет сожалений о потере своего телесного сосуда, — решил приблизиться к потоку черноглазый.

Черный кейс позвякивал в его руках, отблескивая под рассеянным светом, что касался мира сквозь темно-серые тучи, напоминавшие вату. Легкую и невесомую, при этом казавшуюся такой далекой и недоступной. Она вызывала недоверие, будто скрывая что-то. Сухая земля, периодически орошаемая дождем, так и не смогла обрасти травой. Небольшие пучки, постоянно влажные, виднелись местами, но не больше в этих пустошах.

— Какая интересная структура... — с панически-тревожным видом дернулся Сеятель, завидев как его новый знакомый полез рукой в энергию. — Редко такое увидишь.

— Пожалуйста, не поступайте безрассудно, — выдохнул, все еще беспокоясь, аберрационный. — Он же так спокойно людей вскрывает...

— Как быстро вы его помещаете обратно? — послышалось или нет: казалось, усмехнулся собеседник.

— Пытаюсь изучить: есть ли какие-то различия, а затем заточаю, — объяснил последовательность беловолосый. — У него нет никаких пожеланий, из мертвого тела все так же не способен сбежать.

— Разве оболочка не является единственным ограничением? — не ожидал услышать подобного черноглазый.

— Обычно да, но все, что мне остается, это смиренно принимать его злобный взгляд, пропитанный такой глубокой ненавистью, что мне сложно описать ее, — наблюдал за жертвой коллекционер. — Ужасное чувство...

— Разве не вы были тем, кто так усердно заботился о Даниэле? — продолжал мужчина.

— Делайс имеет свою точку зрения, расходящуюся с моей, — болезненно улыбнулся, почувствовав головную боль, безымянный. — Из-за этого у нас часто разногласия.

— Насколько глубоко он проник в ваш мир? — взглянул с оправданной нагнетавшей опаской собеседник.

— Без понятия, — вздохнул Сеятель, все же несколько понимая ситуацию. — Меня там не бывает.

— Рекомендовал бы вам тщательно изучить этот вопрос, — раскрыв кейс, нажатием среднего пальца по кнопке, брюнет поймал подлетевший листок, окутанный апельсиновым свечением, мягким и теплым. — Не оставляйте его рядом с теми, кто психически нестабилен, — записал что-то пальцами на бумаге он.

— Попробую прислушаться к вам, — кивнул устало красноглазый.

«Никто... Никто. Никто Меня не сдержит!..»

Сколько бы вы не пытались, никому не дано подчинить ту силу, что есть я. Отчаянные попытки ни к чему не приведут, я все так же останусь спокоен, потому что заведомо победил. Мои чувства превосходят любые от самого своего корня, который человечество так упорно пытается найти, оставаясь слепо на оба глаза.

Четвертый апостол Сеятеля Процветания — одна из множества личин, что я однажды принял на себя, сохраняя неизменность внутри. Грандиозный спектакль, именуемый жизнью. Трубят фанфары, раздаются аплодисменты, сопровождаясь какофонией криков. Занавес опускается, а вокруг дым и пепел, пятна крови и треск тлеющих страниц.

— Ты все еще хочешь играть со мной в эту игру? — обуял реальностью, подвластной ему, Даниэль. — Увы, последствия будут самыми непредсказуемыми для тебя; мне же все заведомо известно, — лукаво улыбнулся парень.

— Закрой пасть, я не собираюсь оставаться той, кто будет плясать под твою дудку! — возмутилась седовласая, пытаясь выпутаться из вязких оков цикла бытия.

— Тогда приготовься к неимоверным мучениям! — поднял бокал в знак торжества брюнет.

Содержимое сосуда вырвалось из него с треском, заполонив собой иллюзорный мирок. Потонув в пенящемся и искрящемся веществе, голубоглазая осознала себя только на поляне, полной иссеревших цветов. Все выглядело слишком реалистично несмотря на абсурдность происходящего.

«Право на мир...»