Часть 18. Какова тебе цена? (1/2)

Хазан мнётся, неосознанно сжимает до посинения замерзшие пальцы одной руки в кулаке второй и чувствует как стынет в них кровь.

И что же сказать? Маме нужны были деньги? А ты мне просто понравился? — находу соображает она.

Но сама молчит.

Обида, которая скребла ей душу от самого дома Кериме, перерастает в гнев. Такой знакомый и такой надёжный, что сейчас он кажется ей тем самым убежищем для оголенной души, где можно укрыть ее наготу и затолкать воспоминания о теле, которое он раздел, но не взял. Даже благодарность, испытываемая все это время за то, что Ягыз не перешёл черту, перерождается теперь в ощущение унизительного отвержения.

Хазан на собственной шкуре вдруг ясно понимает, о чем именно толкуют женщины, когда предупреждают о горечи брошенок. Сколько таких историй слышала сама Хазан. Ягыз не ответил на чувства… неужели он не понимает что значит для девушки предложить себя мужчине?

Особенно такой как она?

Да как же он может знать какая она?

Вот именно! Он не знает.

Она предложила себя незнакомцу!

А что в ответ? Не взял ее тела, не принял чувства, а сейчас так легко допускает, что она продажна!

Нет! Нет! Она сама виновата во всем!

Хазан резко тянет руки к ушам, будто не желает слышать многоголосый упрек стремительных мыслей.

Терпеливо ожидающий Ягыз стоит поджав губы. При виде того, как Хазан морщится и сдавливает голову, он с удивлением разлепляет их. Рот шевелится, проговаривая чо-то беззвучное. Эгемен и сам не замечает, как начинает переступать с ноги на ногу. И… тоже молчит. Так, будто ждет. Ждет ее слов как приговор. Сам не знает почему.

— Нам нужны были деньги! — выпаливает правду она. Но с таким выражением лица, будто ненавидит его сейчас больше всех на свете. Брови мстительно двигаются на ее гладком, высоком лбу. Глаза презрительно сужаются.

Знакомое ему выражение. Чувствуя силу и опасность этой девушки, Эгемен неосознанно делает шаг назад.

Хазан говорит «деньги»! Деньги, которые она вернула? Что теперь, стали не нужны? Хорошо, он спросит иначе.

Ягыз снова шагает к ней, подходя еще ближе. Его вторжение оглушает девушку.

Внезапно Хазан кажется, что она слышит тишину на крыльце, звуки затихающего праздника на дальней улице, капель с крыш и деревьев — это тает снег.

А перед глазами он… его суровое лицо. И больше некуда бежать, Эгемен парализует ее, сковывает непрерывным взглядом. Большая ладонь угрожающе тянется к лицу и она неосознанно отворачивается, отдаляясь от него. Но Ягыз настигает мягкую, прохладную щеку девушки и едва касаясь, вынуждает замереть. Его тёплые пальцы греют кожу.

— Хазан, — Ягыз наклоняет к ней лицо и внимательно смотрит в глаза. — У тебя был кто-то?

Его самого передёргивает от того, что он спрашивает сейчас. Удивлённый, он уговаривает себя, что это нужно для «дела». Это простой силлогизм. Отрицательный ответ исключает его «главные» подозрения. А положительный? Положительный ответ не будет иметь никакого смысла. Непродолжительный торг и ее молчание вызывает слабое движение его пальцев…

Хазан пытается сморгнуть гипнотическую власть Эгемена. Глаза широко открыты и смотрят куда-то ему в переносицу, где болезненно сведены его ухоженные широченные брови. Вслед за гневом, к ней липнет упрямство, она видит как его большой палец тянется к ее губам. Его прикосновение обжигает Хазан… он чувствует ее холодные губы. Холодные потому, что все это время она дышит через рот. Девушка осознает это и злится еще больше.

Его слабый кивок головой стряхивает ее взгляд с переносицы ему прямо в глаза. И ей еще ни разу не было так страшно смотреть в них, как теперь. Есть во взгляде что-то, чего не было раньше. Лицо его напряжено, губы приоткрыты, в глазах желание — но не одно и оно не главное. Ягыз не просто смотрит на нее с вожделением. Он будто и сам созерцает, изучает свое влечение к ней. Взгляд полон неспокойной мысли, обращенной к самому себе. Ягыз смотрит на нее, но пытается увидеть себя и ее отражение внутри, в себе. Картинка внутреннего проецируется на Хазан, от чего жадная близорукость вынуждает его склониться еще ближе.

Он ведь так и не дождался ответа…

— Кто-нибудь прикасался к этим губам? — палец вдавливается в мякоть пухлой губы. И ему будто уже все равно, что она подумает. Привычная, светская незаинтересованность в женском прошлом куда-то улетучилась. И это бесит. Ягыз считал невмешательство признаком цивилизованных отношений, оказалось он былбезучастен лишь потому, что ему было все равно. Все убеждения о равной свободе мужчины и женщины рассыпались в пыль при встрече с Хазан. Оказалось все важно. Оказалось ему нужно, чтобы только он… какой бы сумасшедшей и постыдной не была его надежда, только он прикасался к ней первым и единственным. Первый и единственный кто поселился в ее сердце, потому что она тоже, черт возьми, первая и единственная, кто вошла в его жизнь. Как же так? Что за бред?

— Ты встречалась с парнями? Может у тебя есть, хм, ухажёр? — небрежно выводит он свои вопросы из плоскости чувств в поступки и факты. Небрежно, потому что самому стремно слышать собственный голос, больно думать о смысле сказанного. Каково ей?

Этого достаточно, чтобы Хазан окончательно возненавидела его.

— Да был!.. есть… (ты, идиот! — думает она). И тебя это не касается, забыл? — заключает девушка вслух.

Что же, может он теперь даже пожалеет что не воспользовался случаем, который так удачно представился в доме Кериме. А он, наивный дурак, упустил ее, лакомый кусочек.

Но при взгляде на мужчину, непонятно что он думает. На красивые черты ложится тень недоверия. Он не желает верить. Блефует она, точно дразнит его.

— Н-нет, — растягивает он невнятное возражение.

— А что тогда спрашиваешь, коли не веришь? — на лице Хазан красуется злобная ухмылка.

Она будто просекла унизительные подозрения или, скорее, притязания мужчины. Такой же как все. Как все парни, с которыми она ходит по одной улице. Этот сноб из высшего, мать его, общества, такой же осёл и эгоист, как все самцы с ее района. И ничто кажется не изменит их сущности — ни кутюр, ни статус, ни образование и даже происхождение и привычки.

Как обидно! Как несправедливо… мужчины помещают честь женщины ей между ног, в то время как свою бережно лелеют в сердце. Мужская честь благородна, он сам себе хозяин, а женская — материальна. Ее можно запросто отнять против воли. Как мало власти над собой в этом мире. Честь мужчины предмет его гордости, а для женщины — причина ее уязвимости. Вот почему соседские матроны так трясутся над своими дочерьми. Ведь честь нужно сохранить во что бы то ни стало, без нее этим девочкам грош цена.

Даже Эгемен… вот и он намекает, что и у Хазан есть своя цена. У чести Хазан существует материальный эквивалент и он хочет узнать достойна ли она его внимания. Как это унизительно… а как же чувства? Где уважение к ней как к человеку, личности, в конце концов?

Вместо ответа Ягыз шумно изгоняет из легких спертый воздух, выдыхает нахлынувшее разочарование.