Часть 9. Туфли (2/2)

Молодой человек, уперев руки в бока, с напряжённым любопытством следил за родителями.

— Кериме ханым, вам не обязательно так спешить. — возразил сын, не сводя глаз с отца. — Я сам вас отвезу.

— Действительно, К… Кериме. Останься. — запинаясь молвил господин Хазым. — он явно был сбит с толку неожиданной встречей.

— Ягыз. Я жду тебя, как ты обещал, на днях. Да сынок? Я все же поеду.

— Мой водитель тебя отвезет… — предложил Хазым.

— Нет нужды. Меня привезла машина, которую мне выделил Ягыз. — женщина с гордостью подняла глаза на молодого красивого Эгемена — ее сына.

— Я вас навещу, Кериме ханым. — пообещал младший Эгемен. В глубине души он благодарил женщину за тактичный уход.

Когда дверь за ней закрылась и Ягыз вернулся в гостиную, он застал отца у самого окна.

Молодой человек подошел и встал рядом, так же заглядывая в даль.

— Знаешь, я пришел по настоянию твоей матери, Севинч. После того, как слухи о вашем расставании с Мелиссой подтвердились, она поняла как все это серьёзно. Просила тебя образумить. Объяснить какую огромную ошибку ты совершаешь.

— Ты таким образом собрался меня убеждать? А что думаешь ты сам? — Ягыза расстраивало упрямство матери и странное вступление, которое сделал отец объясняя свою миссию.

Мужчина молчал, нерешительно двигая подбородком.

Ягыз терпеливо ждал.

— На самом деле я пришел просить тебя о том же самом. Но встреча с Кериме выбила меня из колеи. Я очень виноват перед ней. Я причинил ей много горя. Ее помутнение — лишь способ справиться с той жестокой реальностью, на которую я ее обрёк. — мужчина опустил голову.

Ягыз внимательно слушал, боясь спугнуть искренность отца.

— Знаешь… я всегда любил твою маму, Севинч, мы прожили с ней долгую, счастливую жизнь… полную взаимного уважения. Наш брак был признан всеми, составил обоим хорошее положение в обществе. — Хазым ностальгически смотрел в окно. — Когда нас познакомили, я был молод, независим, полон амбициозных надежд. Севинч была единственной дочерью богатого, знатного семейства. Это была девушка натурально белокурая, яркая, голубоглазая, с потрясающей внешностью, прекрасным воспитанием и поэтической душой. Наши родители желали этого брака. Я сумел разумом достучаться до сердца и решился на свадьбу. Мы были по-своему счастливы, родился Гекхан. Мама приняла обязанности хозяйки нашего особняка, а я остервенело занимался бизнесом. Искал прибыльные производства по всей стране. Длительные командировки стали для меня нормой… — мужчина тяжко вздохнул и протёр ладонью лицо. — В одной из таких поездок к Черному морю, в Хопе, я встретил твою мать.

Ягыз впервые выслушивал откровение отца о чувствах. Молча, не двигаясь с места и почти не дыша.

— Она была дочерью чайного плантатора. Удивительная, дикая, блистающая первозданной красотой. В волосах ее жил ветер, в глазах горел закат над морской чернотой. Она пленила меня с первого взгляда. Я никогда не думал, что можно так любить женщину и так остро чувствовать жизнь. Я будто помутился рассудком. Я каждый день умирал, сгорал в муках любви, и каждое утро бежал к ним на ранчо, чтобы только увидеть ее и воскреснуть… и снова сгореть до тла. Тогда только я понял, что до сих пор не жил… не любил… между мной и Севинч никогда не было той любви, о существовании которой я узнал значительно позже.

К моему великому счастью тогда, Кериме ответила мне взаимностью. Я умолчал о том, что женат и у меня есть сын. В этом мой самый большой неискупимый грех. Я соблазнил невинную девушку. Она верила мне. По возвращении в Стамбул я искал всякую мало-мальскую возможность поехать в те края и увидеть ее. А потом на нас свалилась реальность. Кериме узнала, что беременна. И я оказался в ловушке, в которую сам себя загнал. Над девушкой нависла катастрофа. А дальше ты знаешь. Я помог ей с учёбой, прикрыв этим ее отъезд. Позже я повинился перед Севинч. Мы были сломлены, а наш брак трещал по швам. Но она решила его сохранить, только потребовала, чтобы я забрал тебя у матери. Она небезосновательно опасалась, что я оставлю их с Гекханом ради вас с Кериме. После родов бедная Кериме была в отчаянном положении. Она узнала, что я женат. Вернуться с ребенком в те годы в края Карадениз было самоубийством. Я смог убедить ее согласиться… практически вынудил отдать тебя. Чтобы хранить тайну, я вынужден был держать твою мать в дали от Стамбула. Лишённая возможности воспитывать тебя, она так и не вышла замуж, а рассудок ее мерк изо дня в день. Отец ее разорился, а вскоре умер от сердечной недостаточности. Я посылал ей денег. Выкупил отцовский дом. Но что это по сравнению с тем горем, которое я ей причинил? Я погубил жизнь молодой красивой женщины. Я один во всем виноват. — голос Хазыма дрогнул, он уронил лицо на ладони. — Я виноват перед тобой, перед Севинч. Я кругом виноват!

Ягызу показалось, что отец плачет.

Ничего из сказанного не было новостью для него, кроме того, что он рассказал о любви к Севинч и о том, какой сумасшедшей любовью горел к Кериме. Но именно это и стало для него сегодня откровением. И он смутно представлял почему.

— Папа… сипло произнёс молодой Эгемен. — Что было, то прошло. Прошлого не воротишь. Время расплаты наступило для тебя тогда, когда ты испытыл первое угрызение совести.

— Это со мной уже на всю жизнь.

— Я уверен, «она» не желает, чтобы ты так терзался. Ты и мама многое мне дали. Достойную жизнь и хорошее образование. Я вам за все благодарен. — сын подбадривающе положил руку отцу на плечо.

Господин Хазым пронзительно долго смотрел сыну в глаза.

— Сынок. Хоть я и пришел с тем, чтобы призвать тебя одуматься насчёт Мелиссы. Но ухожу с совершенно иным призывом — не связывай себя отношениями, в которых не уверен. Поступай по сердцу. Я, как родитель, всегда тебя поддержу. — мужчина резко развернулся и пошел к двери. Сын только слабо окликнул отца, но услышал лишь как захлопнулась дверь.

Вот тебе раз… — думал Ягыз. Взгляд упал на туфли. Они с отцом стояли практически рядом. Но мужчина был настолько поглощен воспоминаниями о прошлом, что слава Аллаху, их не заметил.

Ягыз резко зашагал на второй этаж. Подальше от этих образов. Улегшись в постель раньше времени, он отчаянно пытался заснуть. Не получалось. Слова отца не шли из головы. Родная мать Ягыза поразила его воображение. Это была сумасшедшая любовь с первого взгляда. Сумасшедшая… лан. Внутри надрывно заныло. Что если бы отец не женился, что если бы он вовремя встретил его мать… — но Эгемен тут же пресек эти мысли. Он отвернулся от окна.

Сожаления не приносят ничего кроме горечи. Он хорошо это знал. Нужно принимать решения и действовать глядя только вперед. Не оглядываясь и не сожалея. Именно это кредо помогло ему обеспечить успешный рост семейной империи. Именно так он устраивал хладнокровные поглощения и слияния, приносившие многомиллонные доходы в твёрдой валюте.

В другой части Стамбула, в отличие от Ягыза, в полном забытье, с высокой температурой спала Хазан. Девушка успела промокнуть под дождём еще до того, как приехала в свой район, а постояв возле дома с Ягызом, подорвала здоровье окончательно. Горящие красные губы повторяли только одно: она раздобудет денег и вернёт ему все до копейки. Пусть Эгемен знает, что Хазан не продаётся, он не смог купить ее поцелуй. Да, украл, но не купил.

Прошла неделя. Сбережения девушки таяли, кошелёк прохудился окончательно. Надежды на то, чтобы вернуть ему деньги через два месяца полетели прахом.

Эгемен, включив десятую скорость, с головой погрузился в работу. Возвращаясь глубокой ночью, безо всякой рефлексии, он непременно усаживался перед идолом, который уже на третий день внутренней борьбы перестал покидать свой пьедестал на журнальном столе. И одному Эгемену известно что за силы он черпал, какие чувства проживал при созерцании туфель, попавших ему в руки прямо с ножек Хазан. ”Сеанс” заканчивался твёрдым обещанием себе, что к исходу второй недели он непременно избавится от артефактов.

Идиллия единения с предметом мрачных фантазий была прервана грубо и неожиданно. Эгемен вернувшись к себе после долгого напряжённого дня, не включая свет, прошёл в гостиную и резко вздрогнул при звуке постороннего голоса.

— А вот и ты. А то я уже устал сидеть и пялится на любопытный экспонат у тебя на столе. — в темноте шевельнулся силуэт с кучеряшками Синина.

Молодой человек, после очередной скандальной ссоры с отцом вторгся в квартиру брата.

— Как ты здесь? — раздражённо спросил старший ощутив себя пристыженным, словно «злоумышленник» вторгся не в квартиру, а в саму душу ее владельца.

— Наш отец снова вцепился мне в горло. Разве трудно догадаться?

— Ты сюда давно не заявлялся. В Стамбуле закончились адреса, по которым тебя могут утешить?

— Ты против моего присутствия? — вопросом на вопрос ответил Синан. — Могу уйти.

— Нет… не против… — смягчился Ягыз. — Наоборот, чем оставаться непонятно где, лучше приходи сюда.

— Ну я так и сделал. — в голосе младшего прозвучала благодарная смешинка. — А у тебя тут интересно. Тёмная ты лошадка, брат. — Синан снова кивнул на туфли. — Непонятные двусмысленные отношения с Мелиссой, внезапное расставание… а тут вот что — дамские каблуки в самом центре твоей берлоги. Уж явно не Мелиссы.

— Я устал. Пойду сразу спать. Комната внизу в твоём распоряжении. — Ягыз повернулся к ступенькам.

— Хазан да? — бросил ему в спину Синан.

Ягыз остановился и слушал его необорачиваясь. — Я сразу понял. Как увидел… Неспроста между вами искры летели.

— Синан… — Ягыз обернулся.

— И да… — младший тут же перебил брата. — Тогда на набережной — ты мне соврал, сказав, что девушка тебе безразлична.

— Доброй ночи. — Интонация Эгемена ставила жирную точку в их короткой беседе. Он торопливо поднялся наверх.