26. Я как золотое перо из твоих крыльев (2/2)

— Это он! Он просто убивает тебя!

— Нет, нет, — Чимин улёгся обратно, зажмурившись, — он любит меня. Он не виноват ни в чем, ты просто… — ему было чертовски тяжело, — У тебя нет права говорить о нем такие вещи. Это не он сделал меня таким, не он.

— Ну, а кто тогда? — грубо спросил Хосок, — У кого твоя душа? Он клялся тебе, что сохранит ее, а на деле что? Ты просто бредишь, Чимин. Хватит защищать его. Юнги виноват в том, что теперь ты умираешь.

— Нет! — Чимин разрыдался, с болезненным стоном отворачиваясь от них, — Я люблю его. Это мой человек, у вас нет права говорить о нем такие вещи и вешать на него обвинения. Моя душа… — вздохнул тот, — Да, она у него, но это не он сделал так, что теперь я… я в таком ужасном виде.

— Чимин! — разозлился Лин, — Перестань.

— Я… — тот захныкал, сжимая на себе рубашку, запачканную собственной кровью, — Я хочу его. Чтобы он пришел.

— Я просто не могу допустить вашей встречи! — Не дал поговорить тому Лин, — Он просто ужасен, он не сдержал свое слово, он самая настоящая тварь, с которой тебя вообще не должно ничего связывать!

— Это вы — твари, — отрезал Чимин, продолжая задыхаться своими собственными слезами, — уходите. Я не хочу слушать вас. Если вы ненавидите его, значит ненавидите и меня. Уходите. Вы сами знаете, чтобы мне стало лучше, мне нужно вернуть свою душу, но вы не хотите, чтобы Юнги приближался ко мне.

— Ты назвал меня тварью? А ты тогда кто? Кто ты? Ты знаешь, что я переживаю сейчас, что мне пришлось и Хосоку сделать, чтобы ты сейчас мог просто говорить? — в голосе Лина звенела самая настоящая обида. Чимин лишь уткнулся в подушку и уже мечтал избавиться от этих мучений.

— А ты знаешь, что переживаю я? — спустя секунду молчания прошептал Чимин, — Просто покиньте меня. Даже если мне станет хуже, я не хочу, чтобы твои руки касались меня. Ты не уважаешь меня, мой выбор и не хочешь поставить себя на мое место.

— Чимин, ты не думаешь, что это перебор? — настороженно спросил Хосок, наблюдая, как дрожали плечи парня.

— Если вы не уйдёте, я совершу самоубийство. Я разобью свою душу перед отцом, и виноваты будете вы.

Это было ужасно. Ужасно слышать от Чимина такие вещи. Лин не мог понять, как сильно повлиял на него этот человек, но он точно разрушил все его ожидания. Они с Хосоком оставили его одного на какое-то время. Но вечером, когда они возвращались, думая, что Чимин пришел в себя, то поняли, что дверь была заперта. Обе.

Сам Чимин через силу сменил свою одежду, умылся, а потом ушел к себе в комнату, чтобы выспаться на своём мягком футоне.

Он принял парней лишь через трое суток, понимая, что ему становится хуже, но все еще не отпускал ситуацию. Он почти не говорил с ними и резко отвечал на вопросы. Он не смотрел на них. Он был измотан. А-мин находился в своём воображаемом мире, представлял образ любимого и думал, как бы было сейчас тепло и уютно в его руках. Иногда он говорил вслух о том, как он скучает или любит. Лин начинал плакать и уходил в другую комнату, а Хосок терял свои убеждения насчет состоятельности Мина.

— Чимин, — в одно солнечное утро, когда Лин уехал в другой город, чтобы, видимо, посоветоваться с более опытными лекарями, Хосок воспользовался возможностью поговорить о той душераздирающей теме вновь.

— Здравствуй. Там светло, да? — он слегка повернул голову, но кроме потолка ничего не увидел.

— Светло, но я завесил окно, чтобы тебе не резало глаза, — вздохнул тот. — Чимин, давай обсудим это еще раз, прошу тебя.

Пак опустился на спину. И, судя по его выражению лица, с каждым разом оно было все белее, или серее, в общем — состояние Чимина оставляло желать лучшего. Теперь даже такие вещи, как просто вздохнуть, казались ему чем-то невыносимо трудным, и всякий раз, когда тот начинал задыхаться, Хосоку приходилось укладывать его животом к себе на колено и в буквальном смысле выбивать сгустки крови, а потом делать массаж в области груди, пока Чимин сам не сделает вздох. Глаза Чимина были все такими же серыми, и взгляд, казалось, совсем расфокусирован.

— О чем мы должны говорить с тобой? — еле прошептал Чимин, затаив дыхание.

— О Юнги.

— Если ты хочешь унизить его в очередной раз, то, прошу тебя, покинь меня, не заставляй меня мучиться, — он закашлял.

— Нет, Чимин. Может, я продолжу таить на него обиду и слегка ненавидеть его за то, что он не смог предпринять какие-либо меры, чтобы спасти тебя, но я не могу отрицать твою любовь к нему. Но даже несмотря на это, даже не смотря на то, что я соглашаюсь с тобой и принимаю все твои убеждения, я не могу из принципов допустить еще одной вашей встречи. Это слишком губительно повлияло на тебя, — Хосок дрогнул, когда Чимин выдернул из его крыла золотое перо. Он смотрел на него завороженно, как на сокровище, но потом эта искра в его взгляде потухла. Для Чимина не было ничего лучше, чем его любимый человек.

А затем это перо выпало из его руки, медленно опустившись на прохладный пол.

— Примерно так же я лечу вниз, и, заметь, у тебя есть крылья, но ты не пытаешься удержать меня на одной высоте, на которой еще можно было бы выкарабкаться. Теперь же, — Чимин закрыл глаза и свесил руку с кровати, — мое доверие принадлежит только одному человеку. И только он имеет возможность вытащить меня к свету. И я начну относиться к вам, как положено, только после нашей встречи.

— Это было грубо с твоей стороны, — эльф поник и еще раз, видимо, теперь в последний за сегодняшний день, посмотрел на своего клятвенного брата. Он не ответил ему.

Когда прибыл Лин, Чимин предпочёл использовать все накопившиеся силы, чтобы скрыться в своей личной комнате.