34 (2/2)
Вскочив из-за стола, они ринулись к выходу, по пути выдернув Гермиону из толпы и рассказывая ей о своих открытиях.
— Тогда куда вы так летите? — перескакивая через ступеньки третьего этажа, взволнованно спросила Гермиона.
— К Дамблдору, конечно, — сбивчиво ответил Гарри.
— Так, стоп! — жестко выкрикнула она, потянув Гарри на себя. Бегущий впереди Рон тоже остановился.
— Ну чего ещё? — Рон положил руку на перила, чтобы отдышаться.
— Вы оба действительно считаете, что ни Снейп, ни Дамблдор, увидев воспоминания Гарри, не поняли, для чего Томсону кровь сирены в преддверии выборов?
После этих слов гордость, с которой Гарри и Рон несли свои догадки и открытия директору, стала расплавляться, как сахарный песок под каплями воды. Оба чувствовали себя донельзя глупо.
— То, что вы только до этого додумались, не значит, что об этом не додумались они, — Геримона прошлась пятерней по взмокшим кудрям. — И тем не менее, это уже что-то.
Вернувшись в опустевшую гостиную Гриффиндора, все трое устало рухнули на диваны. Теплый треск поленьев уносил каждого из них в мысли, которые ни один из них не мог озвучить.
Гарри прекрасно понимал, что у него катастрофически не хватает ни знаний, ни времени, что не могло не пугать.
— Может, сделать ещё одну вылазку? — Гарри не сразу понял, что проговорил свои мысли вслух.
— Ты рехнулся, что ли? — буркнул Рон, усевшийся в кресле напротив. — Ты решил окончательно умом двинуться?
— Но ведь только так мы успеваем хотя бы добывать свежую информацию, — осматривая каминную полку, сказал Гарри.
— Гарри, ты же сам прекрасно понимаешь, что это может ничего и не дать, а, даже наоборот, ухудшить ситуацию. Он может опять исказить воспоминания, — сказала Гермиона устало, намекая на то, что случилось в Министерстве, когда из-за слепой доверчивости Гарри погиб Сириус.
— Тогда я снова в тупике, — прищурился Гарри, чувствуя привкус крови на губах.
Каждый день последующей недели троицы тянулся от завтрака до завтрака, времени, когда почтовые совы приносили газеты. Информации о предстоящих выборах было так много, что голова кругом шла.
— Это абсолютно бесполезно, — Гермиона побежденно вскинула руки вверх. В пустой библиотеке её возглас эхом прошелся по книжным полкам. — Мы тут бессильны.
— Абсолютно впустую, — Рон положил подбородок на парту и накрылся сверху помятой от постоянного перелистывания газеты.
Гарри нечего было на это ответить. Подперев щеку кулаком, он царапал пером каракули на одном из заголовков газеты.
— Все данные друг другу противоречат, — Гермиона начала сгребать всю бумагу в одну кучу.
— Это просто не для наших умов, — отозвался голос из бумажного домика. — Нам бы на своем уровне разобраться. Везде мы точно не успеем.
Гарри слабо кивнул. Даже, если бы они и нашли что-то, то ничего, кроме, обладания этой самой информацией, не получили бы.
— Пускай, — к своему удивлению, Гарри сказал это достаточно спокойно. — Я только надеюсь, что те воспоминания помогут Дамблдору.
Гермиона схватилась за крышу бумажного домика Рона и положила газету в общую груду, чтобы, проведя палочкой над ней, превратить страницы в исчезающий в воздухе пепел.
— Что ж, — сказала Гермиона, и откуда ни возьмись на стол тяжело упало три учебника, заставив Гарри и Рона поморщиться, — чтобы наше нахождение в библиотеке не пропадало зря, предлагаю подготовиться к зельеварению. Слизнорт же говорил, что завтра будет тщательный опрос по всем трём методам изготовления зелья забвения.
— Зачем извращаться, — возмутился Рон. — Обливиэйт наслал на себя — и дело с концом.
На это Гермиона молча раскрыла перед собой тетрадь, книгу. Остальным же не оставалось ничего другого, кроме как последовать её примеру.
* * *
Щурясь от палящих лучей, бьющих через открытую фрамугу теплицы, Гарри ерзал на стуле и пытался спрятаться под ядовитой тентакулой таким образом, чтобы можно было скрыться в тени её ствола, но не подвергнуться нападению самого дерева. Все ученики сидели в проходе на стульях, принесенных из другого кабинета. Посредине находился стол, на котором стояли похожие на белые зонтики цветки в коричневых горшочках.
— Так, скажите, — звонким радостным голосом спросила мадам Стебль, — какая часть цикуты используется для приготовления уменьшающего зелья и почему? — из всего класса поднялось только пара рук. — Да, Невилл.
— Из сушеных плодов, профессор. — выпрямив спину, затараторил сидящий спереди от Гарри Лонгботтом. — Плоды почти округлые или яйцевидные светло-бурые двусемянки, немного сжатые с боков, с пятью выступающими волнистыми рёбрами; распадаются на два полуплодика, мерикарпия, длиной три или четыре миллиметра. Плодоносит в августе или сентябре.
— Верно. А почему не из других частей?
— Потому, что цветки используются для изготовления омолаживающего зелья.
— Очень хорошо, Лонгботтом.
— А можно вопрос? — нерешительно спросила Парвати, сидящая с другой стороны стола.
— Конечно, — добрая улыбка всё так же озаряла округлое лицо профессора травологии.
— Почему так много уменьшающих зелий, но так мало омолаживающих? Ведь основной ингредиент-то один и тот же.
— Потому что на вас, женщин, все равно омолаживающего не напасешься, — из-за широкого папоротникового листа съехидничал Симус.
Тихий одобряющий мальчишеский смех прокатился по классу.
— Это связано с методикой изготовления, — когда гогот стих, пояснила мадам Стебль, — а точнее, с концентрациями. На каждую комплекцию — разная концентрация. Тем более, необходимо контролировать степень омоложения, ведь цветки цикуты очень плохо реагируют на консерванты. В общем, зелье омоложения именно из цикуты — это, можно сказать, индивидуальный заказ. Поэтому волшебникам приходится обращаться к более взрослым и опытным зельеварам, таким, как Слизнорт, или же к более молодым, но талантливым, таким, как Снейп.
— Снейп? — слетело с губ Невилла. — Ой, простите.
— Да-да. Нечего удивляться. Несмотря на достаточно, — губы мадам Стебль сжались, задумчиво подбирая слова, — сложный характер профессора Снейпа, он является одним из самых талантливых волшебников современности, в частности, зельеваров. А ведь ему нет и сорока.
— Сколько? — с задних рядов раздался удивленный голос Рона.
Гарри сидел, пораженный не меньше его.
— Так, — в изумлении профессор ладонью прикрыла рот, только что осознав, что сболтнула лишнего. — То, что я сейчас сказала, желательно сильно не распространять, — в теплом взгляде промелькнули серьезные нотки.
— Конечно, профессор, — весь класс дружно улыбнулся, прекрасно понимая, что сегодняшним вечером в общей гостиной Гриффиндора появится новая тема для обсуждений.
— Я думал, что ему за пятьдесят точно, — закинув руки за голову, не унимался Рон. — Нехило же его потрепало.
— То есть то, что он является одним из самых талантливых волшебников магического мира, ты пропустил, видимо? — одернула его Гермиона. — В любом случае, ты тише разговаривай, Рональд.
Покидая кабинет ЗОТИ, троица влилась в общий поток хаотично идущих студентов.
— Ладно-ладно. Но согласись, ему этот возраст не дашь, да, Гарри?
— Угу, — на автомате ответил Гарри, мыслями оставшись в кабинете.
— Только не говори, что ты теперь, как Гермиона, страдаешь оттого, что за эти пять-десять минут, что Снейп нам дал на написание контрольной, ты ответил не всё, что хотел?
— Именно, — бесстрастно ответил Гарри, спускаясь по ступенькам третьего этажа.
— Скучные вы, — сунув руки в карманы, поплелся позади друзей Рон.
Низкий шепот покрывал холодный мрамор Тайной комнаты, стелясь заклинанием и проникая в поверхность камня. Тусклый свет тонкой материей наполнял пространство, исчезая в воздухе. Прикрыв покрасневшие глаза, Гарри старался совладать с трясущимися от усталости руками. Отступив в сторону, он потащил ноги в сторону лаборатории, чтобы закрыть дверь и направиться в спальню.
На тумбочке часы показывали половину второго, а Гарри чувствовал себя настолько уставшим, будто провел в комнате двое суток точно: ноги впечатывались в пол, а при каждом шаге норовили подкоситься; головокружение порой было до того сильным, что в глазах темнело и к горлу подступала тошнота, обдавая рот кислым привкусом. Гарри таращился на кровать, так манящую его своими воздушными подушками и уютным одеялом, но вместо того, чтобы кинуться в объятия мягких простыней, ютящихся на широкой двуспальной кровати, он поплелся в угол комнаты, в ванную. Плеснув на лицо воды, он, не вытирая капли, стекающие ему за ворот растрепанной рубахи, пошел обратно, по пути подхватив мантию-невидимку.
Выходя из галереи второго этажа на лестничную площадку, Гарри остановился и прислонился к раме одной из спящих картин, чтобы отдышаться. Перед глазами начало всё плыть, но он сделал над собой усилие и на ватных ногах, сквозь затуманенное сонное сознание, пошёл на седьмой этаж, чтобы, дойдя до спальни, спрятаться под мятым одеялом и забыться хотя бы на мгновение, пока его снова не разбудят.
Когда слабый огонь под пузатым медным котлом исчез, бледная рука провела волшебной палочкой над зельем, чтобы, создавая прохладный вихрь вокруг свежеприготовленного зелья, оставить его остужаться. Рядом стоящие пустые пробирки, закрепленные в деревянном стенде, тонко позвякивали. Черные глаза в очередной раз осмотрели светло-зеленое содержимое котла и, удостоверившись, что результат двухчасовой работы стабилен, проверили остатки ингредиентов. Оставив на краю стола масляную лампу, черный силуэт покинул лабораторию и, налив себе чай, уселся в кресло пред камином, около которого ровными рядами лежали свитки.
Закатывая рукава черной рубашки, тонкие пальцы обнажили бледную метку в виде змеи, покоящейся на внутренней части левого предплечья, чтобы потом проделать те же движения другой рукой. Закинув ногу на ногу, фигура подхватила одну из работ и раскрыла её. Время от времени падая в чернильницу, стоящую на столике справа, острое перо царапало на бумаге красным росчерком замечания, иногда вовсе перечеркивая целые строчки, чтобы потом в конце листа поставить «Тролль».
Кинув исписанное эссе на кресло позади столика, рука потянулась к очередной работе студента. Обсидиановый взгляд прошелся по знакомому почерку и уперся в запись, стоявшую особняком от основного текста. Прочитав пару строк, глаза в изумлении приоткрылись, а брови сошлись в переносице. Словно что-то обдумывая, большой палец подушечкой ходил взад-вперед по шероховатой поверхности пергамента, иногда приближаясь к определенной строке, а потом вновь убегая от неё, под пристальным и недоверчивым взглядом утомленных глаз. Когда на бледном лице возникла тень ухмылки, зрачки, словно слившиеся с радужкой, вновь уставились в несколько слов:
«Лестничная площадка второго этажа.
Когда?»