30 (2/2)

Новостей извне он тоже не получал. Газеты перестали появляться за обеденным столом, а преподаватели всё чаще пропадали в своих кабинетах, готовя материал для нового учебного года. Идти в Тайную комнату он тоже пока не решался, довольствуясь обществом книги «Природа Разума».

* * *

— Здравствуй, мальчик мой, — Гарри подскочил от неожиданности, когда за его спиной раздался спокойный голос директора. Гарри в это время брел по опустелым коридорам школы, разглядывая портреты, которые уже порядком приелись за годы обучения. — Наслаждаешься искусством? — Дамблдор задумчиво посмотрел на ряд рам, строем висевших в светлой галерее.

— Профессор Дамблдор? — с восторгом сказал Гарри. — Вы вернулись, — улыбка невольно всплыла на его лице.

Водянистые голубые глаз, обрамленные глубокими морщинами, по-доброму сияли в свете утреннего солнца, разглядывая очки Гарри. Белые, почти сияющие волосы волной падали на плечи, где, переходя в бороду, были прихвачены золотым шнурком. Из-под ткани синей мантии, по краям отделанной белым кантом шелковой ленты, выглядывали самоцветы, бросающие на пол и стены радужные блики.

— Как видишь. Ты не против пройтись немного? — директор рукой пригласил его продолжить путь в сторону своего кабинета. Весь путь он молчал, задумавшись, скрестив руки за спиной.

— Карамелек? — предложил Дамблдор, как только они оказались наедине в кабинете.

— Нет, спасибо.

— Точно? Что ж, тогда я, если ты не против, съем несколько, — обогнув стол, директор подхватил несколько коричневых тянучек из вазочки и сел за кресло, приглашая Гарри сделать то же самое.

— Профессор, — расположившись, Гарри начал подбирать слова, которые, как оказалось, были неуместны.

— Я слышал, ты меня искал, — Дамблдор оперся локтями на стол, сложив кисти рук под подбородком. — К сожалению, я не могу сказать тебе, что всё хорошо, мальчик мой, — эти слова перехватили горло Гарри, который в то же мгновение напрягся, боясь сделать лишний вдох. Намного тяжелее было слышать такое именно от того, кто является эталоном нерушимости и безопасности его близких и его лично.

— Но, — Гарри поджал губы и посмотрел себе на ботинки, — что я могу сделать?

— Пока — ничего, — все так же задумчиво произнес директор. Взгляд его был отрешенным, заставляя Гарри настороженно следить за мимикой Дамблдора, тщетно пытаясь прочитать эмоции на закрытой маске старческого лица.

Когда тишина начала душить в раздражающем тиканье часового механизма одного из циферблатов часов, директор встал и, скрестив руки за спиной, подошел к окну.

— Директор? — тихо начал Гарри. Он не был уверен, помнит ли о нем Дамблдор.

— Скажи мне, — хриплый голос звучал откуда-то издалека, — ты ничего не замечал последнее время странного в своей… связи?

— Нет, — разочарованно произнес Гарри, опять чувствуя себя виноватым в том, что будучи единственной связующей нитью с Волдемортом, абсолютно ничем не может помочь. — Кто-то ещё пострадал?

— Нет, — задумчиво, но равнодушно ответил директор, всё так же смотря в окно. — Тебе нужно быть очень осторожным, Гарри. Последние события показали, что почти в каждой сфере у него есть единомышленники. У него появилось больше приспешников, больше шпионов.

— Даже в Хогвартсе?

— Боюсь, что так, — Дамблдор наконец развернулся и прошествовал обратно к столу и, тихо усевшись, добавил: — Поэтому повторюсь, будь осторожен. Даже в нашей школе может быть небезопасно. Просто помни, что в случае чего ты всегда можешь обратиться за помощью к любому из деканов. Что-то не так? — директор участливо наклонил голову набок.

— Точно всем? — зеленые глаза с заинтересованностью рассматривали стопку мятых пергаментов на краю стола.

— У тебя есть подозрения в ком-то? — взгляд директора на миг заострился, но тут же закрылся пеленой доброжелательной сосредоточенности.

— Снейп. Мне кажется, что ему нельзя доверять, — он перевел взгляд на директора, но снисходительность, с которой на него смотрели, подкосила его собственную уверенность. Так смотрят родители на детей, когда те им сообщают, что совершили грандиозное открытие, которое давным-давно миру, и в частности, взрослому, известно. Но, чтобы не расстраивать чувствительного ребенка, взрослые на это улыбаются и подбадривают за старания.

— Не сто́ит так переживать, Гарри. Я полностью доверяю Северусу, — такая уверенность в личности Снейпа вызвала волну возмущения, которую Гарри с трудом смог погасить, — и советую тебе тоже довериться ему. Особенно свои сны, если они будут как-то отличаться от обычных. Хорошо?

— Хорошо, — нехотя согласился Гарри, прекрасно понимая, что Снейп будет последним человеком, к которому он сможет прийти за советом.

* * *

Последующие несколько дней для Гарри тянулись подобно густой патоке, под жарким палящим солнцем перетекающей в прохладные и освежающие ночи. В первую половину дня он старался помочь Хагриду с постройкой каменного амбара для заметно подросшей Алоисы, которая доходила Гарри уже до плеч. Хагрид уверял, что дракониха больше уже не вырастет, что, конечно, радовало самого Гарри. А после обеда, после демонстративного шествия с метлой на выход, скрывшись под мантией-невидимкой, он направлялся в Тайную комнату. Ходить ночью он не мог себе позволить, потому что интуитивно понимал, что сейчас находится под усиленным контролем всего преподавательского состава.

Поначалу он считал такой ритуал своей собственной паранойей, но, когда однажды, будучи скрытым под мантией, возвращался обратно в школу, увидел за одной колонн Макгонагалл, смотревшую аккурат туда, откуда только что летел Гарри.

— Гарри, отнеси это туда, — Хагрид схватил охапку сена, из-за которой стал мало заметен, и понес под самодельную крышу из досок, подпертых кривыми бревнами. Гарри же отлевитировал кучку разбросанных поленьев рядом с тем местом, куда упала ноша Хагрида. Лесничий потер грязной ладонью вспотевший лоб и прошелся мокрой рукой по густой бороде. — Тебе бы уже пора идти. С минуты на минуту дождь пойдёт.

С самого утра тяжелые тучи поглощали тусклый солнечный диск, к обеду полностью перекрыв собой весь небосвод, размывая линию горизонта. Вдали, там, где уже начался ливень, виднелись темные размывы на сером полотне, угрожающе приближающиеся всё ближе под сотрясающий пространство грохот неба.

— Ничего страшного, — отмахнулся Гарри и принялся за работу, — давай лучше быстрее разберемся с этим. Если что, у тебя останусь.

— Гарри, — кинув ещё одну кипу сена, полувеликан посмотрел на него виновато потирая затылок, — ты как бы под нашим контролем сейчас. Тебе лучше быть в школе, так сказать, под надзором профессоров, — последняя фраза, так опрометчиво сказанная, занозой попала в сердце Гарри, заставив остановиться и найти силы проглотить обиду, застрявшую комком в горле. Намного легче было знать неприятную правду, догадываясь, оставляя ей маленький шанс на то, что это было лишь игрой воображения. Когда же получаешь её без утайки, иногда становится горше ещё и от того, что обманывал сам себя.

— Хорошо, — Гарри смотрел туда, где, озаряя небо в белое, сверкала молния. — Давай тогда ещё вон те бревна спрячу — и пойду.

Когда наспех сооруженный навес был укрыт, Гарри попрощался с Хагридом и зашагал к школе. Первые шаги были скорыми, почти сбивчивыми, но не переходящими на бег, давая дождю возможность догнать себя. Когда же крупные капли, сорвавшись, ударили в сухую землю, поднимая облако пыли, забирая в свой плен всё окружение, Гарри остановился и поднял голову, прикрыв глаза. Утяжеляя одежду, вода обволакивала его тело, давая ощущение теплых объятий, от которых исходил давно позабытый запах озона и мокрой зелени. Обида вместе с теплыми потоками бегущей под ногами воды растворилась в глинистой почве. За глухой стеной нескончаемого ливня Гарри сложно было разобрать посторонние звуки, да он и не хотел. Раскрыв осторожно глаза, он поставил руку козырьком и пошёл дальше.

Ближе к главному входу, весь промокший до нитки, Гарри остановился и осмотрел арочные готические ворота, которые в свете сияющей молнии принимали угрожающий вид. Он решался сделать первый шаг на ступень, но понимая, что, увидев его в таком виде, преподаватели тут же начнут отчитывать, решил зайти в замок через оранжерею.

Отворив стеклянную дверь, Гарри вошёл в душную теплицу, в которой из-за обилия зелени и цветов тяжело было разглядеть вход на противоположной стороне. Осторожно стянув с себя липкую мантию, он начал сушить свои вещи, чтобы не оставить мокрые пятна на полу. Расправившись со штанами, Гарри приступил к рубашке, когда издали послышался скрип входных петель. Вскочив на ноги, он с разворота накинул на себя мантию-невидимку и, встав между двумя папоротниками, прикрыл себя их широкими листами и направил палочку на вход.

Неторопливая тень плавно двигалась вдоль черной растительности, сливаясь с её контурами. Гарри сделал шаг назад, стараясь сильно не задевать тонкие стебли окружавшей его зелени. Темный высокий силуэт, вытянув руку в сторону, не останавливая своего мерного шага, поглаживал листву, наблюдая, как она маятникообразно колышется. Когда фигура остановилась в метре от Гарри, разглядывая нераскрывшийся маленький бутон розы, удары сердца в висках Гарри заглушали окружение, не позволяя думать трезво. Резкая вспышка молнии просияла во всей оранжерее, в белом секундном свете обнажая яркие краски китайской розы, одну из которых в ладонях держал Филипп Мейсон. Фиолетовые глаза котевранца сияли нежной заботой, рассматривая лепестки. Большой палец задумчиво скользил по бархату, стараясь не травмировать легкую структуру цветка.

Филипп повернув голову, наклонился ближе и вдохнул острый от влажности аромат. Очередная громогласная вспышка — и его лицо исказила гримаса, а в уголках губ образовались желваки. Рука капканом сжала бутон, срывая его с тонкой ветки, желая раздавить. Пальцы смяли свою добычу и ослабили хватку. На раскрытой ладони лежали кроваво-красные остатки нераскрывшейся жизни.

Стараясь вдыхать как можно реже и тише, Гарри жадно следил за наполненными горечью фиолетовыми глазами, в которых время от времени мелькала безысходность, заставляющая брови приподниматься вверх в переносице. Услышав очередной раскат грома, Филипп обернулся на входную дверь и наспех скинул остатки бутона в горшок. Пальцы Гарри, до этого заметно ослабившие хват, резко напряглись, а палочка, разрезав воздух под тихое, но решительное заклинание «Legimentis», выстрелило еле видимой вспышкой, угодившей в лицо Филиппу.

Пространство вокруг Гарри тут же закрутило, образы сменялись один за другим, не соединяясь между собой в логическую цепочку. Его метало и тянуло в разные сторону одновременно, и чтобы сосредоточиться, сквозь боль в собственной голове, пришлось приложить достаточные усилия. Картинки вокруг все так же поражали сознание Гарри, но теперь он мог спокойнее анализировать ситуацию и сконцентрироваться на том, что ему действительно важно.

Робко и неуверенно, постоянно подгоняемый сторонними воспоминаниями, он начал доставать память о раздавленном бутоне. Когда Гарри собственным сознанием увидел, как он держит маленький бутон в своих руках и осознал, что хочет увидеть все ассоциации, связанные с цветком, под раздирающий девичий плач и крики женщины начал всплывать образ небольшой комнатки, обклеенной старыми выцветшими зелеными обоями в тускло-розовую полоску. Через мутное окно на взбитую кровать ложился сумеречный красный свет, придававший всему помещению рубиновый оттенок. В метре от кровати стоял потертый рабочий стол из темного дерева, под которым, закрыв уши руками, сжавшись всем телом в пол, всхлипывала Дэйзи. Перегородив собой путь, спиной к ней встала высокая стройная женщина, волосы которой растрепанно выбивались из черной тугой косы.

— Тим, прекрати, — расставив руки в стороны, её мать пыталась вразумить появившегося в дверном проёме мужчину. — Она не хотела.

— Нет, — не слушая её, шаткой походкой, опираясь кулаком о косяк, широкоплечий, со смуглой, оливкового цвета кожей, брел отец девочки, сжимая челюсти так, что проступали мышцы в углах челюстей, — она знала, что делает. Отойди, я должен её проучить.

— Очнись, — истеричный крик в конце перешел на фальцет. — Дэйзи же хотела как лучше. Она просто хотела, чтобы они были чистыми.

— И выкрасила мои, — жесткий рот выплевывал слова в сбивчивом потоке, заплетаясь в мыслях, — кроссовки белой краской. Дай мне её, Эл. Раз уж мы отдали её в эту чертову школу, пусть сделает их обратно чистыми.

Широкая рука крепко схватила женщину за плечо и оттолкнула в сторону, но Элеонора, опомнившись от боли, вцепилась в край стола, вновь перекрыв проход к дочке.

— Папа, хватит, — Филипп, до этого момента, находившийся в некоем оцепенении в дальнем углу комнаты, дернулся с места и вцепился в пальцы, до синевы сжавшие женскую руку, пытаясь разнять их. Размашистым нечетким пьяным движением Тим развернулся и, пошатнувшись, ударил сына свободной рукой так, что того откинуло на пол. Ножка кровати врезалась в плечо, заставив Филиппа скрутиться от боли.

— Тимоти, — обезумевшими глазами она смотрела то на мужа, то на сына. — Прекрати! — рассыпаясь на невидимые частицы, картина начала меняться, подгоняемая другими событиями.

— Мам, почему нельзя? — почти моля, спрашивал Филипп у Элеоноры. Они стояли перед скромным магазином цветов под брезентовым синим навесом. Из-под длинного доходящего до кистей хлопкового платья в пол на бледных запястьях женщины синим браслетом показывались кровоподтеки. Элеонора с задумчивой грустью перебирала цветы нарциссов, собирая их в округлый желтый шар, и, повесив на него бумажный ценник, установила в вазу.

— Фили, — ласково сказала она, — нам не на что будет жить.

— Но я могу подрабатывать ещё где-нибудь.

— Я очень ценю это, — она с заботой погладила его по щеке, всматриваясь в обеспокоенные глаза, — но ты прекрасно знаешь, что этого недостаточно.

— Но почему я не могу остаться на летние каникулы и помочь тебе? — он посмотрел на прилавок за её спиной.

— Так надо, — уже без улыбки ответила Элеонора. — Здравствуйте, мистер Лоринсон, — она помахала грузному веселому старичку, идущего им навстречу.

Словно через горлышко бутылки Гарри просунули обратно в реальность. Сил оставаться в чужом сознании уже не было. С каждым ударом неба голова раскалывалась на части. Вспомнив, где он находится, схватившись за край кашпо, Гарри заставил себя устоять ровно на ногах, чтобы вызвать как можно меньше шума.

Протерев глаза от рези, он обнаружил, что на корточках, опершись на пол, на расстоянии вытянутой руки сидит Филипп, переводя дух. Опомнившись, тот судорожно начал мотать головой в поисках посторонних.

Инстинктивно Гарри сильнее укутался в мантию и сделал шаг назад. Немая молния, отражаясь в аметистовых глазах, осветила оранжерею, давая возможность осмотреть окружение. Вяло приподнявшись на ноги, когтевранец с опаской отступил к выходу, и, напоследок осмотревшись, покинул теплицу, забыв прикрыть за собой дверь.

Под темным полотном не утихающего дождя, сползая по стенке, Гарри схватился руками за затылок, большими пальцами мягко сжимая виски. Глубоко хватая воздух, он пытался подавить приступы тошноты, возникшие от переутомления. Тело расслабленно село на влажные плиты, а голова, в попытках остановить головокружение, облокотилась о стекло. Влажная ткань одежды вновь липла к вспотевшему телу, не давая возможности полноценно вдохнуть и без того душный воздух, с которым в легкие Гарри проглатывал слабое чувство удовлетворения, разбавленное терпким стыдом.

Запрокинув голову, он бездумно водил взглядом по стволам растений и прозрачным ручьям дождя, стекающим по запотевшему стеклу в свободном рисунке вен, то объединяющихся в линии, то превращающихся в сплошную пелену, за которой мерцал серый небосвод, снизу ограниченный острыми пиками леса.

Когда Гарри ещё раз прокрутил в голове произошедшее, то с каждым разом техническая составляющая заклинания его волновала меньше всего. Он увидел банальную истину, до этого не замеченную в рутинном потоке дней, что однажды пережитая травма, затягивающаяся слабым келоидным шрамом, время от времени будет тревожить, убеждая своего обладателя в беспомощности. И такие метки есть у каждого, просто их расположение может быть разным в зависимости от того, как близко к сердцу был принят удар судьбы.

Хватившись за холодный керамический горшок, Гарри подтянулся и, удостоверившись, что прочно стоит на ногах, он посмотрел туда, куда в спешке убежал Мейсон. Приподняв тыльной стороной руки лист папоротника, он вышел в проход и, направив на себя палочку, принялся сушить вещи, от прохлады которых его начало уже трясти. Обернувшись в мантию-невидимку, под звук далекой и глухой барабанной дроби Гарри скорым шагом пересекал площадку первого этажа, не отпуская банальное откровение, что он один из многих, скрывающих свои шрамы перед взглядами окружающего мира.