29 (2/2)

— А кто смеется, мой обвинитель, — Тилль наклонился вперед, утыкаясь лицом в ключицу мужчины, обводя ее языком. — Мне приятно, что ты начал мной интересоваться так глубоко.

Тайсун вздрогнул, когда пальцы альфы сжали его вялый член.

— Их меньше, чем хотелось бы… — язык обвел сосок пленника, спускаясь ниже. Дыхание Люфте тяжелело, он жадно вдыхал исходящий от Апории запах. — Ты мой триггер, Тайсун, мой Авель…

Альфа опустился на колени перед пленником, разминая и разглядывая вялый член.

— А с тем ублюдком у тебя стояло, — Тайсуна передернуло от резкости в голосе Тилля, от линии искривленных губ. Прокурор дергано улыбнулся, душа внутри отвращение.

— Сделай это, Тилль, — он чувствовал, как лицевые мышцы незаметно подрагивают, удерживая лицо. — Пожалуйста, — он облизнул пересохшие губы. — Сделай…

Альфа улыбнулся так, словно налет раздражения слетел под ноги, рассыпаясь в прах. Он склонился ниже, поцеловал внутреннюю сторону бедра Тайсуна, потом еще и еще, подбираясь к вялому члену. Рот вобрал мягкую плоть, и Апория вздрогнул, напрягаясь всем телом.

Второго шанса Тилль ему не даст. В Идзине он уже заклейменный, его пристрелят, стоит лишь камере поймать в кадр его лицо, но он хотя бы может забрать с собой Голема, угрожающего его сыну.

Возбудиться не выходило, голова, казалось, сейчас просто разорвется от напряжения и давно застрявшей там тупой боли. Тайсун глубоко вдохнул, опустил руки на голову альфе, зарываясь пальцами в волосы, а потом спустя три удара сердца, потянул резко от себя, сразу, не давая ни себе, ни Люфте времени на реакцию, и впечатал колено ему в подбородок. Не совсем удачно, потому что рефлексы Тилля не подвели. Он частично заблокировал удар, несмотря на зажатые в цепких пальцах Апории волосы. Рванув голову, он выдрал себе клок волос, только это сейчас не имело значения. Ведь Тайсун все-таки кинулся к выходу.

— Не уйдешь, Тайсун! Я с Дихара шкуру спущу! — закричал Тилль, чтобы прокурор его услышал.

Альфа нагнал беглеца у двери, с поврежденной ногой далеко не убежишь. Но Апория, дернув дверь, точно заехал ею Люфте по правому плечу, а затем еще раз, но Тилль перехватил стальное полотно.

— Убью мальчонку, Тайсун, — зашипел в лицо мужчине Тилль, хватая того за предплечье. — На твоих глазах удавлю, — страшный оскал.

Апория вырвался, ввалился в «гончарную мастерскую», падая, что-то разбил, чувствуя как крупный осколок керамики вошел в бок. Пнул ногой накинувшегося на него сверху Люфте, отползая, схватил какую-то вещь и швырнул. Связанные руки сильно мешали нормальному сопротивлению. Тилль схватил его за травмированную лодыжку, Апория взвыл от боли, но в ответ саданул здоровой ногой в грудь. В ответ кулак прилетел прокурору в лицо, а затем еще раз. Тайсун потерялся на мгновение, но прийти в себя не вышло, руки сдавили горло.

— Кккхх… — захрипел пленник, практически теряя сознание.

Внезапно пальцы разжались, и Тайсун зашелся в приступе сильного кашля. Сквозь рассеивающуюся пелену перед глазами он увидел спокойное, как водная гладь, лицо Бьянконэ Д’Аккуза, что гарротой в эту самую минуту душил Люфте, разводя руки в стороны, затягивая удавку. Тилль отчаянно сопротивлялся, годы тренировок и работа в «полях» благоприятно сказались на его физической форме. Его перекошенное, красное лицо со злыми выпученными глазами, оскалившимся ртом, из которого вырывалось звериное рычание, было прямо перед Тайсуном, что изваянием сидел и отстраненно наблюдал, как напряженные руки Бьянконэ со вздувшимися венами лишают жизни Люфте. На лбу молодого альфы выступила испарина, плотно сжатые губы выдавали степень прилагаемой силы, но абсолютное спокойствие в его глазах на секунду приоткрыло Апорие истину. Этот человек убивает без колебаний.

Сердце Тайсуна бешено колотилось в груди, легкие обжигал такой диковинный привкус чего-то доселе неведомого: то ли эйфории, то ли справедливости, возбуждения или… Волна, что накрыла прокурора, не имела названия, просто в один миг он обрадовался появлению Д’Аккуза так сильно, что допамин и норадреналин ослепили своим взрывом в крови. В сознании радостно задребезжало «Он пришел», и сердце предательски-обреченно потянуло. Такое отвратительное чувство благодарности и…ненормальной влюбленности впитывалось в каждую пору, что стоило бы испугаться, но вот страшно почему-то не было.

Стоило трупу упасть под ноги Апории, как и сам прокурор позволил себе обессиленно откинуться на спину, прикрывая глаза, вслушиваясь в грохот собственного сердца, осознавая, что перед ним стоит именно Бьянконэ. «Пора домой, Тайсун» шепнула ему темнота, закрывшая веки.